Дорога на двоих - Константин Калбазов

Четыре собаки ярятся возле ограды, почти напротив крыльца. Ограда невысокая, набрана из штакетника, с просветами. Для зверья вполне достаточно, а вот человека уже не задержит, ну да оно и ни к чему, главное, что и прикрытием ему служить не может. Штакетник тонкий, пулю не сдержит, даже револьверную, а просветы не позволят укрыться. Разве только столбики и из винтовки не пробьешь, но опять же, тонкие, и за ними никакого прикрытия.

Какое-то время ничего не происходило, а затем в круг света от уличного фонаря въехали три всадника, рядом крутятся две лайки, только странные какие-то. Обычно эти собачки не скупятся на лай, а эти отмалчиваются, только зубы скалят, расстояние небольшое, и Бедричу это хорошо видно.

— Мир вашему дому, — прокричал один из всадников до боли знакомым голосом. — Бедрич, гляди, дырку сделаешь, потом не замажешь.

— Эмка, шубу накинь, — расслышав легкие стремительные шаги и зная, что сейчас последует, выкрикнул отец.

Как же, послушает она. Выскочила в одном только платье, да еще и в мягкой комнатной обувке. Бедрич, стоя на крыльце, даже прослезился от радости за дочь. Дождалась-таки, упрямица. И Сергей молодец, сдержал слово, приехал, как и обещал.

Еще на осенней ярмарке Кафка слышал о том, что Сергей вроде как пропал без вести. Эмка тогда так перепугалась, что проревела почти целый день. Но потом, покрутившись среди людей, отец принес ей радостную весть: мол, есть слух и о том, что Верная Рука вовсе не сгинул, а нашел приют у куроки. В итоге он убедил дочь в том, что людям дай только повод, так они будут чесать языком, пока не сотрут.

Затем был Белое Перо, который пришел договориться насчет щенков. Особо он не распространялся, но сказал, что Верная Рука действительно жив и сейчас гостит у куроки. О каких-либо подробностях он говорить не стал. Сослался на то, что особо ничего не знает. Однако им было достаточно и его утверждения, так как пинки почем зря болтать не станут.

И вот теперь этот скиталец стоит перед домом Кафки, обнимая Эмку и пеняя ей вполголоса насчет неразумности и зимней стужи. Потом спустился отец и, накинув на плечи дочери полушубок, велел идти домой, пока они определят коней на постой. Да и о собачках следовало позаботиться. Вон как клыки ощерили, того и гляди, в глотку вцепятся все никак не успокаивающимся псам на подворье. Да и сам Бедрич отчего-то не сомневается, что, случись так, и ему достанется на орехи. Прямо бойцовые псы, а не охотничьи.

— Ты уж прости, Ануш, но так случилось, что Сарка предпочла другого, — когда они оказались в доме, перво-наперво произнес Бедрич, винясь перед молодым человеком.

— О чем вы, дядько Бедрич? Она мне не обещалась, вы слова не давали, так что все по чести. А то, что случилось… Глупость то да кровь горячая, за то и ответ держу.

— Как так держишь? Ведь говорят, что вам помилование за службу беспримерную вышло?

— Так-то оно так, да только Бойли то помилование не приняли. Говорят, что, мол, если не отслужил все два года в черных шевронах, то и мира не будет. Хорошо хоть кровную вражду только мне объявили, а семья в стороне осталась. Батя хотел было поперек встать, да Сергей уговорил моих не вмешиваться. Вражда, она до добра не доведет. Тяжко бате пришлось, но все же отрекся он от меня по моей же слезной просьбе.

— Это получается, что тебе домой путь заказан.

— Получается, что так. Потому оно и к лучшему, что Сарка определилась, прямо камень с души. Куда мне семьей обзаводиться и оседать, коли кровники за плечами.

Это да. Сергей видел, какое облегчение испытал Ануш при известии о замужестве девушки. Ну а как иначе-то, если в его сердце прочно свила гнездо пинкская красавица. Парень уж заявил, что отправится с командиром к куроки, а у Сергея, по большому счету, и выбор-то был невелик. Высокая Гора прекрасно знает, кто они с Алексеем, и лучше бы он и Хитрый Змей были бы единственными, владеющими этой информацией.

Кстати, Хват (он напрочь отказывался именоваться иначе, хотя и имел паспорт на имя Лукана Губачека) тоже решил последовать за Варакиным, заявив, что такого удачливого парня в жизни не встречал. А еще его влекла развеселая, полная приключений и будоражащая кровь жизнь. Никакие уверения, что с этим покончено и теперь Сергей станет простым хуторянином, не могли его убедить в том, что это будет действительно так.

Возможно, причина еще и в том, что там, у куроки, бывший вор нашел свою семью, сестру и племянников. Почувствовал человек, что не один теперь на этом свете, а это много значит. Очень много. Настоящую цену этому знают только те, кто пережил подобную утрату и шел по жизни один. Без семьи и родни человек и не живет вовсе, а лишь существует.

— И куда ты теперь? — поинтересовался у Ануша Бедрич.

— Куроки приглашали к себе. Поставлю хутор и буду жить-поживать. Захотят Бойли, пусть попробуют сунуться.

— К куроки? А не опасно?

— Да что ты, дядько Бедрич. Там больше сотни рустинских хуторов стоит, да и сами пинки на земле оседают.

— Выходит, правду про них говорили?

— Правду, дядько Бедрич. Конечно, не все хотят расставаться с традициями, но большинство куроки уж осели, и остальные подтянутся. Соседи их не понимают и считают чудаками, но куроки не особо их слушают. За хуторян горой стоят, ну и те тоже не отстают. Живут дружно, участок какой захочешь, тот и выделят. Если скотину будешь разводить, то в холмах, там и пастбища, и сенокосы, а как пашню поднимать, то на равнине. Так чего еще нужно?

— Если так, то да. Ну а ты, Сергей, как? Будешь ставить хутор? Я уж и место присмотрел.

— Прости, Бедрич, но я решил тоже к куроки податься.

— Это как? — тут же заволновался хуторянин.

Даска, его жена, даже рот прикрыла ладошкой и стрельнула взглядом в сторону дочери. Ее примеру последовали все домашние, в смысле устремили взоры на девушку. Одна только Эмка, счастливая и притихшая, сидит рядом с суженым, ухватив его за локоть и прижавшись головой к сильному плечу. Кажется, что она сейчас и не здесь вовсе.

— А вот так, старина, — совершенно спокойно ответил Сергей.

— Так мы же вроде все обговорили, — не унимался Кафка. — Ты хутор рядом со мной собирался поставить.

— Э-э-э, не-э-эт, Бедрич, — возразил Сергей, поглаживая руку Эмки, лежащую на его локте. — Это ты хотел, чтобы я хутор поставил рядом с тобой и жили мы добрыми соседями. Я же тебе ничего не обещал. Понимаю, за дочь переживаешь, не хочется кровиночку отпускать в глубь пинкской территории. Но ведь ты и сам живешь на землях куроки и с ними общаешься, так что ничего нового, разве только подальше получится. С другой стороны, я ни на чем не настаиваю, мое слово прежнее, ты мне ничего не обещал, и я ничего не требую. Посчитаешь, что дочери твоей идти за другого, так и говорить не о чем.