Рэмбо под Южным Крестом - Конрад Граф

За их спинами кто-то начал выбивать на перевернутой кастрюле ритмы Африки и затянул песню. Его дружно поддержали, стуча ладонями по столу. Зазвенела посуда. Но за столом гостям было слишком тесно, и они стали по одному выходить на середину комнаты, пытаясь изобразить хотя бы подобие танца. Они кривлялись, вихлялись, орали и громко хохотали, когда падали друг на друга. И тогда, чтобы заглушить их дикие выкрики и стук, Шаве подошел к приемнику и включил его на полную мощность. Металлические ритмы рока смели гостей с мест, будто порывом ветра. Пол под жесткими ударами пяток затрясся мелкой дрожью, зазвенела и задребезжала посуда в буфете.

— Пришел! — Шаве увидел в окно Мьонге. — Открой им все бутылки, — сказал он Жанне, — и жди меня.

Он вышел во двор и молча уставился на Мьонге. Вот и Мьонге потерял страх перед ним — тоже смотрит на своего господина, как на пустое место. Но Шаве было уже наплевать на всех — скоро он будет далеко отсюда, так далеко, что одно только расстояние заставит забыть об этом нелепом и диком мире, в котором нет никакого понятия о добре и зле, а есть только власть грубой силы.

Мьонге вынул из кармана глиняный шарик и молча подал господину. Шаве взял его, подумал и не стал таиться перед своим зомби. Он разломил его, вынул двумя пальцами простой речной голыш, и ему стало не по себе. Он почувствовал, как дернулось сердце и застучало гулко и невпопад. Ему нужно было понять раньше, что хотел сказать ганга еще тогда, когда передал три речных камешка: он потерял страх перед ним. И если Шаве на что-то еще надеялся, то теперь ганга подтвердил, что эти надежды были напрасны.

— Возьми это себе на память, Мьонге, — сказал Шаве, протягивая ему голыш.

Но Мьонге спрятал руки за спину.

— Нет, — сказал он, — ганга велел передать это на память господину, пока покровитель не возьмет его тело.

Неужели это сон в лунном свете, залившем все вокруг и отуманившем голову? Шаве зажмурился и снова открыл глаза, пробуждение не пришло. И словно во сне, каким-то чужим голосом он позвал:

— Иди за мной.

Мьонге обернулся на дом, откуда доносился грохот музыки и тяжелый топот ног. В окне четко выделялась фигура Жанны.

— Джон, они, кажется, устроили танцы и не собираются уходить.

— Они уйдут, Пит. Неужели ты думаешь, Шаве настолько глуп, что станет ждать, когда я натравлю на него полицию? Надо брать его только с алмазами, иначе потом их просто не найдешь. Да и не могу я остаться должником синдиката.

Рэмбо и Гвари стояли за кустами акаций у изгороди и слушали глухие ритмические удары, доносившиеся из дома Шаве. Наконец появился Мьонге и остановился напротив окна. Вслед за ним вышел Шаве, взял что-то у Мьонге и хотел возвратить, но тот спрятал руки за спину. Тогда Шаве пошел к своему участку, и Мьонге, оглянувшись на дом, последовал за ним.

— Пит, а ведь они идут к шахте.

Раздался треск: Шаве крушил свою изгородь, чтобы напрямую пройти к участку.

— Беги к дороге, Пит, — прошептал Рэмбо. — Оттуда ближе к отвалам. А я пойду следом за ними.

Гвари пригнулся и побежал к тропе. Рэмбо осторожно двинулся за Шаве и Мьонге. Здесь в проволочном ограждении тоже была дыра. Рэмбо остановился перед ней и присел на корточки. Перед ним лежало голое ровное пространство, и нужно было дождаться, пока Шаве скроется за отвалами, чтобы перебежать его незамеченным.

Шаве шагал широко, низко нагнув голову и ссутулившись больше обычного. Руки его были засунуты глубоко в карманы. Мьонге отставал он него шагов на пять. Поднявшись на отвал, Шаве остановился и подождал его. Когда Мьонге поравнялся с ним, он спрыгнул за отвал. Мьонге повернулся, будто надеясь увидеть кого-то, и стал спускаться за своим господином.

Шаве вошел в штольню, и его тяжелые шаги гулко отдались под ее сводами. Мьонге снова отстал и, нащупав в темноте скользкий треснувший стояк, остановился. Как-то он больно ударился об него, стояк коротко треснул, и сверху посыпалась земля. У Мьонге тогда остановилось сердце, и на лбу выступил холодный пот.

Сейчас он осторожно потрогал дерево и чуть не уколол ладонь — огромная тяжесть пласта расщепила стояк вдоль и наискось. Шаве продолжал идти вперед и вдруг остановился, не слыша за собой шагов.

— Мьонге, где ты?

Голос прозвучал глухо и беспокойно. Мьонге улыбнулся.

— Отзовись, Мьонге!

— Я здесь, господин.

Иди ко мне, Шаве сразу успокоился, и голос по-прежнему стал строгим и требовательным.

— Остановись, господин, и не двигайся, — предупредил Мьонге. Здесь стало опасно даже кричать. Там нет белого человека.

Наступила тишина.

— А где он, Мьонге? — наконец спокойно спросил Шаве.

— Я подарил его покровителю.

Мьонге нажал плечом на стояк, и раздался угрожающий треск. Сверху посыпалась земля.

— Мьонге, не делай этого! — закричал Шаве.

Выстрел был как удар грома. У Мьонге зазвенело в ушах. Он хотел что-то сказать господину, но услышал его быстрые приближающиеся шаги и всем своим телом налег на стояк. Он переломился, как спичка, верхний брус рухнул ему на голову, и Мьонге уже не слышал, как трещали опоры и верхний пласт мягко ухнул в пустоту. Штольня будто тяжело вздохнула и выбросила из себя густой клуб пыли.

Рэмбо успел отскочить назад и, споткнувшись обо что-то, сел на землю. Гвари подбежал к нему и остановился, тупо глядя на темную щель, оставшуюся от входа в штольню.

— Жаль Мьонге, — сказал Рэмбо, вставая. — Очень жаль.

Гвари молча повернулся и стал подниматься на отвал. Рэмбо догнал его, и они пошли напрямую через участок, уже не таясь, к дому Шаве, откуда доносились глухие удары ритмов.

Шаве не появлялся, и Жанна начала беспокоиться. Панамолям стало тесно в комнате, и они, толкаясь и натыкаясь друг на друга, вывалились во двор, оставив двоих лежать на полу. Жанна не знала, мертвые они или просто перепили. Она перешагнула через них, подошла к столу и по привычке хотела убрать посуду. Но вспомнив, что нужно уходить, перевернула стол на лежащих панамолей.

Дикие звуки из приемника били по барабанным перепонкам. Она хотела выключить его или ударить ногой, но раздумала и решила пойти вслед за Альбером, чтобы встретить его на участке и уже не возвращаться домой. Она выдвинула ящик буфета, взяла толстый бумажник с документами и деньгами и хотела засунуть его за корсет, но он не влезал. И тогда она нашла пояс, затянула его на талии и опустила бумажник за пазуху. Ей не хотелось ничего иметь в руках, чтобы не вызвать подозрений. Оглядев последний раз комнату, она вздохнула и вышла во двор.

То, что она увидела, заставило ее оцепенеть. Пять крокодилов широким кругом ходили друг за другом, низко пригнувшись, качаясь из стороны в сторону и размахивая длинными острыми ножами. Жанна хотела пересечь этот страшный круг, но когда оказалась в середине, крокодилы вдруг увидели перед собой жертву, которую нужно было принести нгандо-покровителю. Они стали медленно приближаться к ней со всех сторон. Жанна хотела закричать, но ужас перехватил ее горло. Когда крокодилам осталось до нее два шага, они сделали прыжок и вонзили в нее свои ножи. И Жанна только всхлипнула.

Рэмбо услышал этот всхлип, когда подбежал к изгороди. И тогда он резко свистнул. Двор заполнился полицейскими. Рэмбо стоял с Гвари у изгороди и смотрел, как парни Сандерса выворачивают пьяным панамолям руки и куда-то уводят, как доктор Ламбер, стоя на коленях, щупает пульс Жанны. Потом подошел Сандерс и, улыбаясь, крепко пожал руку Рэмбо и Гвари. Рэмбо отстранил его и подошел к Жанне. Она лежала на боку, неловко подвернув под себя руку.

— Странно, — пробормотал Ламбер, — она еще жива. Рэмбо, помогите мне освободить ее от этого… хомута.

Рэмбо вынул нож, разрезал платье вдоль всей спины и осторожно развязал шнур на корсете. Жанна сразу же обмякла, будто вздохнула. Рэмбо вытащил корсет, и вместе с ним выпал бумажник. Он поднял его и передал подошедшему Сандерсу.

Корсет я оставлю себе на память об этом приключении, — усмехнулся Рэмбо.

— Странная память об Африке, — пожал плечами Ламбер и, подержав руку Жанны, поднялся. — Все, господа. Теперь можно уносить.

Полицейские подняли тело и унесли.

— Сандерс, — сказал Рэмбо, кивнув головой на дом, — пусть поищут там, — двоих не хватает.

Он подошел к крокодильей шкуре, поднял ее за пасть и отрезал ножом голову.

— Это тоже на память, — сказал он. — Я обещал одному человеку выбить у крокодилов зубы и привезти ему.

— Вот это я понимаю — память! — одобрил Ламбер. — А то — дамский корсет! Фу!

— Кому что, — не смутился Рэмбо и, засунув корсет в крокодилью пасть, пошел к дороге.

Глава 17

Оставалось часа три до рассвета, когда Рэмбо и Гвари вошли в гостиницу синдиката.

— Джон, — сказал Гвари, — иди сам освобождай Пери. А я устал до чертиков. Искупаюсь и завалюсь спать. Когда вернешься, не буди меня. Иди, освободитель. Оставь крокодила, чего ты с ним таскаешься?