Евроцентризм – эдипов комплекс интеллигенции - Сергей Кара-Мурза

С XVII века, похоже, мы попали в этот заколдованный круг, поочередно прилагая модель капиталистического общества к животному миру, а затем используя образ этого «буржуазного» животного мира для объяснения человеческого общества… Похоже, что мы не можем вырваться из этого вечного движения взад-вперед между окультуриванием природы и натурализацией культуры, которое подавляет нашу способность понять как общество, так и органический мир… В целом, эти колебания отражают, насколько современная наука, культура и жизнь в целом пронизаны господствующей идеологией собственнического индивидуализма» [36, c.123,132].

Интересно сравнение образов животных у Льва Толстого и Сетона-Томсона. Толстой, с его утверждениями любви и братства, изображает животных бескорыстными и преданными друзьями, способными на самопожертвование. Рассказы Сетона-Томсона написаны в рамках идеологии свободного предпринимательства в стадии его расцвета. И животные здесь наделены всеми чертами оптимистичного и энергичного предпринимателя, идеального self-made man. Если они и вступают в сотрудничество с человеком, то как компаньоны во взаимовыгодной операции.

Итак, первый вывод, который приходится сделать: наша либеральная интеллигенция в лице ее делегатов, сочинивших проект конституции, предлагает положить в основу нашего жизненного устройства самую тоскливую и разрушительную философскую идею Гоббса. Ибо даже фашизм не доходит до идеи войны всех против всех, а предполагает хоть и извращенную, но солидарность части людей. Это, кстати, означает и отказ от демократии: по Гоббсу, предотвратить разрушение общества, заставить вести войну по правилам должно государство-Левиафан. А. Тойнби пишет об этом замещении христианства культом Левиафана:

«В час победы непримиримость христианских мучеников превратилась в нетерпимость… Ранняя глава в истории христианства была зловещим провозвестником духовных перспектив западного общества ХХ века… В западном мире за падением австразийской машины Карла Великого, в чем-то сопоставимой с достижением Льва Исаврийца, в конце концов последовало появление тоталитарного типа государства, сочетающего в себе западный гений организации и механизации с дьявольской способностью порабощения душ, которой могли позавидовать тираны всех времен и народов… В секуляризованном западном мире ХХ века симптомы духовного отставания очевидны. Возрождение поклонения Левиафану стало религией, и каждый житель Запада внес в этот процесс свою лепту» [7, с. 526-527].

Второй, не менее грустный вывод в том, что наша интеллигенция погналась за идеологическим блуждающим огнем чуждого нам и тоскливого мироощущения (похоже, не понимая этой тоски). В англичан уважение к священной частной собственности вколачивалось топором, петлей и огнем. Большой гуманист и моралист Адам Смит по-новому определил и главную роль государства в гражданском обществе – охрана частной собственности. «Приобретение крупной и обширной собственности возможно лишь при установлении гражданского правительства, – писал он. – В той мере, в какой оно устанавливается для защиты собственности, оно становится, в действительности, защитой богатых против бедных, защитой тех, кто владеет собственностью, против тех, кто никакой собственности не имеет» [38]. А еще говорят, что классовую войну придумал Маркс.

Как же английская демократия защищала собственников? Прежде всего, железом. В 1700 г. по английским законам 50 видов преступлений карались смертью, в 1750 – втрое больше, а в 1800 – 220. Подавляющее большинство – разные виды покушения на собственность. При этом законы были сформулированы так расплывчато, что на практике область применения смертной казни расширялась минимум в три-четыре раза. В 1810 г. один лорд, изучавший вопрос, докладывал парламенту, что в мире нет другой страны, где бы так широко применялась смертная казнь, как в Англии. Для защиты собственности «культурными средствами» привлекались философы и ученые. В 1802 г. сам великий Хэмфри Дэви произнес вердикт в терминах физических понятий: «неравное распределение собственности и труда, различия в ранге и положении внутри человечества представляют собой источник энергии в цивилизованной жизни, ее движущую силу и даже ее истинную душу». Какой раскол в обществе и душе каждого человека собираются создать советские либералы, внедряя эти представления в образ жизни и мыслей народов России, воспитанных на общинных представлениях, догмах православия и ислама! Фитиль какой войны поджигается сегодня!

Запад был намного осторожнее. Хотя основанная на конкуренции рыночная экономика на деле и следовала заветам Гоббса (а потом добавились мальтузианство, социал-дарвинизм и прочие «научные» обоснования, чтобы топтать ближнего), положить метафору войны в основание права буржуазия не решилась. И накануне французской революции Руссо выступил с новой теорией – общественного договора (или «социального контракта»). Именно идея общественного договора, компромисса, принимающего разные формы в разных культурах, и легла в основу представления о собственности. Из сферы естественного (т. е. не зависящего от времени и места, а заданного объективно, вне воли людей) права собственность была выведена. И если вы сегодня откроете какую-нибудь иностранную энциклопедию на слове «собственность», то первая фраза гласит: «Собственность – социальное явление». Социальное, а не природное. Конечно, ни Христос, ни Руссо, ни Маркс нашим либералам не указ. Но ведь даже отцы-основатели США считали собственность предметом общественного договора. Неужто и их не уважим?

Сегодня, как и предполагал Достоевский, западная цивилизация окончательно отказалась от Христа и отправила его уже на костер. Радостно тащат свои охапки хвороста и наши бурбулисы. «Бог умер!» – крикнул Ницше. После этого вещать, что для человека естественно, а что неестественно, имеет право только наука. Правовики научного покроя говорят о естественном праве, понимая под ним те базовые потребности, которые вытекают из природной сущности человека. Что же это такое и как это определить? Сколько надо человеку белков и витаминов – сказать еще можно, но сущность… Один старый философ сокрушался: тысячи лет нас мучает вопрос «что есть человек?», а для нынешнего ученого нет никакой загадки, и он отвечает: «человек был обезьяной». Часто подчеркивают, что естественное право – это право на удовлетворение очевидных потребностей. Расплывчато и, уж во всяком случае, никакого отношения к частной собственности не имеет – потребность в ней далеко не очевидна. Остается вернуться к сущности и к доказанным фактам. Значит, к антропологии. И тут, как ни крути, какую самую вульгарную социобиологию ни бери за основу (или даже совсем убогую механистическую модель человека-робота, предложенную бихевиоризмом – американской школой науки о поведении), выходит, что человек – порождение не только природы, но и культуры, общества. И никоим образом втиснуть частную собственность в сферу естественного права невозможно. Отношение к ней определяется конкретными социокультурными условиями. Долгое время, например, существовало рабство (причем в США – до недавнего времени). Значит ли это, что рабство также является естественным правом? Некоторые американские социобиологи стоят на позициях крайнего этноцентризма и уверены, что представления, привычные для среднего класса США, являются абсолютными и универсальными. Но их критикуют и в самой Америке – за склонность, по словам М. Салинса, «считать свойствами всего человечества особенности общества, в котором дошли до того, что как „собственность“ рассматривают даже своих детей, как это делают экономисты чикагской школы» (кстати, советник Гайдара, Джеффри Сакс, – тоже питомец чикагской школы).

А что касается исторических фактов, то нам должно быть стыдно перед лицом многих поколений антропологов, которые этот вопрос изучили досконально. Ну о каком естественном праве частной собственности может идти речь, если период капитализма составляет всего 0,05% от жизни человеческой цивилизации, а земледелие, начиная с которого и появилась собственность – 2%? Или человек для наших либералов лишь Homo ecomomicus, а все остальные – недочеловеки? Э. Фромм приводит выдержки из фундаментального труда И. Сервайса (E. R. Service, 1966) о примитивных обществах охотников и собирателей из самых разных частей света:

«Ни в какой из примитивных групп никому не запрещается использовать природные ресурсы, и ни один индивидуум не является их владельцем… Природные ресурсы, которыми живут группы, являются коллективной или общинной собственностью… Внутри группы все семьи имеют равные права на получение этих ресурсов. Кроме того, родственникам из соседних групп разрешается свободно охотиться или заниматься собирательством, по крайнем мере если они об этом просят. Наиболее частый случай видимого ограничения права на ресурсы касается деревьев, дающих фрукты, орехи и т. д. Иногда определенные деревья или группы деревьев приписываются каждой семье из группы. Но это скорее разделение труда, чем собственность, так как это делается с целью предотвратить бесполезную потерю времени и сил при работе нескольких семей в одном месте. В любом случае, собрала ли данная семья много фруктов или мало, действуют нормы распределения, и никто не испытывает голода.