НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 7 - Ольга Ларионова

Однажды в минуту просветления он попытался встретиться с Макдональдом. Тот отказался открыть ему дверь. Но на следующий день он приспел Билла своего ближайшего друга, бывшего журналиста, летчика и партизана Сопротивления, работавшего с ним в одной лаборатории. Билл не принадлежал к «счастливчикам», и поэтому его иронические высказывания а адрес компании Джек всегда в шутку объясняя завистью.

Сейчас Билл был серьезен.

— С Маком плохо, — лаконично сказал он и высылал на стол кучу газетных вырезок. Джек начал читать строчки, подчеркнутые красными чернилами.

«Современные системы помехозащиты позволяют перехватывать и возвращать любое автоматическое средство воздушного нападения. Имея в своем распоряжении мощные ракеты, способные уже сегодня нести ядерные заряды до ста мегатонн, а завтра — гиперонную бомбу, мы никогда не можем быть уверенными, что посланные нами снаряды достигнут цели. Скорее всего, следует ожидать, что инерциальные, гироскопические, телеуправляемые, рефлексные и лазерные системы наведения будут выведены противником из строя еще на активном участке полета, а ракеты повернуты на наши же головы. Мы знаем только одну безотказную систему, абсолютно помехоустойчивую и к тому же недорогую — это человек».

«В случае военного конфликта запуск ракет с лунных баз будет производиться при помощи биоточного управления, — говорилось в другой статье. — Специальная аппаратура для этой цели уже разрабатывается фирмой «Линкольн авиэйшн» на основе тех изумительных технических решений, которыми мы обязаны компании «Золотой век».

«Машинное управление биологическими объектами средствами телеметрии» так называлась большая статья, вырезанная из специального журнала.

— Эту коллекцию Мак перечитывает десятый раз. Мак боится. Он уверен, что скоро его посадят в ракету, как беднягу Динкера. У него на счетчике пусто. Ему надо помочь.

— Поздно, — пробормотал Джек, опускаясь в кресло, которое пододвинула ему машина. — Нас всех поздно спасать. Мы конченые люди.

Джек пил все больше. По утрам голова раскалывалась от боли, но он пунктуально появлялся на работе, где дела у него шли все хуже и хуже. На счетчик он глядел с ужасом. Он стал подавлять в себе все желания. Он почти не выходил из дома в свободные часы, не читал, не говорил с людьми, ел только самое необходимое. Он отказался от любимых сигар, телевизор и радиоприемник были выключены давно. Тем не менее однажды утром он увидел на контрольном счетчике трехзначное число…

Сколько времени прошло с тех пор — день, неделя, год — он не помнил. Кажется, он перестал даже умываться. Долгими часами он сидел один на один с машиной и поносил ее ужасными словами. Когда от длинной тирады пересыхало в горле, Джек протягивал руку, и машина подавала ему стакан виски. Иногда он с трудом подавлял в себе вспышку ярости — он прекрасно помнил, чем кончилось его нападение на машину.

Несколько раз в дверь стучали. Он не открывал. Но однажды он узнал знакомый голос. Джек открыл дверь и сразу понял, с каким известием пришел Билл…

Джек не знал, когда пришло к нему решение — после известия о самоубийстве Макдональда или гораздо раньше. После нескольких стаканов виски оно показалось ему удивительно простым и разумным. Он подошел к машине и долго пытался рассмотреть, сколько заветных красных цифр осталось на счетчике. Потом направился в лабораторию, отрезал от какого-то прибора кусок гибкого провода в яркой изоляции. Забрался на стул и укрепил на кронштейне контрольного счетчика петлю. Затем затянул ее на шее и шагнул вперед.

Услужливая машина подхватила падающий стул и аккуратно поставила его рядом…

Владимир Григорьев

ТРАНЗИСТОР АРХИМЕДА

1. АРХИМЕД ЗАДАЕТ ЗАДАЧУ УЧЕНЫМ XX ВЕКА

Лаборатория расшифровки триплетного кода давно уже перешла на круглосуточный график. Она работает как «скорая помощь» — в любое время суток, хотя так называемой жизненной необходимости в этом нет никакой. Продукция лаборатории касается одного — прошлого, а разве можно чем-нибудь всерьез помочь Прошлому? Сожалениями не поможешь. Свершилось — и баста!

Однако что может волновать нас, как волнует прошлое? Разве что будущее. Настоящее же и так хорошо известно. Но будущее — оно за семью печатями, а прошлое, пожалуйста, на экранах лаборатории. Заходите в любое время суток, над входом плакат:

«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ЛЮБИТЕЛЯМ СТАРИНЫ!»

В три часа ночи, в семь утра заходи. На экранах вспыхивают видения. Триста лет назад, тысяча, пять тысяч…

Веками человеческие гены — хранители информации — автоматически зашифровывали эту наследственную информацию, запоминали происходящее и транспортировали новым поколениям все более тяжелый груз памяти. Триплетный код насыщался новыми точками-тире. Здесь, в лаборатории, клубок разматывался в обратную сторону, автоматически расшифровывался, и на экранах загорались отпечатки картин, прошедших перед глазами деда, прадеда, пра… пра… спускаясь по генеалогическому древу все ниже и ниже.

Погружение в прошлое. Оно как погружение батискафа в темные недра океана. Все сумрачней его картины, нарастает давление пространства, скоро ли дно? Но дна нет…

Один из прошловековых отпечатков особенно поразил воображение специалистов. Казалось бы, в снимке ничего грандиозного. Ни Помпеи, заливаемых лавой, ни конницы Чингисхана. На первый взгляд просто бытовая сцена. И однако, как только на сфероиде серебрящегося экрана туманно засиял кадр, зрители застыли, а с галерки, заполненной рядовыми, а потому малосдержанными любителями, донесся сдавленный полувыкрик:

— Да ведь это же…

Какой-то благоразумный сосед тотчас зажал рот любителя.

— Может быть, и так, — внушительно, после солидной паузы отозвался кто-то из титулованных экспертов. — Может быть, там, на галерке, и не ошиблись. Но… Впрочем, беру свои слова обратно!

Последние слова эксперт произнес торопливо, будто обрывая сам себя, отчего общее впечатление правоты того, с галерки, только усилилось.

Когда посторонние разошлись, древний академик по триплетному вопросу внушительно обратился к эксперту:

— Что ж вы, батенька, так сразу? Может быть, может быть… В жизни все может быть! Да только… Эх вы! Авторитета вашего только может не быть.

— Так ведь брал же слова обратно, — оправдывался эксперт.

Снимок, вызвавший столько противоречивых эмоций, был в общем-то незамысловат. Скамейка, человек в хитоне с прутиком в руках да меч, занесенный над головой сидящего. Меч без насечек, без узоров, лишенный служебного кокетства и двусмысленности: видно, в руках владельца он был просто орудием производства. Человек в хитоне не смотрел на меч, он смотрел куда-то вверх, вероятно, в глаза того, кто пожелал разрубить его на части. А по песку вились какие-то узоры, только что вычерченные прутиком. Линии, треугольники, кружочки, сплетенные в непонятную для геометра фигуру. Похоже, что человек в хитоне был увлечен решением какой-то задачи, как следует углубился в нее и вдруг заметил, что его убивают. Все было именно так, как в известном предании о гибели Архимеда. Отсчет кадра по времени сходился с календарными датами Архимеда. Самое поразительное заключалось в рисунках на песке — под ногами Архимеда отчетливо прорисовывалась схема серийного транзисторного приемника. «Спидола» не «Спидола», но что-то в этом роде…