Мандаринка на Новый Год (СИ) - Волкова Дарья

Она не ждала ничего от этой встречи. Точнее, запретила себе ждать. Только одно. Он уезжает на три месяца. Просто… просто на прощание. Чтобы помнить. Чтобы он помнил. Чтобы самой…

И когда, спустя несколько минут после первого жадного раза, едва у них обоих выровнялось дыхание, его рука скользнула к внутренней поверхности ее бедра, она сжала ноги и перехватила его ладонь.

— Не надо.

— Почему?

— Не хочу.

— Люба… Что я сделал не так? Тебе же нравится… Пожалуйста, — теплое дыхание прямо на ухо, тело мгновенно покрывается мурашками и почти нестерпимое желание развести бедра и позволить ему дать ей то, чего она хочет. Он прав! Хочет. И боится. Боится дать ему слишком большую власть над собой. Каждый раз, когда она так отдается ему, словно какая-то часть ее переходит ему. С каждым разом все больше и больше ее принадлежит ему. И это пугает, реально пугает. Потому что она не представляет, что с этим делать. И как с этим жить, особенно в свете того, что было совсем недавно. И из-за перспектив его скорого отъезда. Нет, инстинкт самосохранения берет верх над собственным вожделением.

— Я не могу.

— Почему?! Ты сердишься на меня? Все еще сердишься?

— Не в тебе дело.

— А в ком?!

— Во мне, — она прячет лицо ему в шею, чтобы он не видел. Не прочитал в глазах что-то, чему она и сама не может дать названия.

— Что случилось, Любава? Что изменилось? Почему?

— Я… — она вздыхает. — Ник, я… Ну, просто, мне нужен настрой и… Мне и так было очень хорошо.

— Люба…

— Правда, все в порядке, — оплетает его руками, ногами. — Давай просто полежим так, ладно?

— Ладно, — со вздохом соглашается он.

Провожать она его не поехала. С чего бы? Лишь за полчаса до времени вылета отправила смс-ку: «Удачного полета». Ответ пришел традиционный: «Спасибо». Пусть летит. В Африку. К черту. К памятнику Пушкину! К крокодилам и бегемотам! Она обойдется прекрасно без него. Подумаешь, три месяца. Подумаешь, одно лето. Как долго. Как же это бесконечно долго.

Глава тринадцатая, в которой на авансцену выходят, по заказу публики — фигура третья, разлучная, а затем Денис Валентинович Батюшко

Первое время она надеялась, что они будут общаться хотя бы виртуально. Но Ник бывал он-лайн редко, набегами.

— Тут кошмарный африканский интернет. Работает на магии вуду, по-моему. И на человеческих жертвоприношениях. И времени реально нет. Я один на пятьдесят детей в среднем. Ничего не успеваю.

…

— Не зря заставляют делать прививку от желтой лихорадки.

— Ты заболел?!?

— Нет. Пока ничем не заболел, но самочувствие так себе. Господи, Любка, здесь такая грязь, знала бы ты…

— Да? — ну что она может еще сказать.

— Они вообще не знают, что такое гигиена. Это другая планета. Черт! Опять. Все, убежал.

…

— Мне дали африканское имя. Теперь я Тэкле-Никос.

— Ну, здравствуй, Тэкле.

— Привет. Научил санитара Фикаду ругаться матом.

— По-русски?!

— Они не понимают, что значит: «Operating room urgently». А когда я ору: «Бегом, на х*й, бл*дь!» — хоть как-то начинают шевелиться.

— Трудно?

— Очень. Все, исчез.

…

— Как дела, Тэкле?

— Принимал роды сегодня.

— Это же не твой профиль?!

— Никого это не интересует, по большому счету. Ну, так вышло, в общем.

— И… как?

— До сих пор в шоке.

— Страшно?

— Ой, погоди, я тут с Дарь Санной консультируюсь параллельно.

И все — офф-лайн.

…

— Ты там жив вообще?

— Условно. Хочу борща. Хочу овсянки. И аппарат УЗИ.

— Чего больше?

— Не знаю. Зато тут никакой бюрократии. Никто тебя не контролирует. Кроме Бога — так они считают.

— Ник… — она не знает, что ему сказать.

— Приходится полагаться только на собственные глаза и уши. У нас тут есть инфекционист Хабаров. Пьет страшно, но не в этом дело. Он мне все говорит: «Развивай клиническое мышление, Николай».

— Развивается?

— Семимильными шагами. Не расстаюсь с учебником по тропическим болезням. Хорошо, что взял с собой.

— Ник…

— Лучше тебе не знать, что такое муха Тумбу. Все, ушел. Извини.

И так целый месяц.

Один раз она не выдержала и написала ему в офф-лайн.

— Я понимаю, что тебе трудно. Я чувствую. Не знаю, захочешь ли ты это прочитать, но я скучаю по тебе. Очень.

Написала. Перечитала. Нет, не надо ему это видеть. Но палец дернулся на кнопке мышки. Сообщение ушло. Удалить не успела — как по заказу он-лайн. Ответил он через минуту.

— Спасибо, что сказала. Я тоже ужасно скучаю. И… мать их! Ушел.

…

— Дурак я. Опыта захотелось набраться. Романтики африканской. Набрался столько, что не унести.

— Жалеешь?

— Хочу домой. Но останусь до истечения срока контракта. Извини, что ною. Все, больше не буду.

— Ты не ноешь!

— Все, убежал.

…

Потом он будто втянулся, привык там. Сообщения стали еще реже. Сплошное «времени нет», «убегаю», «труба зовет». А затем у нее наконец-то случился запланированный и долгожданный отпуск, который она собиралась провести с Соней. Шенген, серебристый «Фольксваген Гольф» и две синеглазые брюнетки внутри. Трепещи, старушка Европа! Только вот настроение было не особо боевое. Но не подводить же Соню? Тем более, что они планировали совместный отпуск еще с осени. Ударить автопробегом по Бургундии, Оверни и Лангедоку. А потом — по Каталонии и Валенсии. Там, в Валенсии, и планировали недельку пожариться на пляже. А потом обратно — Каталония, Лангедок, Овернь, Бургундия, Париж. Отличный план. Еще бы с настроением что-нибудь сделать.