Новые земли (СИ) - Громова Елизавета

Александр, шагнув, прикрыл мертвые веки, заметил записку, лежащую под рукой покойного, развернул ее и пробежал глазами. Тихий шорох, легкий вздох заставили всех их посмотреть на стол. Там, на металлической поверхности, опадали, уменьшаясь, толстые кожные покровы, мелкая дрожь сотрясала все тело, уже напоминающее тонкую человеческую фигуру.

— Поддержку, срочно поддержку! — метнулся в сторону медик. — У него все-таки получилось, пошла реакция!

Зигфрид Кроненберг срочно прибыл в Светлогорск из Кронхейма по вызову короля Александра.

— Я обещал вам, Ваше Величество, что вы первым узнаете о судьбе Валерии. Лишь после моего рассказа вам эта история получит широкую известность.

И он рассказал с самого начала об экспериментаторах-неудачниках и о том, как его сестра спасла весь их мир и какой ценой, и как ценой собственной жизни спас ее Роберт Калхой.

— Валерия теперь имеет почти свой прежний вид, но плохо слышит и совершенно слепа. По выводам медиков, даже ее внутренние органы не соответствуют обычным, человеческим. Разум она сохранила, но круг общения ограничила. Гибель Роберта не прошла просто так для нее. Она не может общаться с детьми, боясь напугать их и мало разговаривает со всеми, кто бывает рядом с ней. Прошу вас, повремените пока с вашим визитом, от него не будет сейчас пользы, а лишь отдалит вас друг от друга. Я уже рассказал ей, как вы мучили меня этот месяц своими требованиями, она знает о вашей тревоге.

Вечером, собираясь спать, Александр стоял перед окном и вглядывался в ночную тьму, накрывшую город. Астарта, мягко ступая, подошла к нему со спины и положила свои легкие ладони ему на плечи.

— О чем ты думаешь, Саша?

— Я думаю о записке Роберта. Как ты считаешь, есть ли на самом деле место, где можно встретить после смерти душу любимого человека?

Богиня приподнялась на цыпочки и нежно поцеловала мужа в шею.

— Каждый получит по вере своей, любимый. Да, именно так, каждый — по вере. — прошептала она. — Милосердная Антрес увидела больше, чем я, когда благословила Роберта и Валерию.

Король Зигфрид прогуливался по дорожкам парка в городе гоблинов Изерри вместе с послом Нерикеном. Встретившись с ним однажды в этом удивительном городе, Зигфрид неожиданно почувствовал симпатию к гоблину, которая так же неожиданно оказалась взаимной. Теперь время от времени они уделяли друг другу хотя бы несколько часов для бесед. Порой Нерикен прибывал в Новую Даварию вместе со свитой и их прибытие не вызывало у жителей королевства никакого отторжения, некоторые из гоблинов открыли свои лавки и магазинчики в Кронхейме и торговля в них процветала. В то же время самые предприимчивые даварцы везли свои товары в Изерри и тоже получали немалую выгоду. Мир жителей Новой Даварии изменился с того момента, как пришла в него магия, менялось их восприятие многих, неведомых ранее вещей и большинство из них приняли все новое, как неизбежность и строили свою жизнь в соответствии с новыми обстоятельствами.

— Я не знал, к сожалению, обо всей этой истории. Меня, каюсь, немного задевало, что принцесса Либерии вдруг остыла к нашему общению, она стала много значить для меня. Но я списал ее охлаждение на какие-либо обстоятельства, неизвестные мне и не стал ее тревожить. А зря. — он немного помолчал, шагая задумчиво и не спеша. — Коли уж я не смог помочь Валерии ранее, попытаюсь сделать это сейчас.

Посол выбросил вперед свою узкую ладонь и длинными пальцами выловил из воздуха желтый флакон. Он протянул его Зигфриду и аккуратно вложил его ему в руку, крепко сжав пальцы.

— Берегите это, как собственную жизнь, Ваше Величество. Здесь находится вытяжка из птичьего ореха, редчайшего растения этого мира. Это невысокий кустарник, плоды которого при созревании действительно имеют изумительный вкус, эти орешки — лакомство не только для птиц, гоблины тоже страстно любят их, да и люди не отказались бы, имей возможность их получить.

Но растения эти чрезвычайно редкие и капризные в разведении, каждый кустик этого невероятного чуда сосчитан и охраняется. И самое главное свойство его вовсе не в плодах, а в корнях. Из одного корня можно получить лишь одну каплю чудодейственного препарата. В этом флаконе — десять капель и ему нет цены. Одна капля на полстакана прохладной воды ежедневно, в одно и то же время. Эффект проявится через неделю после окончания курса. Берегите этот флакон, Зигфрид, в нем все спасение Валерии. Не выпускайте его из рук, лично готовьте лекарство и сами поите им принцессу, не доверяя никому и не потеряйте флакон, другого у нас сейчас нет. Отдаем от чистого сердца, Валерии он сейчас нужнее.

В тот же день у Зигфрида состоялась встреча с Александром и тот дал ему разрешение на лечение сестры и проживание даварского короля в доме, определенном для принцессы на время ее болезни. С разрешения короля Зигфрид привлек и целительницу Илону, которая заменила сиделок.

Вопреки опасениям, Валерия будто и не заметила появление новых людей в доме. Казалось, внутри нее постоянно идет какая-то тяжелая, сложная работа, на все остальное у женщины просто не оставалось сил. Полное отсутствие зрения, чрезвычайно слабый слух делали ее отстраненность от реальности абсолютной. Дэйки Ивата, периодически навещавший ее, признался Зигфриду, что физическое состояние его пациентки неплохое, но к его изумлению, многие ее внутренние органы и система кровообращения несколько отличаются от человеческой и это приводит Главного медика в тупик, хотя и одновременно восторгает своей научной новизной.

Утром Илона помогала принцессе встать, расчесывала и укладывала ей волосы, одевала, между делом проверяя ее общее состояние. После завтрака, с трудом съедаемого их пациенткой лишь на четверть, Валерию усаживали в плетеное кресло на открытой веранде, где она дремала под мягкими солнечными лучами. Перед обедом Зигфрид приносил для нее стакан с растворенной в воде драгоценной каплей, кончиками пальцев притрагивался к подбородку девушки и следил, как она аккуратно, небольшими глотками, выпивает содержимое.

После обеда он приподнимал ее из-за стола и они уходили на прогулку. Слабыми ногами, придерживаемая Зигфридом, Валерия шагала неровно, то и дело останавливаясь. Зигфрид, сжимая зубы, не давал ей возможности долго отдыхать, увлекая по дорожке дальше, к фонтану, к небольшим качелям, установленным под яблонями. Там, уже страшно уставшую и безвольную, он усаживал ее себе на колени и она засыпала у него на руках, стоило ему лишь слегка начать раскачивать качели и поглаживать ладонями спину и плечи своей пациентки.

На ужин Валерия выпивала стакан молока, после этого Зигфрид купал ее, делал массаж, тонкостям которого научился у целительницы. Аккуратно и бережно он разминал мышцы затылка, воротниковую зону, плечи. После разминания рук приходила очередь спины, бедер, ног. Он массажировал и поглаживал аккуратные, маленькие ступни стройных ножек, милые, розовые пальчики. Затем одевал свою пациентку в ночную рубашку и укладывал спать. Следующий день в точности повторял предыдущий и всякий раз он с надеждой вглядывался в лицо Валерии, желая увидеть хоть небольшой проблеск изменения к лучшему. Он извелся за эти десять дней, постоянно опасаясь потерять драгоценный флакон, пролить нечаянно каплю лекарства или разбить тонкий хрусталь. Между тем мышцы прежде слабого тела заметно окрепли, походка Валерии стала уверенней, а на шестой день после окончания курса лечения, выйдя из комнаты, где он жил все это время, Зигфрид услышал ее тихий, дрожащий голос, обращенный к целительнице:

— Я вижу? Мне кажется или я могу видеть?

Он постоял немного, прижавшись спиной к стенке, затем развернулся и вышел из дома, чтобы после короткого отчета Александру Воронцову отбыть в Кронхейм. Обратно он вернулся через три дня, не предупредив заранее о своем визите. Открывшей дверь милой девушке, видимо, прислуге, коротко сказал:

— Зигфрид Кроненберг к Валерии Калхой.

Девушка посторонилась, впустив его в дом и пригласила пройти в гостиную. Через несколько минут он услышал легкие шаги и в комнату вошла она — принцесса, вдова и его любимая женщина. Взгляд ее был спокоен и почти безучастен, лишь едва уловимая тень интереса мелькала в нем, оживляя бледное лицо. Он шагнул ей навстречу, вглядываясь в темную зелень глаз.