Пути Господни (СИ) - Руслан Шабельник

Хозяйка Рената в последнее время стала нервной… кричала на Рхата, на Лизу, даже на Хозяина Брайена, часто без повода. Потом плакала, просила прощения.

Даже у Рхата просила.

Он прощал.

Ради встреч с Боэтой он был готов снести все крики мира, и ругательства, и оскорбления, и даже побои…

- Это мой план, в общих чертах. Нам необходимо проработать детали. Кто войдет в нашу десантную команду. Какие позиции займут остальные сектора. Кто поведет фабричных рабов. Будет направлять. Их действия, основные и второстепенные задачи.

- Боэта, я люблю тебя!

- Да погоди, Рхат!

***

Но некоторые бывшие братья и сестры безвозвратно погрязли в грехах и скверне.

Глядя на них, сердце Великого Сонароллы обливалось кровью. И не переставал он молиться за заблудших…

Летопись Исхода

Глава 3. часть 3

- Отринь заблуждения, прими истину природы Учителя. Влейся в лоно братьев.

- Пошел ты!..

Склады были заполнены полками и стеллажами, стеллажи были заполнены вещами. Нужными, как воздух, неприметными, как тень.

Вещи вынесли, спешно рассовав по освободившемся каютам.

Склады и полки заполнили людьми.

- Выйди к братьям и сестрам, публично покайся, публично прими наши взгляды. Стань одним из нас.

- Пошел ты!..

Их вызывали по одному. Неулыбчивый Харлампов, сопровождаемый парой рослых аграриев, конвоировал… задержанного бесконечными коридорами Ковчега. И хмурые взгляды щедро рассыпали на пути процессии острые камни.

Всякий раз, вызывая очередного заблудшего, Харлампов краснел девицей на выданье и старательно прятал глаза.

- Касьянов! – кидалось в сумеречную темноту склада.

- Иду!

Беседовал Александр Сонаролла, лично, с каждым. Он не прятал глаза – худой текстильщик, имеющий титул Пастырь и окруженный сонмом единодумцев.

- Познай истинное учение, и все, ты – свободен. Выйдешь отсюда, вернешься к семье…

- Пошел ты!..

Они упорствовали, эти инакомыслящие, упорствовали в своих заблуждениях.

- Учитель, Отец наш небесный, - не раз и не два Сонаролла возносил молитву тому, кто мудрее его. – Вразуми непонятливых, наставь на путь истинный заблудших. И дай мне сил и терпения воплотить волю твою. Прибави мудрости понять ее и отыскать пути претворения. Слава.

- Слава! – эхом вторили присутствующие, возносящие схожие молитвы.

- Отринь… прими… покайся… войди…

- Пошел ты!..

Терпение в этот час было превыше мудрости.

Терпение есть добродетель. Добродетель присуща не всем.

Брат Рав Танг, раскрасневшийся от обращения инакомыслящих, подскочил к хмуро глядящему на высокую комиссию Знанскому.

- Ах, пошел я?.. Да пошел ты!

Худая рука свистнула плетью.

Знанский упал, не столько от удара, сколько от неожиданности.

Алая густая кровь текла по подбородку.

- Отринь…

- Пошел…

- На!!

Глухой звук удара и жизненная влага брызжет рубиновыми каплями.

- Прими…

- Пошел…

- Получай!

И руки убрались кровью.

Чужой кровью.

Энтони Левицкий, потирая костяшки пальцев, склонился над братом.

- Ты откажешься от своих взглядов!

Ответом служил кровавый сгусток, презрительно сплюнутый разбитым ртом.

***

Высокого Трибунала ярусами не обойдешь.

Из сборника «Устное народное творчество»

Авраам Никитченко – Великий Пастырь испытывал удовольствие. Удовольствие смотреть на врага сверху вниз.

Лакомство для гурманов.

Именно на врага.

Если таковые отсутствуют – их следует выдумать.

Авраам выдумал.

Вытащил первую попавшуюся занозу из задницы и воткнул на вакантное место недругов.

Первая ласточка.

Давняя заноза.

Ничего, за ней придет черед остальных.

Засиделась, застоялась Мать Церковь. Зажралась! Авраам Никитченко мог так говорить – кому, как не Великому Пастырю?

Скоро, очень скоро, он слегка разворошит это гнездо, добавит огня под вяло булькающим киселем.

Учитель говорит: «Мир не стоит на месте». Застоялся, заждался настоящей работы люк Утилизатора.

Его пастыриат запомнят, ах как запомнят. Благодарные потомки будут вспоминать имя Авраама Никитченко, наравне с именами легендарных Великих Пастырей: Александра Сонароллы, Хоакина Морозова, Робура Линкольна. Доброжелатели будут превозносить его до звезд. Недоброжелатели… недоброжелателей не останется.

- … празднике… конкурса поэтов… ваши люди… арестовали юношу… техника…

Этьен Донадье произносил свою речь. Пламенно, с жаром. Сбиваясь с темы на тему и делая паузы в совершенно неожиданных, самое главное – неподходящих местах.

Великий Пастырь поморщился. Технарю, проводящему большую часть жизни среди безмолвных механизмов, никогда не освоить, не осознать многозначительность пауз, силу шепота, музыку крика, исчерпываемость недосказанного.

Этьен – милый враг, ты стоишь и краснеешь, ты так и не научился скрывать своих чувств. Теперь не научишься. И дело совсем не в возрасте или закостенелости характера. Просто – поздно. Слишком поздно. Время. Этьен, оно идет, оно движется, отсчитывая последние часы, дни, возможно – по самым оптимистическим прогнозам – недели. Оно идет, и оно работает на меня, на нас.

Мальчишка – это плацдарм, с которого начнется более чем широкомасштабное наступление.

И даже таких очевидных вещей, в своей ярости, в своем праведном гневе, Этьен, ты, увы, не видишь.

- Я не разделяю цеха и вековую принадлежность, - речь старшины техников начала утомлять – еще один минус в его актив, или пассив. Затянувшийся первый акт следовало заканчивать. – Перед законом все равны!

- Он ничего не совершил!

- Он оскорбил Мать Церковь! Публично! Это, по-вашему, не проступок! В старые времена и за меньшее отправляли в Утилизатор!

- Он молод, горяч, немного глуп…

- Он еретик! Слова его, поступки его – ересь! И он понесет заслуженное наказание! Как я уже говорил – перед законом все равны!

- Не хотите ли вы сказать…

Не без удовольствия Великий Пастырь наблюдал, как старшина техников белеет. А ведь до этого он был красный, как вишня.

- … Утилизатор…

- Я ничего не хочу сказать, более сказанного. Степень его вины и меру наказания установит Высокий Трибунал, заседание…

- Ваш Высокий Трибунал! – выплюнул техник.

- Да что вы себе!.. – а здесь можно и притворно возмутиться. Конечно его, чей же еще.

- Выпустите его! Сейчас же, сегодня!

- Аудиенция окончена!

- Выпустите, я прошу, пока прошу!

- Вы угрожаете? Мне угрожаете?

Вместо ответа, Донадье резко развернулся и, почти не шатаясь, зашагал к выходу.

Великий Пастырь смотрел на худую спину.

Да, не стать ему дипломатом.

***

Авария на фабрике.

Причина – выход из строя конвейера.

Потери – 0 (5 рабов).

Рекомендуемая квота на детей – 1.

- Осторожнее голову. Не смотри вперед!

Было поздно.

А успей предупреждение вовремя, Рхат все равно бы глянул, не удержался.

Да и как можно удержаться, когда перед самым носом такое…

Великая Мать!

Голова закружилась.

Колени подогнулись, сохраняя равновесие, Рхат Лун рухнул на четвереньки.

Рядом, в похожих позах, усиленно мотая головами, стояли остальные члены отряда.

- Не смотри!

Новенький, только появившийся из лаза рухнул позади Рхата.

Великая Мать, он почти забыл, как они выглядят. Привык, свыкся с вечно нависающим потолком.

Звезды. Тьма звезд.

Точки на недосягаемой чаше неба.

Летними ночами, когда всевидящее око Великой Матери разгоняло вечное покрывало облаков, проглядывали они – звезды.

Старики говорили – то души великих охотников и вождей, подвигами своими, заслужившие честь находиться рядом с Великой. Следить за племенами, пока богиня спит.

Когда-то и сам Рхат надеялся…

Столько звезд он не видел никогда.

- Толкай, толкай! А ты – выдохни. Ну же, поднатужимся!

Рхат Лун обернулся.

Обернулись многие.

Как они и боялись – Толстый Руи застрял в норе.

Половина складчатого, покрытого редким грубым ворсом, тела торчала снаружи. Вторая, наиболее объемная, намертво закупорила ход.

- Тянем, еще раз, все вместе. А ты не дыши, сожми мышцы!

Три больших глаза Руи виновато смотрели на Хозяина Брайена.

- А вы чего расселись, помогайте!

Рхат, вместе с другими, покорно обхватил мускулистую руку здоровяка.

- На счет три. Все вместе! Раз, два…