Принцесса Эрдо - Наталия Белкина

— Это все можно объяснить, — едва слышно произнесла Лана, понимая, однако, что ничего она не сможет объяснить дикарю.

— Доказательства неоспоримы! И самое главное: твой отец.

— Что?..

— Его разоблачили. Всем теперь ясно, почему он никогда не снимал шлем.

Принцесса оцепенела. Марио…

— Мнимый князь де Мадуфас… Мнимая княжна де Мадуфас, — насмешливо продолжил Эйдар. — На самом деле колдун, приспешник дьявола, которому за какие-то особые заслуги его хозяин дал железное лицо и светящиеся каменные глаза! Чудовище, скрывавшееся под забралом благородного рыцаря, раненого в боях! А ты?! Что таилось за твоим гордым видом и невинной внешностью?! Черная душа, порожденная чудовищем, одержимым дьяволом! Ты даже меня сумела ослепить. Но только на время…

Принцесса уже ничего не слушала и не слышала. Теперь в ее мыслях был только Марио.

— Что с моим отцом? — спросила она, подняв глаза на салигарда.

Бесстрашный рыцарь тут же отвел взгляд и даже отпрянул. Потом и вовсе отвернулся и направился к своему коню.

— Свяжите ей руки, чтоб она не сумела околдовать вас, — приказал он остальным. — И не смотрите ей в глаза, предупреждаю! И как только рассветет, Седрик, отправляйся к аббату. Нам нужно знать его мнение по поводу случившегося, хотя, я думаю, оно нам всем известно.

— Что с Марио?! — повторила Лана свой вопрос, повысив голос и не сопротивляясь веревкам.

— Может быть, завязать ей глаза? — предложил рыцарь своему сеньору.

— Так и сделай.

— Почему вы не говорите, что с моим отцом?! Где он?! — продолжала спрашивать уже ослепшая под черной повязкой принцесса. — Что вы с ним сделали?!

— Нам ничего не пришлось с ним делать, Вилания, или как там твое настоящее имя… Он умер… Вечно темный забрал его черную душу к себе в мрачное царство.

ГЛАВА XIII

Лана неясно помнила то, как ее привели в подземелье. Ей не оставили света, и оказавшись на твердом земляном полу, она тут же впала в сон-небытие. Сегодняшняя ночь измучила ее физически, но еще больше она устала от душевного напряжения, которое уже давно сопровождало ее. Теперь можно было забыться хотя бы на время.

Не темница заставила ее страдать. Не отсутствие света. Как тяжело был на ее сердце! Она видела Марио. Того, кого считала человеком, того, кого уже привыкла считать своим отцом. То, что осталось от него, покоилось сейчас у входа в мрачную камеру, железная оболочка, скелет, неподвижный и мертвый. Она осталась одна. Совсем одна. Никакие мысли более не занимали ее голову. Ни мыль о том, что ее приняли за ведьму, ни о том, что ее казнят, подвергнув сожжению, ни о том, что Эйдар…

Одна!

Более ничего…

В полном забытьи, в изнеможении, Лана подползла к останкам Марио, и положила голову на его грудь, металлическую и окованную металлом. Мертвую. Холодную. Она тоже стала холодной, и почти умерла. Сквозь сон, сквозь смерть и вопреки ней, она услышала: "Так и должно было быть. Я стал слишком опасным для тебя. И для всех. Я должен был уйти". Она не поняла, слышала ли она это во сне или наяву, сквозь железную мембрану голосового аппарата робота-человека или, может быть в своей голове. Она снова забылась. Словно умерла…

Ее разбудил первый луч, проникший в узкое окно почти под самым потолком. Солнце поднялось уже высоко. В след за этим она услышала острый и нервный лязг где-то вдалеке и в темноте. Марио по-прежнему был неподвижен. Он умер. Это не просто стало очевидным, она почувствовала это самым сердцем, самым его дном. Лана впустила в себя горе, горькое горе впервые в своей жизни.

В дверном проеме появился силуэт. Принцесса даже не услышала, как открылась дверь ее темницы. Только легкое бряцание кольчуги: кто-то из салигардов спустился к ней в темное подземелье.

— Отродье сатаны, — услышала она после осторожный, и чуть с опаской, голос. Ведьм боялись даже салигарды.

Она поднялась с пола, щурясь на свет факела, пошатнулась. У нее совсем не было сил.

— Идем.

Он посторонился, когда Лана выходила в коридор, и пошел вслед за ней, но на расстоянии. Они стали подниматься по лестнице, ведущей на воздух. С каждым шагом принцесса чувствовала все большее и большее головокружение. Ей стало казаться, что она провела в тюрьме несколько дней. Она не догадывалась, что провела там, без движения и сознания, почти трое суток.

— Куда мы идем? — спросила принцесса полуобернувшись, когда впереди показался свет.

— Судить будем тебя, — сказал незнакомый салигард, опустив глаза.

— Судить меня…,-произнесла Лана, выходя на свет и добавила уже совсем неслышно на своем языке:-За что… А впрочем… Судите…

Не дойдя нескольких шагов до проема двери, Лана уже услышала шум недовольной толпы, что доносился с улицы. Нетрудно было догадаться, на кого направлен был этот гневный ропот. Этот шум заставил ее очнуться и встряхнуться. Она прекрасно осознавала, что любые оправдания, любые клятвы и аргументы в ее невиновности не будут услышаны этими людьми. Она уже слишком хорошо узнала здешние нравы. Слишком хорошо… В который раз она снова вспомнила отца, его наставления, его тон… Александр… Что отдала бы она, чтобы вновь не выслушивать все это?!! Может быть единственное, что было у нее на сей момент? Жизнь…

Ей пришлось прикрыть глаза рукавом: день был ярким, а она уже давно не видела дневного света. Появление ведьмы вызвало еще больше шума и разговоров. Послышались злобные выкрики и проклятья. Сквозь тонкую материю принцесса смогла различить волновавшуюся толпу и помост, а когда, наконец, смогла открыть глаза, даже приостановила шаг: на подворье замка собралась огромная толпа людей, жаждущих праведного суда над ведьмой. Она показалась ей огромной черной массой, всепоглощающей, прожорливой и беспощадной. Чужой… Не знающей жалости к чужеземке… к ведьме…

Когда Лана подошла к помосту, на котором сидели судьи, толпа пришедших из окрестных деревень крестьян на какое-то время стихла, разглядывая это невиданное зрелище. Принцесса подняла глаза на возвышавшихся над ней судей. Это были аббат Фужак со злорадной ухмылкой и скрывавшиеся в тени его кресла трое салигардов, среди которого Лана узнала Эйдара. Рядом сидел опечаленный чем-то герцог и несколько его соратников-баронов. Священник не просто злорадствовал, а сиял от злорадства. Весь его вид говорил окружающим: я предупреждал! я оказался прав! Но Лана не знала и того, что судьбе ее решилась не сразу. Фужак раздумывал. Он понимал, что, осудив чужеземку, может заронить зерно сомнения в душу одного из самых своих верных салигардов. Эйдар вел за собой герцога, герцог — всех своих вассалов. На этой кухне и решалась судьба иноземной принцессы. Ее судьей был вовсе не Салар, вечно светлый, а лишь один его слуга…