Грешная женщина - Дениза Иган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В груди Уорда все словно закаменело. Он сжал кулаки, пытаясь побороть тревогу и гнев. Что за чертовщина с ней творится? Он никогда не угрожал ей. Он любит ее, ради Бога! Стиснув зубы, капитан рявкнул:
– Никакого выкидыша я не хотел. Почему я только сейчас услышал о твоем положении?
Морган встала и подошла к гардеробу.
– Как и ты, я полагала, что все закончится само собой. – Она открыла дверку и вытащила черное платье.
– Но этого не случилось. И какой срок?
– Пятый месяц.
Уорд машинально посчитал в уме.
– Значит, ноябрь. Это случилось сразу же. Проклятие, Морган, ты должна была сказать мне раньше! Так же, как должна была сказать про своих родителей, как должна была сказать про Уэдерли! Есть еще сюрпризы?
– Нет. Ты не хочешь одеться? Фиона накрывает на стол.
Уорд схватил брюки.
– Довольно, – сказал он, застегиваясь. – Мы продолжим разговор в гостиной, если ты сможешь держаться культурно.
– Чаепитие, – огрызнулась Морган, – в высшей степени культурное занятие.
– Отлично. – Уорд встал, рывком распахнул дверь и жестом предложил Морган выйти. Сам он чопорно последовал за ней, окликнув по дороге Мейв.
Пока они дожидались чая, Уорд старался справиться с колотившимся в груди сердцем, пытался отнестись к случившемуся с известной долей хладнокровия. Оказалось, что это весьма сложно, потому что он снова и снова вспоминал о возможных последствиях. До сих пор, проявляя большую осмотрительность, он мог скрывать свою интрижку от чужих глаз. У него хватает врагов. Уорд с легкостью представил себе шепотки, выражение отвращения на лицах и – Господи, упаси! – разочарование бабушки. Придется чертовски дорого заплатить.
В комнату вошла Мейв с подносом. Желудок капитана совершил очередной кульбит. Годы, буквально годы безупречного поведения псу под хвост из-за нескольких недель украденной страсти. Как он мог быть таким тупым?
Потирая занемевшую шею, он смотрел, как Морган разливает чай. Мейв вышла. Морган подала Уорду чашку чая, коротко взглянув ему в глаза. Невероятные глаза, зеленые, как море, глубокие, как океан, сейчас покраснели и были полны боли. В более безоблачные мгновения Уорд признавался себе, что он знавал женщин значительно красивее Морган – например Фрэн, но в сердце своем он понимал, что для него в этом мире не существует женщины прекраснее.
Морган удобно расположилась на диване. Уорд откинулся на спинку стула и спросил:
– Значит, ребенок должен родиться в августе? – Морган кивнула. – Ты понимаешь, – продолжил Уорд, и сердце его сжалось, – что все зашло слишком далеко и делать что-либо поздно?
Морган сделала глоток чая к ответила:
– Еще возможно.
– Но небезопасно. Если ты хотела пойти этим путем, думать нужно было раньше.
Морган резко втянула в себя воздух, как будто Уорд ее ударил.
– Я не говорила, что хотела этого!
Морган повернулась и вскинула голову, ловя его взгляд. В ее глазах цвета тревожного океана плескалось страдание.
– Это твое дитя, Уорд, – произнесла она, и голос ее дрогнул.
Его дитя. Их дитя, зачатое в любви. Багровое жаркое желание пронзило. Уорда вместе с неистовой, горько-сладкой любовью, и все-мысли о взаимных обвинениях временно испарились. Прерывисто вздохнув, он поставил чашку на столик у дивана и раскрыл объятия:
– Иди ко мне, любовь моя.
Морган отставила чашку и нырнула в его объятия. Уорд ждал слез, но Морган не плакала. Вместо этого она крепко вцепилась в его рубашку, сминая пальцами ткань, и делала глубокие вдохи.
Уорд учуял сладкий аромат ее волос и улыбнулся:
– Так, значит, мы будем родителями.
– Да, – счастливо отозвалась она. – И мы должны выбрать имя. Если нам захочется что-нибудь иностранное, назовем его Портосом, как в «Трех мушкетерах». Только подумай, капитан, мы сможем называть его Порт – сразу и в честь морского порта, и в честь твоего любимого портвейна!
Чувствуя, как в груди зарождается смех, Уорд ухмыльнулся и покачал головой:
– Морган, нет! Наше дитя просто убежит из дома! Может быть, дорогая моя, мы ставим карету впереди лошади? Сначала нам следует подумать о его рождении.
– А что тут думать? Младенец появляется на свет по своему собственному расписанию.
– Это верно, но даже при хорошей заботе он будет нуждаться в родителях лет восемнадцать.
– О! – нахмурилась Морган. – Об этом я как-то не подумала.
– Да уж. Ему сильно повезло, что у него есть отец, который спланирует его будущее.
– Если, – осторожно заметила Морган, – ты намерен оставаться в его жизни так долго.
– Разумеется, намерен. Ты что, полагаешь, я брошу собственного ребенка?
– Восемнадцать лет – долгий срок.
– Не такой уж и долгий для отца.
– Но фамилия у моего ребенка… – она помолчала, – будет не Монтгомери.
Уорд застыл – очередная волна потрясения хлестнула его измученное сердце.
– Нет, – медленно произнес он. – Его фамилия будет Уэдерли.
Морган небрежно пожала плечами, но лицо ее напряглось, а в глазах появились тени.
– Восемнадцать лет, – мягко произнес Уорд, снова представляя себе последствия, – действительно долгий срок. Особенно для людей, не связанных никакими юридическими обязательствами.
– За это время ты можешь жениться, Уорд.
– Ты тоже можешь выйти замуж.
– О да! – саркастически ответила она. – Мне сделают так много предложений!
– К черту все это! – воскликнул Уорд и встал, внезапно почувствовав себя встревоженным и несчастным. Потирая шею, он подошел к буфету, чтобы плеснуть себе бренди. – Тебе налить? – спросил он, держа в руках бутылку.
– Немного хереса, спасибо.
Он хмуро кивнул, налил рюмку и протянул ее Морган. Потом сел в кресло и отхлебнул бренди, пытаясь представить себе будущее с идеально подходящей бостонской женой и законнорожденными детьми. Он всегда мечтал предстать пред миром, в качестве преданного отца и мужа. Но сможет ли он после Морган любить другую женщину? Сможет ли какая-нибудь женщина занять ее место? И если уж на то пошло, имеет ли это хоть какое-то значение? Он никогда не включал в свои планы любовь, никогда не надеялся ее найти. Совсем наоборот – он боролся за безупречную репутацию, мечтал стоять плечом к плечу с лучшими членами бостонского высшего общества.
Но, подумал вдруг Уорд с мучительной тоской, какая честь в том, чтобы стать отцом незаконнорожденного ребенка?
Единственное средство тут… черт возьми, единственное средство…
Со сжавшимся сердцем следила Морган за Уордом, за тем, как он, нахмурившись, крутил в пальцах бокал. Глотнув хереса, она погладила живот, словно младенец мог почувствовать ее ласку. Ее ребенок – дитя беглой убийцы. О Боже, восемнадцать лет – это очень, очень долгий срок… Уорд сделал еще глоток бренди и поднял на Морган глаза, сощурившись, словно от боли.