Любить птичку-ткачика: - Светлана Демидова

– Я могла бы остаться в тени… Да и вообще, если бы ты не поторопилась так… с этой Параскевич, я могла бы продать тебе свой бизнес на очень выгодных условиях, как… подруге… Я ведь тебя считала подругой… И теперь, когда собралась замуж… мне ничего этого больше не надо… Меня тошнит от этого, Гелька! Какое счастье, что через три недели у меня свадьба… Я постараюсь забыть эту жизнь, как страшный сон. Тебя забыть…

– Кстати! – Геля расхохоталась. – Ты, кажется, собиралась меня пригласить в свидетельницы! Понятно, что теперь этого не стоит делать, но ты хотя бы открой тайну: кто же этот счастливчик? Кому ж ты наконец собралась доверить сей драгоценный сосуд – тощенькое тельце Серой Шейки?

Несмотря на злую иронию Гелены, Мила счастливо улыбнулась. Как приятно было вспомнить о Володе после этого отвратительного разговора.

– Не поверишь, Гелька, но это тот самый… сыщик… из «Шерлока Холмса», к которому ты меня случайно направила… ну… чтобы я, по твоим словам, отвлеклась на Романца.

– Тот самый?! – Геля расхохоталась еще громче. – Неужто сам Цебоев Владимир Юрьевич?

Миле очень не понравилось, что Геля так безошибочно воспроизвела имя-отчество частного сыщика. Что-то в этом было очень неприятное и даже болезненное. Она очень пожалела, что помянула Владимира при Гелене.

– Да, он самый, – сказала она, поскольку слово, которое – не воробей, уже вылетело. – И не понимаю, почему тебя это так развеселило.

– Сейчас поймешь, – ответила Гелена и достала из сумочки мобильник. – Только вот sms-ку отправлю… одному человеку… и все тебе в подробностях объясню.

Мила напряженно следила за тем, как Геля сосредоточенно набирает текст. Ее уже пугало все, что исходило от бывшей подруги и компаньонки. А та, между тем, набрала последнее слово, отложила изящный красный аппаратик в сторону и посмотрела на Милу – снисходительно и с сочувствием.

– Так в чем, собственно, дело? – с трудом спросила Мила как-то враз ссохнувшимися губами.

– Я уже говорила, что тебя ничего не стоит обвести вокруг пальца, – сказала Геля, и ее взгляд из сочувствующего превратился в брезгливо-сострадательный. Так смотрят на грязных безногих нищих на церковной паперти. – Неужели ты и впрямь решила, что Владимир Юрьевич тебя любит?

– Любит, – все еще упрямилась Мила, хотя от нехорошего предчувствия у нее уже стучало в висках.

– Вот говорила же: Романец тебя действительно любит, хотя и не пропускает ни одной юбки! Извини, что приходится повторяться, но ему это простительно! Во-первых, он публичный человек, знаменит и красив, чем притягивает поклонниц, которые ради него готовы на все. Во-вторых, в силу особенностей своей профессии вынужден постоянно крутиться между полураздетыми женщинами, а где обнаженные формы, там… и до греха недалеко, поэтому…

– Геля, мы, кажется, говорили не о Романце… – прервала ее разглагольствования Мила.

– Ах да! Мы же начали о твоем так называемом женихе…

– Он не «так называемый», а самый настоящий, потому что мы с ним подали заявление во Дворец бракосочетания, тоже, кстати, самый настоящий…

– Мил! Ну… между нами, девочками, говоря, разве Цебоев жених? На него же без смеха не взглянешь!

– Геля! А ты откуда знаешь, как он выглядит? – спросила Мила. Она вдруг поняла, что ей сейчас предстоит узнать нечто еще более отвратительное, чем раньше, и, как всегда в тяжкие минуты, укрепилась духом. Что ж, бороться так бороться! Она научилась этому еще в те времена, когда отец настойчиво советовал ей выбросить из головы дурь и устроиться работать на ткацкую фабрику сменным мастером.

– Так я же как раз и хочу тебе рассказать все самым обстоятельным образом, – рассмеялась Геля. – Владимир Юрьевич Цебоев несколько переиграл. Ему вовсе не было заказано тащить тебя во дворец. Да и вообще разыгрывать роль влюбленного я его не просила.

– А что ты его просила? – удивительно ровным голосом произнесла Мила.

– Молодец! Хорошо держишь удар! – отозвалась Геля. – Как уже говорилось ранее, мне надо было, чтобы он отвлек твое внимание от меня на Романца. При этом ему было дано строгое указание открывать тебе не больше двух его связей.

– А что так? Почему бы не все?

– Ну… если открыть все, то ты, чистоплюйка, сразу дала бы ему от ворот поворот. А так вы могли ссориться-мириться, сходиться-расходиться, словом, заниматься бесконечным выяснением отношений, а я пока продолжала бы делать свое дело!

– Гель, а обрывок газетки с объявлением о персидских кошках для Танюшки тоже был специальным образом приготовлен?

– Разумеется!

– И сколько же ты Цебоеву заплатила?

– Представь, нисколько!

– Он что же… сыщик по долгу службы, а брачный аферист по призванию?

– Он, Мила, не брачный аферист, а мой… почти родной брат.

– Что значит – почти родной? – ужаснулась Мила.

– Ну… сводный! Вовка – сын маминого второго мужа!

– И беспрекословно тебя во всем слушается?

– А вот это уже не твоего ума дело, почему и в какой мере он меня слушается! – неожиданно вдруг рассвирепела до этого очень спокойная Гелена.

Мила помолчала немного и сказала:

– Молодец ты, Гелька! Чуть ли не всех своих родственников и знакомых поставила под ружье! Против меня одной – и столько человек задействовала! А надо ли было так напрягаться-то?

– Но ведь все получилось почти так, как я хотела.

– Если не считать развалившейся в грязные клочья коллекции Параскевич!

– Не беда! – отозвалась Геля и показала Миле диск, который вытащила из системного блока компьютера: – Вот здесь все твои тайны! Ты сама говорила, что подготовила его для того, чтобы оформить наконец патент на ткань. Не станешь же ты со мной драться из-за диска?

– Не стану, – согласилась Мила и, неожиданно для Гелены улыбнувшись, вдруг спросила: – Гель? А вот Сельвинская Дарья Александровна… она кто?

– Она именно и есть престарелая теледива, которая заказала у Олежека платье для банкета, который при большом стечении гостей и прессы все же прошел в Телецентре на улице Чапыгина! – расхохоталась Геля. – Газеты читать надо, милая моя! И телевизор смотреть! Хоть изредка!

– Но как же… ты ведь звонила… – прошептала потрясенная Мила.

– Милка! Святая ты простота! – заливалась бывшая подруга. – Да я только делала вид, что звонила!

– А письмо?

– А письмо сбацала, когда мы с тобой в «Иву» заезжали, чтобы девчонкам зарплату выплатить.

– И сама засунула в Олегову куртку! – догадалась Мила.

– Ну наконец-то сообразила! Хвалю! Наша беседа тебе явно идет на пользу! Хоть сопоставлять события начала!

– Тогда твой братец-сыщик должен был бы сочинить про какую-нибудь молодуху под именем Дарьи Александровны!