Трудно допросить собственную душу - Анна Малышева

– Лизка, смотри! Это классный мужик, я его знаю!

Она состроила кому-то глазки, но Лиза даже не повернулась в ту сторону. У нее было только одно желание – чтобы Наташа замолчала, убралась отсюда, чтобы ее оставили в покое… Наташа повертелась еще и встала:

– Пойду поздороваюсь! Он меня узнал, улыбается уже… Не обидишься?

– Иди… – прошептала Лиза, не вникая в смысл ее слов. Теперь она одна сидела за столиком, курила, ждала, когда остынет кофе… Вспомнилось все, что было три года назад, и вспомнилось так ярко, что действительность поблекла, стала нереальной, почти исчезла… Не было больше ни трупа в кабинете Олега, ни ворованных часов, ни ломбарда, ни голодного лета, не было продавленного дивана, на котором она пролила море слез, не было изношенного лица Наташи, мертвых ног рыжеватой девушки… Не было даже ее самой, не было той Лизы, которая тупо глядела в одну точку, моргая от сигаретного дыма, и думала, что жизнь ее сломана. Она снова увидела себя три года назад – увидела, как видят в кино актрису в роли молодой счастливой девушки. На актрисе было белое платье, у нее сияли голубые яркие глаза, светилось лицо, потому что рядом был актер в роли неотразимого героя-любовника. Они танцевали обнявшись, почти слившись друг с другом, пела Патрисия Каас, за окном шумел вечерний город, и в квартире уже не осталось никого, совсем никого, кроме них двоих…

Лиза стряхнула пепел, отпила кофе, огляделась по сторонам. Наташи в кафе уже не было – видимо, ушла с «классным мужиком». «Так и есть, мне платить за все, что она выпила и сожрала… – поняла Лиза. – Вот стерва!» Она решила уйти и поискала взглядом официанта, чтобы рассчитаться. Но вместо официанта увидела другое лицо, которое привлекло ее внимание. «Сегодня день больших случайностей, – сказала она про себя, видя, как парень приближается к ее столику. – Не слишком ли их много?»

Парень оглядывался по сторонам. «На мели, говорил, а забрел в дорогое кафе, – отметила она. – Что он озирается? Меня, что ли, ищет?» Он встретил ее взгляд, сощурился, и она вдруг поняла, что парень близорук. Но ее он узнал, она была уверена – лицо вдруг изменилось, в глазах почему-то появился испуг. Лиза с интересом смотрела на него, а он, застыв, стоял перед ней столбом, хотя сперва явно собирался пройти дальше. Он и прошел бы к другому столу, если бы она ему не кивнула. Этот простой жест – знак, что она его узнала, поверг его в совершенную растерянность. Лизе стало смешно, она улыбнулась. Парень нерешительно огляделся, отодвинул стул от ее столика и уселся, зацепив ногой ножку стола, так что кофе перед Лизой заколыхался в чашке и пролился на скатерть.

– Ну, привет, – сказала она, чтобы привести его в чувство. – Здорово шутит судьба!

Глава 6

Он не приехал. Можно было придумать для себя какое угодно объяснение, но он не приехал. Анна сидела на кухне, за накрытым столом, и методично, тщательно рвала на тысячу кусочков бумажную салфетку. Стол был накрыт на троих – три глубокие тарелки для супа, три ложки, три салфетки, шесть кусочков хлеба в плетеной сухарнице, солонка, перечница… Все приборы были чистые, только что из мойки, и никто не попросил ее налить супа, никто не притронулся к хлебу, никто не взял в руки ложку… Анна покончила с одной салфеткой и взялась за другую. В голове у нее было пусто и тихо, как и во всей большой квартире. Ей всегда нравилась эта квартира, но теперь она сводила ее с ума своей величиной, тишиной, высокими гулкими комнатами…

Зашаркали тапочки, на кухне появилась дочь. Анна изумленно посмотрела на нее. Она совсем забыла, что в доме есть кто-то еще. Накрыла на стол, но не пригласила ее поужинать. Забыла все на свете, кроме слов Олега «дождись меня». И вот она ждала, ждала, что было сил, но пока напрасно.

– Мама, ты плачешь? – тихо спросила девочка, вглядываясь в лицо матери.

Анна провела рукой по лицу. Рука стала влажной. Разве она плакала? Дочь ждала ответа, и пришлось открыть рот и сказать:

– Ничего подобного. – Еще одно усилие, еще одна фраза: – Есть будешь?

Девочка согласилась. Конечно, у нее с утра маковой росинки во рту не было. Обедать она отказалась. Сама Анна не чувствовала голода, уже ничего не чувствовала. Очень трудно было встать, подойти к плите, поставить разогревать суп. Алиса уселась за стол, сидела тихо, не отрывая глаз от матери.

– Второе будешь? – механически спросила ее Анна. Она кивнула. Анна поставила греть жаркое, посмотрела в раковину. Очищенная и забытая там картошка валялась жалкой кучкой и уже вся потемнела. Анна выбросила ее в помойное ведро, достала из корзины новую, принялась чистить. Очистила три клубня, показала издали Алисе:

– Тебе хватит?

Та кивнула, сглотнула слюну и нерешительно спросила:

– А ты не будешь есть?

– Нет.

– Мам… – Слова девочки падали в пустоту, Анна переставала их слышать почти сразу, как только они срывались с губ дочери. – Мам, да не переживай ты так… Из-за него? Да?

– Какую чепуху ты говоришь. – Анна промыла клубни, уложила их в кастрюльку, залила водой, поставила на плиту. – Суп горячий. Ешь.

Алиса сидела с ложкой над полной тарелкой, вяло хлебала, ковыряла хлеб. В другое время Анна непременно сделала бы ей выговор за такое поведение за столом: «Есть надо бесшумно, не ныряй к тарелке, надо подносить ложку ко рту, а не рот к ложке, не кроши хлеб, отламывай его маленькими кусочками…» Но сейчас ей было совершенно безразлично, как ест Алиса. А девочка явно старалась привлечь к себе внимание, ведь есть правильно она умела не хуже Анны. Словно из духа противоречия, она чавкала все громче, и от этого звука Анна наконец очнулась.

– Чем ты там занимаешься? Неужели нельзя есть тихо?

Эти слова прозвучали раздраженно, девочка втянула голову в плечи, словно ее собирались ударить. В Анне внезапно проснулась острая жалость. Это движение появилось у дочери после развода, после того, как они стали жить в этой квартире с Олегом. Почему? Ведь Олег никогда не кричал на нее и уж тем более не бил… Напротив – дарил игрушки, подвозил в школу, приглашал как-то в зоопарк. Алиса тогда отказалась наотрез. Почему? Откуда эта прибитость, откуда приниженность, откуда этот недетский дымчатый взгляд, скрывающий затаенные чувства – тоже совсем не детские? Она сделала над собой усилие и почти ласково сказала:

– Ты уж прости, что я не пустила тебя погулять… Весь день дома сидеть скучно, я понимаю… Может, телевизор посмотришь?

– Нет, там одна чепуха, – мрачно ответила девочка.

– Да? Ты так думаешь? – Для Анны такой ответ был неожиданностью. Сотрудницы на работе часто рассказывали, что их дети обожают смотреть сериалы, игры, прочие дешевые программы… Как же она не замечала, что ее дочь совсем не интересуется чем-то подобным? И что это значит? Может быть, стоит говорить с ней уже не как с ребенком, наивным и неразвитым, может быть, девочка страдает от такого отношения к себе? Она совсем перестала заниматься дочерью и снова упрекнула себя за это. Упрекнула и дала слово, что как только все наладится, обязательно поговорит с дочерью по душам. Обязательно! Как только вернется Олег…