Капитан (СИ) - Ахрем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Минут пятнадцать «Цесаревичу» и «Ретвизану» пришлось тяжко, но Макаров знал, что делает. Выдержав град попаданий, флагман выполнил неожиданный маневр. Вместо того, чтобы, как и раньше, разойтись контргалсами, адмирал решился и круто повернул эскадру в противоположную сторону. Теперь противники двигались параллельными курсами на расстоянии сорока кабельтовых.
— Все, пошла потеха стенка на стенку, теперь кто крепче, тот и победит, — констатировал Харитонов. По боевой рубке прокатился взволнованный вздох. Макаров сильно рисковал, занимая подобную позицию. С другой стороны и японцы неожиданно для себя очутились в аналогичном положении. Макаров был готов к подобному. А что думал Того?
Корабли принялись буквально мордовать друг друга, без особых маневров, положившись на Бога, собственных артиллеристов, надежность брони, действий экипажа и конечно, толики удачи. Теперь, как и сказал первый помощник, победа будет за тем, чья сила духа окажется выше. Как же Макаров верил в своих, коль решил, что русские смогут одолеть самураев, чье презрение к смерти стало общеизвестным.
— Я на верхний мостик, — бросил Молас и убежал. Храбров махнул рукой, устав останавливать порывы бесшабашного адмирала. Если человек хочет рисковать, это его право. Сам он покидать боевую рубку не собирался.
От залпов главного калибра и казематов 152-мм орудий корпус «Наследника» содрогался, как живой. Правый борт грохотал, не переставая, раз за разом посылая снаряды в неприятеля. С сокрушительным ударом один из вражеских выстрелов поразил трубу, вниз посыпались обломки и куски стали. Закричали люди. Отец Августин вновь взял на себя руководство санитарами. Его тихому спокойному голосу странным образом не мешал грохот боя, во всяком случае, матросы слышали священника. Под его руководством раненых начали относить в операционную, к Житомирову и Зазнобину, у которых уже все было наготове. Как и всегда, среди матросов находились смельчаки и малодушные. Первые, получив врачебную помощь, торопились вернуться наверх, помочь своим, если раны позволяли. Вторых, которых, на счастье, насчитывалось совсем мало, наоборот, преувеличивали собственную боль и стонали, пытаясь разжалобить докторов.
Бой разгорелся во всю мощь, решая, кто сегодня завоюет победу, а кому уготовано бесславное поражение. Над водой, едва не прилипая к свинцового цвета волнам, тянулись полосы черного дыма. Ветер разрывал их в клочья, пытался рассеять, но сам ход сражения и невероятная интенсивность орудийных выстрелом раз за разом добавляли новые облака пороховой гари и сгоревшего угля. Запах стоял непередаваемый. В нем смещались десятки нот, создающий итоговый неповторимый коктейль из крови, кочегарных топок, сгоревшего дерева, шимозы, облупившейся краски, обожжённых до корки людей и раскаленного пара.
Сотни завывающих снарядов вспарывали воздух. Большая часть их заставляла воду вскипать белыми фонтанами, но некоторые попадали туда, куда их направляли комендоры.
Около пяти минут обменивающиеся сокрушительными залпами «Цесаревич» и «Микаса» вели колонны. Между русскими судами среднее расстояние равнялось двум кабельтовым, но у японцев дистанция была выше, в результате чего концевые броненосцы «Севастополь» и «Хацусе» находились друг напротив друга. И тут японцы неожиданно очутились в крайне неприятном положении. Обладая большим ходом, они постепенно начали обгонять русскую эскадру таким образом, что чем дальше, тем сильнее стволы «Микасы» и «Асахи» были вынуждены поворачивать назад. Еще через пять минут их носовые башни главного калибра полностью потеряли возможность вести огонь. На какой-то момент сложилась ситуация, при которой продолжение подобного маневра грозило японской эскадре прохождением мимо русских броненосцев, принимая их полные бортовые залпы.
Шедший седьмым, сразу после «Севастополя», «Наследник» вначале оказался напротив шестого корабля японцев, новейшего крейсера «Касуга», построенного в Генуе. Два судна принялись уничтожать друг друга, но чем дольше, тем сильнее японец уходил вперед. Молас приказал «Баяну» и «Аскольду» перенести огонь на следовавший следом «Ниссин», а по «Касуге» с ощутимой эффективностью принялся бить «Севастополь» Эссена.
Того сориентировался быстро. Ход снизить он не мог, так как «Микаса» ушла вперед и оказывала на ход сражения незначительное влияние. Вдобавок, это грозило тем, что его эскадра могла расстроиться, а корабли налететь друг на друга. Вместо этого он отдал приказ к повороту налево. Японцы заложили внушительную дугу, пытаясь вновь охватить голову русской колонны и наконец-то выполнить столь желанный для них маневр «кроссинг Т».
Макаров зорко следил за их перестроением и так же взял влево. Окутанные дымом и содрогающиеся от непрерывных залпов эскадры в какой-то момент образовали два полукруга, внутренний и внешний. Японцы двигались по большей дуге, но все равно постепенно и медленно уходили вперед.
Эскадра чувствовала, что Степан Осипович сильно рискует, поставив на карту все. Он знал свои броненосцы и крейсера, знал адмиралов и капитанов, экипажи кораблей и верил, что они могут, обязаны выстоять.
Храбров не мог видеть, что творится в боевой рубке «Цесаревича», не представлял, о чем именно думает Макаров, но план его вырисовывался неплохо. Они все его знали, хотя он немного и отличался от первоначальных, озвученных накануне вечером, выкладок. И сейчас вся надежда была лишь на то, чтобы с Макаровым ничего не случилось. Пусть он живет, а вместе с ним живет и вся Тихоокеанская эскадра. Не может же быть так, что и здесь, в новой истории, удача снова от них отвернется!
На какое-то время весы застыли в шатком равновесии. Никто не хотел уступать. Казалось, еще немного и противники просто перетопят друг друга, так и не выяснив, кто из них более заслуживает победу.
И все же первыми не выдержали самураи. Непрерывно подвергающиеся чудовищному обстрелу, японцы попытались отвернуть. Макаров почти сразу продублировал маневр неприятеля и вновь вышел на дистанцию сорока кабельтовых, не желая прекращать сражение.
— Я не знаю, предвидел ли Степан Осипович все эти нюансы, но он выполнил великолепный по своей дерзости маневр, — громко констатировал Храбров, оглядывая рубку. — Вот чему нам всем стоит учиться, господа.
Ушедшие вперед «Микаса» и «Асахи» фактически перестали влиять на ход боя. «Фудзи» горел от носа до грот-мачты. «Сикисима» осел на корму. «Хацусе» вел огонь лишь одной башней главного калибра. Непонятно, как еще держался «Цесаревич». Судя по всему, изувеченный и покалеченный, он не тонул только чудом и стальной уверенностью самого адмирала. Именно такой командующий требовался России в этой войне. Храбров не мог найти слов, чтобы выразить того облегчения, что именно он сейчас ведет флот. Ведет, несмотря ни на что. Ведет к победе.
