Вихрь преисподней - Глеб Соколов

– Да-а, Пенза, вы бредите, это факт! – с удовлетворением произнёс Не-Маркетинг.

– Я уже совсем запутался, – устало проговорил Пенза. – Но, мне кажется, даже в этой путанице есть какой-то очень важный смысл. Вот я переключаюсь в положение индустриального мозга, вот – в положение информационного. Я чувствую это... Волосы шевелятся!.. Но даже если это и не так...

– Я с вами солидарен, – перебил его Не-Маркетинг. – Я такой же, как вы до мозга костей. Скажите, существует ли какая-нибудь общественная организация или политическая партия, которая объединяет таких, как вы, как я. Я бы наверное, даже мог записаться в нее. И ещё... Я хотел спросить вас... Краденый имидж... Это...

– Это мое воровство имиджей – это всё оттуда, от советской индустриальной эпохи, не от эпохи информационной! Именно тогда появилось во мне такое повышенное внимание к имиджам, к внешнему впечатлению. Ведь все мы жили бедно. Единственное, что оставалось – это хвастаться тем, что есть на тебе самом, хвастаться, по существу, самим собой. Ведь ничего же не было! Был только имидж, а за душой-то ничего не было... Никакого имущества у меня в ту индустриальную, заводскую эпоху не было и быть не могло. Была только лишь маленькая захламленная комнатка в грязной захламленной коммуналке, куча неблагополучия и – все!.. И одна пара модных ботинок и модные портки и рубашка. И имидж – и всё!

– Вы так молоды...

– Да, я молод, но я – оттуда, из индустриальной эпохи, я был тогда подростком, но я очень рано развился, уже подростком по возрасту я был взрослым и все абсолютно понимал и с тех пор ничуть не изменился. Потом – работа на стройке, правда очень недолго. Но впечатлений – масса. Вы не поверите, я даже работал на экскаваторе!.. Вы знаете, какое эстетическое впечатление производит на развитого чувствительного юношу, почти еще подростка, грязный ржавый советский экскаватор?!.. Ужасное впечатление! Такое впечатление трудно описать и невозможно забыть. Но это была еще советская индустриальная эпоха. Я из неё родом. Все эти фабрики, гнусные конторки... Где я только не болтался! Какого только опыта не собрал! И мне кажется, что именно из-за этого, вы, Не-Маркетинг, в теперешней ситуации имеете больше шансов не утонуть, не пропасть, чем я. Я слишком отравлен индустриальной эпохой! Или иначе – я слишком вдохновлен ей!

– Что за ерунда, Пенза?! Я старше вас! И уж если на кого и повлияла, как вы выражаетесь, индустриальная эпоха, так это на меня, а не на вас!

– Верно, верно, вы старше! Но вы более соответствуете духу времени, я вижу... Не знаю, как это получается, но я чувствую, что я веду себя так, как будто это я – старше, а не вы. У вас постоянно множество разговоров про информации, информационные потоки. Меня же все это раздражает. Я могу с этим только бороться. Я остался в прошлом, а вы умудрились протиснуться в настоящее. Мрачное, губительное, неблагополучное. Которое всех испытывает, которое губит всех, кто не соответствует, как это говорят, формату. Я думаю, мне с моей приверженностью к слову, основанному на честном, в действительности существовавшем событии, будет непросто выкрутиться. Мое честное и прямое индустриальное слово дает мне не так-то и много возможностей для выживание. Оно слишком прямо, слишком наполнено смыслом, смысл этот не витиеват, он честен и горяч, как сталь, – та, что огненной рекой течет по мартеновскому цеху. И ведь я не так прост, я тоже мог бы... Я отлично умею засорять мир своими информациями, но не хочу... Не хочу! Не хочу! Не хочу!

– А я хочу! Я хочу! Хочу! Хочу! – воскликнул Не-Маркетинг.

– Ну что ж... Будет борьба! Это я вам обещаю. Да здравствует индустриальное общество! – громко и с не меньшим, чем Не-Маркетинг воодушевлением воскликнул Пенза, так что несколько человек в лобби обернулись и с удивлением посмотрели в его сторону.

– Нам всем надо производить продукцию, а не слова! Как раньше, – добавил Пенза уже более спокойно. – И я вас уверяю, мы вернёмся к этому. Проклятые информационные вихри исчезнут!

– Не дай бог! – прошептал Не-Маркетинг.

– Дай бог! – твёрдо сказал Пенза.

Проговорив это, молодой чрезвычайно нарядно одетый журналист сжал зубы и энергично направился к автоматическим, никак не имевшим в этот день шанса закрыться, бизнесцентровским дверям.

Не-Маркетинг, глядя на удалявшегося Пензу ещё несколько мгновений постоял в лобби, а потом развернулся и побежал к лифтам. Его ждал Маркетинг...

Глава X

Набор нечетких информаций о забытой невинной душе

Покинув бизнесцентр, Пенза пошел к автостоянке, на которой он оставил свою машину.

Все что-то разыскивали, высматривали, выглядывали в эти дни, – озирался по сторонам и Пенза: где-то здесь, на территории бизнесцентра, должен сейчас ждать его бе спризорник. Но вот только где?.. Чтобы его было невидно из лобби через огромные стеклянные стены, беспризорник мог отойти на доста точно приличное расстояние... Пензе казалось, что Вася-Бур скорее всего станет бродить вокруг его машины, которую он оставил довольно далеко от здания. Но когда он уже подходил к ней, он увидел, что беспризорника нигде нет. Куда же он мог подеваться?.. Болтается где-то поблизости... Может быть, забрел во н туда, на горку, в парк?.. Пенза принялся всматриваться в заросли деревьев и кустарников, находившихся с правой стороны поднимавшейся верх, на холм, улицы. Вот ему показалось, что там, между деревьев мелькнула бритая голова беспризорника... Какого черта он забрел туда?!

Раздраженный Пенза пересек улицу и торопливо пошел к парку. Поднявшись по протоптанной дорожке на горку, он заметил мелькнувшую среди кустов фигуру... Что-то странное померещилось ему в ней. Это был не беспризорник... Тем не менее, с нехорошим чувством в душе Пенза пошел в сторону зарослей... Он одолел еще несколько метров...

В то же самое время наверху, на девятнадцатом этаже бизнесцентра, мрачные, убийственные видения вторгались в голову Не-Маркетинга... Он грезил далеким прошлым...

Окраина какого-то маленького поселка... Вросший в землю деревянный домик. Вокруг домика – сад, чахлые деревья. Непроглядно серый, бессолнечный день... Из низких свинцовых туч время от времени начинает идти дождь.

В комнате домика царит полумрак. На столе стоит маленькая лампа, но ее света явно недостаточно... За столом сидят двое мрачного вида мужчин: один – мордастый, с пересекающим щеку огромным шрамом, второй – долговязый, спутанные длинные волосы все время падают на лоб, на глаза, движением головы он откидывает их, уголки рта опущены, смотрит все время в дощатый пол перед собой.

Возле окна с раздвинутыми простенькими ситцевыми шторками стоит подросток...

Без остатка погрузившись в собственные грезы, Не-Маркетинг двигался к балкону – вдоль торца офисного здания по вертикали шел ряд балкончиков. Их двери выходили в дальний конец коридора. Возле лифтов кто-то прошел ему навстречу... Не-Маркетинг даже не заметил, кто: толи Глава ли представительства, толи кто-то другой – ему было ни до кого и ни до чего...

Он продолжал грезить...

– Вы знаете, кто я такой? – заявил стоявший у окна подросток. – Я самый умный, самый необыкновенный подросток на свете!.. Потому, что я знаю, что надо делать. Кругом слишком много мрака и ужаса!.. А вы все ничего и ни в чем толком не понимаете. Вы не понимаете, что надо бежать отсюда! Бежать из этой страны, эмигрировать. Когда я эмигрирую отсюда, у меня в кармане будут самые удивительные страны!.. Я разработал удивительный и сногсшибательный план!.. Я, я и именно и только я мог разработать такой необыкновенный план!..

Долговязый поднял глаза от пола... Теперь двое смотрели на подростка с крайним удивлением, но не произносили при этом ни слова. Он истолковал их молчание по-своему:

– Только не вздумайте!.. Имейте ввиду, если вы надумаете что-нибудь со мной сделать... Мой хозяин... – подросток дерзко посмотрел на взрослых. – Вас непременно разыщут и убьют!..

– Да нужен ты нам!.. – миролюбиво прервал его мордастый. – Ты покупаешь, мы продаем... Больше ничего. Только это!

Он посмотрел на долговязого, – тот скривил губы в презрительной, злой усмешке.

– Вот и я про то же! – сказал подросток. Во взгляде, который он метнул на долговязого сквозил затаенный страх. Но двое этого не заметили. – Ладно, давайте, несите!..

Двое переглянулись. Долговязый неторопясь встал, откинул со лба волосы, и толкнув ногой низенькую, всю в трещинах дверь прошел в сени. За мгновения, что дверь была отворена, можно было заметить: в сенях совершенно темно. Послышался грохот переставляемых ведер... Потом упало что-то увесистое, затем наступила тишина, но через минуту опять послышалась какая-то возня, будто передвигали что-то тяжелое...

Сразу за старым, грубо выкрашенным комодом, над которым на стене весело облупившееся круглое зеркало, комнату перегораживала державшаяся на какой-то леске занавесь – из ткани слишком тонкой для занавеси, ужасающе измятая, вся в жирных пятнах, словно об нее постоянно вытирали грязные руки. Она выделяла место, достаточное лишь для узкой кровати. Там, за занавесью, тоже раздался какой-то шум, затем она приоткрылась и появился странной наружности мальчик...