Собрание сочинений. Том 1 - Константин Симонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ПЕРЕПРАВА ЧЕРЕЗ ЯНЦЗЫ
Мы плывем на лодке через Янцзы — Голубую реку,я, переводчик и еще три человека.Мы плывем на тот берег — в Учан из Ханькоу.А река! Какая река! Я еще не видел такого!Дождь моросит над Янцзы, по воде — маленькие кружки.До правого берега — плыть и плыть, а левый еле виден из-под руки.Под мокрыми, черными парусами вниз, к Нанкину, уходят джонки —жаровня шипит, кто-то поет, женщина кормит ребенка;бочонки с вяленой рыбой, дрова, в желтых циновках рис,капуста, наваленная до бортов, — все проплывает вниз.А навстречу идет пароход с баржами, зелеными от солдат,на корме, в чехле, — полковое знамя, и часовые стоят.Наверно, в верховья плывут, к Чунцину, где еще Чан Кай-ши;спешат, чтоб землю отдать крестьянам. Счастья желаем им от души!Большая река, большая страна, большой народ —можно о многом передумать, пока лодка реку переплывет.Я этого вот человека люблю, сидящего рядом в лодке, —зеленый ватник, красная звездочка, как на наших пилотках.Он окунает руку в Янцзы и там забывает ее надолго…Наверно, и я бы вот так задумался, плыви мы через Волгу.Он вполголоса тянет какую-то песню, широкую, как плес, —может быть, их «Дубинушку» или «Есть на Волге утес»?Потом с усталым вниманьем поворачивается ко мне,но глаза его далеко отсюда — где-то там, на войне.Он вспомнил о ней, глядя вслед плывущим к Чунцину солдатам.А ему вот надо ездить со мной, быть моим провожатым:говорить, объяснять, отвечать на вопросы: — Как то у вас? Как это у вас? —И немножко досадно, и интересно, и — приказ есть приказ.Я этого человека люблю и, мне кажется, понимаю,хотя не бывал у него дома и его языка не знаю.Но мы с ним оба — политработники, привыкли к схожим вещам.Знаем, что такое — субботник, митинг, разговор по душам,знаем, что такое — когда солдат не пообедал,Знаем, что такое беда и что такое — победа;приходилось обоим и отступать, и наступать, и писать листовки,и хоть это не главное в нашей работе, — самим брать в руки винтовки.Переводчик нам переводит слова, но это техника дела,а вообще-то мы понимаем друг друга, мой товарищ из политотдела.Понимаем, где черное, где белое, кто враги, кто друзья.Плывем по Янцзы, и я понимаю: это Волга твоя.Эти рыбаки в синих робах, наваливающиеся на руль,этот парус на старой джонке, дырявый от пуль,бурлаки в соломенных шляпах, бредущие с бечевой,вода за кормой, чайки в небе, солнце над головой,дымок над жаровней, далекая песня, ребенка кормящая женщина —все это твоя милая родина, твоя Полтавщина или Смоленщина.Вот и я зачерпнул воды из Янцзы, она синяя-синяя.Я все время расспрашиваю, хочешь — ты расспроси меня.Большое дело — вера друг в друга! На том и стоим:я — с тобой, мы — с вами; мой народ — с твоим.Вот и берег холмистый правый, как мы быстро доплыли!Недаром целую переправу молча проговорили.Чалку ловит старый крестьянин из любезности, просто прохожий.Не правда ль, все добрые старики друг на друга чем-то похожи?Я ваш разговор читаю по жестам: он глядит на меня, сюда,и спрашивает тебя: «Советский?» — И ты отвечаешь: «Да».Он приветливо, медленно собирает все морщинки лица…Хорошая у него улыбка! Как у моего отца.
1954В ГУЙЛИНЕ
Мне сегодня всю ночь не лежится,не спитсяздесь, в трехстах километрах от вьетнамскойграницы.Позабыл, что здесь — тропики,сам виноват!В первый день шел по тропкекак бывалый солдат,ехал — шапки не надевал,без перчаток поводья держали испекся до трещин, как глиняный старый дувал.Ночью градусник сунул — под сорок!А отстать — не догнать!Каждый час им тут дорог —надо их понимать!Рассказал бы, что болен, — проявили б заботу,лег бы в госпиталь гость.А тем временем эта пехотагоры все прошагала б насквозь:по-китайски, с пробежками —только кружки гремят!На привалах не мешкая,в сутки — по пятьдесят!Отлежал бы неделю,поплелся за ней по пятам,узнавал бы в политотделе:«Что было здесь? И что там?Где сбивали заслон? Где в обход? А где вброд?»Разевал бы при этом, как положено, рот…Благодарен покорно —у газетчиков тоже есть гордость!Хоть спина так набитакачаньем коня,словно в камнедробилку, на ситошвыряли меня, —рад, что выдержал марку,что в седле усидел,как на электросварку,на проклятое солнце глядел,но добрался сюда, до Гуйлина,то верхом,то пешкомза семь жаркихи длинныхсуток — вместе с полком.Буду после смеятьсянад своими несчастьями!А пока — ни размяться,ни двинуть запястьями,вьюка не развязать,как подушки, распухшими пальцами.Если честно сказать —даже стыдно перед китайцами!Хорошо, что мои провожатыечас назад ушли на партгруппу!Кое-как в коленях зажатуютабаком набив себе трубку,слышу их голоса —обсуждают, должно быть, итоги:что там против, что заи какие ЧП по дороге;переводчик Сюй-дян, опуская лицо,говорит, что имелись ошибки — «Ю-цо»!А какие ошибки?Не вспомнишь о них без улыбки:где-то что-то загнулраз в три дняв переводеда однажды заснули свалился с коня без поводьев.А случись, если надо, —из-под огня бы унес!Мировые ребята —люблю их до слез!Я гляжу за окно —все онокрепко взято в решетки, все в железе кругоми на первоми на второмэтаже;генерал Бай Зун-си, верно, строил свой дом,когда нервысдавали уже,и, не веря ни в сон, ни в чох,ни в охранный свой полк,даже здесь ждал удара под вздохгоминдановский волк.«Старый тигр гуансийский» —как его называли льстецы, —словно Врангель российский,отдавший за море концы!Говорят, что с утра улетел,пока цел,пока бывшим солдатом не взят на прицел, —бывшим, к нам перешедшим,политграмоту между боями прошедшим,со своим батальоном,в пыльной шапке зеленой,за семь суток похода до логова тигра дошедшим!От такого при стычкене получишь пощадыи, по старой привычке,не подкупишь наградойпри встрече —потому что купить его нечем!Слишком жадный он стал — тот солдат, слишком смелый.Говорит, что не надо ему ничего,кроме провинции целой —Гуанси своего!Взял две трети, возьмет и последнюю треть!А на доллары этии не захочет смотреть!
Генералудирал:ясно вижу картинувот этого,в хлопьях жженой бумаги, двора,в час, когда под Гуйлиномс рассветоммы дивизией всейрванули — «вансей!» —в переводе на русский — «ура!».Как спешил генерал, как они тут метались, собакинабивали в багажники барахло из корзин,проверяли в машинах все баки —не подсыпан ли сахар в бензин!И без памяти гнали,сигналя,петляя,об сундукисинякинаставляя,в чемоданы вжимая то носы, то затылки,торопясь к той условленной, тайной развилке,где их на поле ждал третьи сутки подрядсамолет, от жары раскаленный, как ад.И хотя Бай Зун-си уж к Тайваню теперь подлетаети раз уж удрал он —то пожить еще, верно, имеет в виду, —все же надо ему посочувствовать — плохо в Китаестало жить гоминдановским генераламв этом сорок девятом году!
Во дворе — хоть шаром покати:стен бетон,по углам — капониры,в подземелье — пустая тюрьма…Скольких стонумер здесь, не донесшись до мира!Скольким былосюдасуждено лишь войти,чтоб не выйтиуже никогда!Сколько здесь посходилов деревянных колодках с ума,не дожив до последних событий,которые мыназываем свободой,называем победой народа,по которых бы не было тоже,не будь этой черной каймывокруг списка всех павших,с Кантона еще начиная.Мороз подирает по коже —ни конца нет, ни края,так тот список длинен —километры имен;одному человеку,даже если не спать и не есть,за всю длинную жизнь, за три четверти века,половины их вслух не прочесть…Рано утром заходяткомандир с комиссаром полка,говорят, улыбаясь, по-русски: «Пока!»Ну, а все остальное пока еще нам переводят.Переводят, что полк уже час как в походе,переводят, что сводка хорошая,переводят, что победа близка,две дивизии вышли к вьетнамской границеи войска Бай Зун-си с ночи заперты на два замка.Переводят — но это я сразу увидел по лицам, —что зашли на минуту, а то не догонят полка.И опять, но уже без улыбки, по-русски: «Пока»,к козырьку на прощанье рука!А глаза так полны,так полнычем-то очень знакомым, усталым, орлиным,как у нас на исходе войныпод Берлином…
1949–1954ЛЮБОВЬ