Россия, кровью умытая - Артем Веселый
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чего?
— Покарай меня бог, лапоть… Он доказывает наш свободный дух… Расступись, ботиночки, сапожки, лапоть топает…
Откинувшись на спинку плетеного кресла и устало прикрыв воспаленные глаза, Васька умолк. Он проспал несколько минут, потом встряхнулся, вытащил из кармана лакированную коробочку с кокаином, крупной понюшкой зарядил раздувающиеся ноздри, закрутил от удовольствия головой и, шлепнув Максима по костлявому заду, досказал:
— На кораблях согласно приказа подняты красные флаги, но нашим чудакам этого мало… Каждый хочет свою моду давить… Украинцы рядом с красным вывешивают желто-голубой, молдаване свой национальный флаг выставляют, а мы, русские, али хуже других?.. Красный у нас есть, еще старое андреевское знамя поднять будто неловко… Вот мы на страх врагам и вздернули над кораблем наш расейский лапоть — пускай вся Европа ужасается…
Максим, веря во всемогущество друга, не терял надежды добыть оружие. Он не отставал от моряков ни на шаг. Васька ни о чем и слушать не хотел, так как в тот самый день женился.
…Васька с Маргариточкой за свадебным столом сидят и друг дружке улыбаются. На нем вся матросская справа и оружие всевозможное понавешено. На ней новая форменка — женихов подарок… Куражится Васька, уцепил невесту за хребеток, в губки целует, вино пьет, стаканы бьет, похваляется:
— … в натуральном виде, с подливкой. Ржет братва, на слово не верит.
……………………………………………………………………………………………………— Го-го!
— Го-го-го!
Васька сердится.
— Что я вам, — говорит, — чувырло какое?
Из двух кольтов попадает Васька — на спор — в пустые бутылки, понаставленные на рояль.
Бабы визжат, братва потешается…
— Отчаянный вы народ, флотские, — кричит Максим через стол, — а я, а меня, оружие… Ждут станишники.
— Какое тебе оружие, ежели я женюсь? Отгуляем, отпляшем и…
Чечетку, ползунка, лягушечку как тряхнет-тряхнет Васька, локти на отлет:
— Рви ночки, равняй деньки!
Отяжелевшая голова Максима падала на стол, но взрывы веселья заставляли его таращить глаза…
В углу моряки играли в карты. На кону — золото, часы, кольца; керенки не считали, а отмеривали на глаз.
Тесть с картонной грудью и в измятом, сдвинутом на затылок котелке плясал камаринского на демократических началах. Гости над ним потешались, покрикивали:
— Уморушка, Татьянушка.
— Тряхни брылами, повесели морячков…
— Нет, спой-ка ты нам «Яблочко»…
— Сыпь, буржуй, на весь двугривенный.
Теща дышала над молодыми:
— Девушка она у меня чуткая, деликатная и умница-разумница… Гимназию с золотой медалью окончила… Вы, Василий Петрович, уж, ради бога, будьте с ней понежней… Она совсем, совсем ребенок…
Ваську от умиления слеза прошибает. Васька перед тещей пылью стелется:
— Мамаша, да разве ж мы не понимаем?.. Мамаша, да я в лепешку расшибусь!
Маргариточка за роялем трень-брень… Ее восковой голосок тонет в мутном, утробном реве…
Я на бочке сижу,Ножки свесила,Моряк в гости придет,Будет весело…
На улице под окном песню подхватили с присвистом, брызнуло стекло, и — в раме — рожа дико веселая.
— Э-э, да тут гулянка?
Под окнами летучий митинг:
— Свадьба…
— Фарт.
— Залетим на часок?
— Вались, лево на борт…
Жених высунулся из окна и, смутно различая белевшие в темноте рубахи моряков, зазывал:
— Заходи, ребятишки, места хватит, вина хватит, заходи…
Э-э, яблочкоНа тарелочке,Надоела жена,Пойду к девочке…
Дом гудел и стонал…
Выпили все шампанское, весь спирт и всю самогонку… Под утро тесть привез корзинку прокисшего виноградного вина — не разбирая, и его выпили… Спали вповалку на битой посуде, на растоптанных объедках. Похмелялись огуречным рассолом.
Кто-то хватился Васьки.
Васьки не было…
— Ах, ах, где молодой?
— Нету молодого, пропал молодой!
Теща плачет, в батистовый платочек сморкается… Маргариточка белугой ревет, охорашивает ягодки помятые… Шафера выжимают из бутылок похмельку, к подругам Маргариточкиным присватываются…
Кинулся Максим Ваську искать, нету Васьки.
Оказывается, на фронт махнул, а, может быть, и не на фронт. Вечером будто видали Ваську — в городском театре зеркала бил… А потом слух прошел, будто влюбилась в Ваську артистка французская… Зафаловал Васька артистку — раз-раз, по рукам и в баню… Лафа морячку, куражится, подлец: «Артистка, прынцеса, баба, свыше всяких прав». Пришли товарищи поздравлять дружка и видят: артистка не артистка, а самая заправская — страшнее божьего наказанья — чеканка Клавка Бантик… Кто ж не знает Клавки Бантик?.. Перва б… на всей планете. Васька, на что доброго сердца человек, и то взревел:
— Ах ты, кудлячка…
Плеснул ей леща-другого, и в расчете — бесхитростный Васька человек.
Стонут, качаются дома пляшут улицы…
Прислонился к забору китаец — плачет, разливается:
— Вольгуля, мольгуля…
Выкатились из гостиницы моряки и навалились:
— Что означают твои слезы?
— Вольгуля, мольгуля… Моя лаботала-лаботала, все деньги плолаботала, папилоса нету, халепа нету! — Слезы эти из него так и прут. — С каким палахода?
— Хо, хо, бедолага, сковырни слезы, едем с нами…
— Моя лаботала…
— Аяй, шибко куеза, кругом свобода, а ты плачешь?.. Эх, развезло, размазало, стой, не падай!..
Могучие руки втолкнули пьяного Максима в реквизированную архиерейскую карету с проломленным боком… Ввалились в карету Васька Галаган, шкипер Суворов, еще кто-то… Сорвалась и понесла тройка, разукрашенная пестрыми лентами — и у лошадей праздник, и лошадям было весело…
С-в-и-ст!!!
— Пошел на полный!
— Качай-валяй, знай покачивай, кача-а-ай!..
— Рви малину, руби самородину!
Помнил Максим и станицу и фронт, на сердце кошки скребли, а слова его расползались, ровно раки пьяные:
— Вася, родной… Господи, братишка, в контрах вся Кубань, сорок тысяч казаков…
— Погоди, и до казаков твоих доберемся, и их на луну шпилить будем…
— За что мы страдали, Вася?.. Оружие…
— Не расстраивай, солдат, своих нервов… Всех беломордых перебьем, и баста… Останутся на земле одни пролетарии, а паразитов загоним в землю, чтоб и духу ихнего не было… Оружия достанем, дай погулять, дай сердцу натешиться вволю — первый праздник в жизни!
Городской театр трещал под напором плеч. На стульях сидели по двое, людями были забиты проходы, коридоры. Сидели на барьере, свеся ноги в оркестр.
Ставили «Гейшу».
Музыканты проиграли заигрыш, взвился занавес.
Очарованный китаец, вытянув тонкую шею и перестав дышать, смотрел на залитую светом сцену… Потом он начал смеяться и в лад музыке протопывать босой пяткой:
— Уф, моя халасо, товалиса!.. — По грязному лицу его были размазаны непросохшие слезы.
Васька с Суворовым, расставив по борту ложи бутылки, прихлебывали прямо из горлышка шампанское. «Гейшей» интересовались и языками чмокали?
— Вот это буфера!
— Вот это да-а-а…
— Брава-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…
На заднем плане трое в карты перекидывались. Максим под стульями спал. Васька разбудил его.
— Поехали?
— Куда?
— За денежками на дредноут.
Через жарко дышащую толпу они вытолкались из театра и в своей карете покатили в порт.
На кораблях горели сочные огни.
Под твердыми ударами весел шлюпка летела, оставляя за собой искристую пылающую дорожку. Дредноут «Свободная Россия» выдвинулся навстречу, как огромная серая льдина.
С борта окрик:
— Кто идет?
— Свои.
— Пароль?
Моряк, пришвартовывая шлюпку к трапу, крепко выругался: по ругани вахтенный и признал своего.
Гремя сапогами, пробежали по железной палубе и спустились в кубрик.
Открыл Васька сундучок кованый: керенки, николаевки, гривны, карбованцы — все на свете… Подарил дружку цейсовский бинокль.
— Вот и портсигар бери, не сомневайся, портсигар — семь каратов…
Сунул Максим бинокль за пазуху, вертел в руках портсигар: и радовал подарок и смущал своим дорогим блеском…
— Может, зря это, Вася?
— Чего гудишь?
— За два оглядка куплено? — подмигнул Максим и неловко улыбнулся.
— Ни боже мой… Никогда и нигде грабиловки на грош не сочинили… Все у мертвых отнято. Скажи, браток, зачем мертвому портсигар в семь каратов?
Максиму крыть нечем.
— Показал бы ты мне корабль, экая махина, — сказал он, оглядывая железные, наглухо клепанные стены.
— Можно. Сыпь за мной.
Спускались в кочегарку, моряк рассказывал:
— У нас на миноносце «Пронзительном» триста мест золота на палубе без охраны валяются, никто пальцем не трогает, а ты говоришь — грабиловка… Тут, браток, особый винт упора, понимать надо.