Охотники за сказками - Иван Симонов

— Сейчас, тятя!

— Хорош, Санька, нижняк для сруба будет. На купца бы такой сруб! Сто сот стоит!

— Да меру картошки, — добавляет Санька, ухмыльнувшись.

— И меру возьмем… Поддержи, я перехвачу… Держи, оболтус! Али стягом по хребтине захотел?

Санька весь напружинился. Положенное на подкладину бревно свободно пропустило под себя передки. Вершину закатывали через колесо.

— Привязывай. Клади клеймо, — отдавал распоряжения старший.

Санька залычил пенек, теснул топором по комлю уложенного на роспуск бревна.

— Поживее! Что ты, как связанный, еле шевелишься! — торопил бородатый, забирая в руки вожжи гнедого коня.

Санька сунул руку под распахнутый пиджак и вытянул откуда-то из подкладки тупоносый с обеих сторон большой молоток на черенке.

Мы подошли незамеченными.

— Здравствуйте, — сказал Ленька Зинцов. Старший быстро обернулся, молодой прикрыл молоток полой пиджака.

— Что вам здесь понадобилось? — не отвечая на приветствие и не опуская вожжей, спросил старший.

— Заблудились, дяденька. Дорогу потеряли, — откровенно признался Ленька.

— Откуда будете?

— Из Зеленого Дола. — И Ленька назвал наши фамилии.

— А-а! Солдатов сын, значит? — внимательно поглядел на меня старший. — За дичиной, что ли, охотились? — мотнул он головой на лук у Леньки за плечами.

— Ага, за дичиной, — не моргнув глазом соврал Ленька.

— И то промысел.

Хмурые глаза старшего повеселели. Он вздохнул свободно и с улыбкой глянул на Саньку.

— Вот у них учись, сынок, как надо хлеб промышлять… Ладно, хлопай.

Сбивая полотняной рукавицей комаров с крупа лошади и ни к кому не обращаясь, успокоительно добавил:

— Глупыши.

Санька стукнул молотком сначала по затесу на пеньке, потом по бревну на роспуске.

— Ну, трогай с богом, — сказал старший. — За мной держи.

— А дорогу не укажете, дяденька? — спросил я в тревоге.

— Рад бы, брат солдат, да у нас в другую сторону дорога. Вашей не знаем. Вон хоть Саньку спроси… Верно, Санька?

Что-то хитрое было, по-видимому, в этих словах. И Санька улыбнулся.

— Я не знаю.

— А вы с охотой-то поосторожнее, — внушительно и особенно серьезно посоветовал бородатый. И я понял, что он потешается над нами. — Смотрите, за какую-нибудь сороку в милицию не заграчили бы. Теперь это быстро делается.

И отец из-под насупленных бровей снова подмигнул сыну.

— Ну, ни пуха ни пера вам, охотнички.

Битюги, легко сняв с места тяжелую кладь, покачивая широкими расписными дугами, тронулись. Мы с Ленькой остались одни на поруби.

Загубленная семянка

— Что теперь будем делать? Куда идти? — упавшим голосом спросил я Леньку, когда подводы скрылись в густых сумерках бора.

— Посидим немножко да и домой пойдем, — беспечно отвечал мне Ленька.

— Перестань дурачиться, — пробовал я урезонить друга. — Где ночевать будем?

— В дедушкиной сторожке. Где же нам еще ночевать! Смиренное спокойствие Леньки в такую минуту был больше чем возмутительным. Оно было вызывающим.

Уже ночь висела над лесом. Вблизи — ни единого звука, между деревьями — ни огонька, никаких признаков жилья и человека. Надежды мои на лесоруба, который смог бы указать нам дорогу, рассеялись как дым. Мало того, мы потеряли, наверно, добрый час дорогого времени. Теперь в темноте нельзя было надеяться хотя бы на то, чтобы отыскать копну сена, в которой можно бы проспать до утра. А у нас с собой нет ни плаща, чтобы накрыться, ни спичек, чтобы развести костер.

А тут еще Ленька причудами занимается: унылый вид изображает и на меня тоску наводит. Если в другое время— пусть себе ломается! А сейчас, когда каждая минута дорога, тут уж не до фокусов.

Все это, накипевшее в душе, я залпом и выложил Леньке.

— Что, и ты будешь прикидываться на разные манеры, как хитрый нэпман?

Ленька стоял, не шевелясь, на одном месте, как-то непривычно грустно задумавшись и почти не слушая меня.

— Подожди, посидим немного, — помолчав, предложил он.

И это в то время, когда не только сидеть, простоять хотя бы минуту никакой охоты не было. Идти, бежать снова, только не оставаться на этом месте, которое стало казаться вдруг самым неуютным во всем бору.

— Костю с Павкой бы теперь сюда — поглядели бы, — задумчиво странным, печальным голосом сказал Ленька.

— Ну что ты причитаешь?! Чего размяк, как тряпка?! Тоже мне проводник! — не понимая и не пытаясь отыскивать причину странного поведения Зинцова, кипятился я.

В том, что произойдет дальше, я не сомневался: сейчас-то Ленька вспылит! Сейчас он покажет свою энергию!

«Ну, держись, Коська», — мысленно подбадривал я самого себя.

К великому моему удивлению, Ленька не вспылил. Он так же неторопливо и тихо спросил меня:

— Видишь ли, сосна-то какая?

— Что сосна?! Какая сосна?!

Ленька, не отвечая, медленно наклонился и из-под обломков сучьев и мелких веток осторожно вытащил изорванную в клочья белую тряпицу на раздробленной хворостине.

— Узнаешь? — тряхнул он дырявым лоскутом перед моими глазами.

Я глянул оторопело.

— Неужели это… она?..

И сразу отступили куда-то и страшившая недавно ночная темнота и проникающая сквозь рубашку неприятно зябкая сырость.

Я огляделся по сторонам. Да, несомненно, это была она. Как же я не заметил сразу? Как можно забыть эту порубь?

Ленька стоял позади меня. Головой я ощущал его шершавую гимнастерку. Теплое плечо друга согревало и поддерживало меня. Прижимаясь к притихшему Леньке, я чувствовал, что оба мы думаем сейчас об одном и том же.

Вот с той стороны, узнавал я темную полосу, где особенно густо столпились деревья, мы вышли на порубь. В противоположную сторону, навстречу яркому и высокому солнцу, уходил от нас на поиски дороги Костя Беленький. Возле того бугорка…

Небольшое, еле различимое сквозь туман и сумрак возвышение с разворошенной по нему кучей хвороста напоминает мне о Павкиных синяках и красных ссадинах на лице Леньки, о загадочной «лесной королеве», что метнула под ноги Павке «пятак на синяк», вывела нас из «заколдованного круга» и скрылась неведомо куда.

Теперь мы не беспокоились о ночлеге. Темнота не пугала нас. Какой-то новой, доверчивой и душевной близостью объединяли нас и минувший тревожный день, и этот полный неожиданностей вечер, и памятно знакомая порубь. Она была все та же, как и в первый день нашего скитания по лесу. Даже тряпица, поднятая на высоту и послужившая сигнальным флагом для старшего, снова лежала у наших ног. Не было лишь сосны, на вершину которой забирался Ленька. На ее месте круглым желтым пятном с проступившими светлыми капельками виднелся в сумраке широкий пень свежей валки.