Буржуазное равенство: как идеи, а не капитал или институты, обогатили мир - Deirde Nansen McCloskey

Глава 10. Дивергенция не была вызвана империализмом

Что не объясняет дивергенцию и успех Запада, так это традиционные "приложения-убийцы", которые, как утверждает историк Нил Фергюсон, были по-разному сильны на Западе после 1500 г., а именно: лучшая наука, лучшая (внутренняя) конкуренция, лучшие права собственности, общество потребления и европейская трудовая этика. Все это, по мнению Фергюсона, привело к "доминированию" Европы над остальным миром.

Напротив, до XIX века приложения были заметно выше за пределами Европы - например, медицина была выше в Китае, как и другие прикладные науки, во всяком случае, до открытия в Европе в конце XIX века и после него теории микробов, генетики, металлургии и органической химии, которые стали результатом свободы и достоинства, позволивших простым людям получить образование и работать. Китайские предприятия, скажем, в 1700 году сталкивались со здоровой внутренней конкуренцией в большей степени, чем европейские, раздробленные тарифами и меркантилистскими монополиями. Налоги в Китае были едиными, а транспортное сообщение - хорошим по мировым меркам, что рано проявилось в высокой корреляции китайских цен на товары севера и юга, востока и запада.

Политическая конкуренция, отмечает Фергюсон - и здесь он прав, хотя и условно, - в Китае, начиная с первого императора, обычно отсутствовала. Раздробленность Европы привела к благотворной межгосударственной конкуренции за бизнес, подобно тому, как американские города и штаты вынуждены конкурировать за бизнес. Она продолжалась и после 1800 года. Однако с экономической точки зрения спровоцировавшая ссоры раздробленность Европы была не только плохой, но и хорошей новостью. Она привела Европу к непрекращающимся войнам. Убивать людей и сжигать их дома, оказывается, вредно для экономики. Некоторые наблюдатели хотят, чтобы столь очевидный тезис оказался неверным, чтобы дул хороший ветер. Например, историк экономики Патрик О'Брайен утверждает, что (заключительный этап 120-летней) британской антифранцузской мировой войны 1793-1815 гг. был в целом полезен для Соединенного Королевства, сделав его более сплоченным и стимулировав производство железа. Но трудно представить, как мирные два десятилетия не были бы еще лучше, если бы не отвлечение поразительно высокой доли ВВП на военные корабли, пушки и пушечное мясо (что О'Брайен сам и измерил).¹ Фойгтлендер и Вот приводят странную, но не совсем неправдоподобную версию о том, что необычные успехи европейцев в убийстве друг друга поддерживали высокие зарплаты, объясняя тем самым Первую дивергенцию, то есть высокие зарплаты в (северо-западной) Европе 1348-1800 гг. по сравнению с менее кровожадными государствами, такими как Китай.² Однако лучшие поля для убийств, такие как Германия в Тридцатилетней войне, не были местом процветания роста. В любом случае можно сомневаться, что Первая дивергенция имела большое значение для Великой дивергенции XIX века. Да и для многочисленных преждевременно умерших европейцев "благо" было не столь уж приятным. При такой бухгалтерии можно было бы обогатить одного оставшегося в живых немца за счет истребления остальных.

Китайские права собственности в древности были хороши. Повторимся, однако, что убийственное приложение прав собственности характерно для любого организованного общества, поскольку именно это и означает "организованное". Возможно, Фергюсон опирается в своем изложении на хронологию Дугласа Норта и Барри Вайнгаста, которые приписывают значительное улучшение прав собственности английской Славной революции 1688 года.Даже если мы будем настаивать на англоцентричности, как это делают Норт и Вайнгаст, данное утверждение будет ложным, и в любом случае уместнее будет указать на Гражданскую войну в Англии четырьмя десятилетиями ранее, в ходе которой, например, были отменены все существующие внутренние монополии, или на Статут о монополиях (1624 г.), в котором парламент объявил, вопреки королю, что предоставление новых монополий "полностью противоречит [общему] закону этого королевства и [является и должно быть] недействительным", или, действительно, на дело Darcy v. Allen (1599 г., почти за девять десятилетий до революции, которая, как утверждают Норт и Вайнгаст, положила начало хорошей собственности в Англии). В любом случае, нет никаких доказательств того, что 1688 г. стал поворотным пунктом в развитии права собственности, хотя он, безусловно, стал поворотным пунктом в развитии господства парламента, которое привело к "старой коррупции". Сравните с сегодняшней Италией.

Кроме того, "убийственное приложение" "общества потребления", если задуматься, является пустой категорией. Во-первых, потребление не расширяет производство. Думать так - значит применять к долгосрочной перспективе то, что верно только в краткосрочной, считать, что недостаточный спрос, вызвавший безработицу в 1933 году, - то же самое, что плохое трудовое законодательство, вызвавшее безработицу в 2016 году. Это заблуждение производственников. Другое дело, что, как сказал доктор Джонсон в 1778 г., "Положитесь на это, сэр, каждое состояние общества настолько роскошно, насколько это возможно. Люди всегда берут лучшее, что могут получить, - кружева, еду, образование. Все общества, как охотники-собиратели, так и горожане, потребляют сверх того, что "необходимо". "Потребительство" не является чем-то особенным для современного мира, как говорят такие культурные антропологи, как Мэри Дуглас и Маршалл Сахлинс.⁶ Правда, поразительно богатые люди современного мира могут спокойно совершать больше ошибок при покупке платьев, которые они никогда не наденут, и предаваться большим надеждам на то, что на этот раз они точно научатся играть блюз на недавно купленной гитаре, после чего она будет стоять в углу неиспользованной. Но такое потребление - это вопрос количества, а не качества, результат обогащения, а не его причина.

Что касается предполагаемого убийственного приложения европейской трудовой этики (которое в любом случае вряд ли может объяснить рост в 100 раз), то все работают много, когда не страдают от малярии и тому подобных болезней. Здесь Фергюсон, возможно, опирается на старое представление Макса Вебера, которое можно было ожидать от северогерманского протестанта в 1905 г., о том, что европейцы-протестанты работают больше, чем европейцы-католики (например, баварцы), не говоря уже о жителях индуистской Индии или конфуцианского Китая. Это не соответствует действительности, если опять же допустить дебилизм. Да и не заморачиваясь фактами, это в любом случае выглядит маловероятным, учитывая голод, который настигает лентяев в странах с тяжелой экономикой.

Фергюсон, прежде всего, заявляет, в соответствии с теорией "власть делает много", что приложения позволили после 1500 г. нескольким европейским странам "доминировать над остальным [миром]"⁷ Обратите внимание на год, заявляя о четырех с половиной веках "доминирования"."В какой-то момент он признает, что, если не считать застоявшихся империй Португалии и Испании, "господство" началось лишь довольно поздно - скажем, в 1854 г. с заключением американского договора об открытии Японии, или в 1858 г. с подавлением восстания сипаев в Индии, или в 1860 г. с победой во Второй опиумной войне против Китая - господство, завершившееся поражением колониализма после 1945 года. Таким образом, основное "господство" длилось около