Улица Венеалме (СИ) - Иолич Ася

– Ты собиралась очищать свою совесть, терпя эту восхитительную вонь? Какие грехи ты собралась отмывать этим?

– Не знаю. А обязательно очищать только свою совесть? Можно отмыть чужие грехи, помучившись самому?

– И я не знаю. Это было бы странно. С учётом того, что в нашем мире всё продаётся и покупается, думаю, сразу нашлись бы люди, которые за умеренную или не очень плату стали бы продавать свои услуги по искуплению грехов за других людей.

– Я не подумала об этом. Ты прав, такое весьма вероятно.

– Но идея неплохая. Отличный способ заработка для тех, кто хочет быстро собрать денег. Думаю, от желающих бы не было отбоя.

Аяна слегка отодвинулась от него и заглянула в лицо, но оно было непроницаемо весёлым в сумраке.

– Ты что-то задумал? Конда?

– Нет, но ты подаёшь мне столько интересных идей. Ты вдохновляешь меня, Айи. Мне весело с тобой. Ты открыла мне меня.

– Я боялась, что приду к тебе спустя эти два с лишним года, и наши кусочки мозаики будут от разных картинок.

– Но мы смешали их, и выходит дивно. Меня радует и смысл, и вид этой картинки.

– Я очень боялась. Анкэ рассказала мне, что она не видела своего мужчину семь лет, и у них не осталось ничего общего.

– Ты не Анкэ, так же, как я – не её мужчина, не Пулат и не кто-либо ещё. Ну, может, иногда я Анвер... по необходимости.

– Я тоже иногда Анвер по необходимости. Он завтра поедет в бухту со своим воспитанником.

– И, кстати, ты забываешь упомянуть, что у нас, помимо общего Анвера и общей любви и страсти, есть ещё и общий сын.

– Я не забываю. Это как часть моего сердца, которая отделилась и теперь постоянно где-то бегает. От постоянного беспокойства за него меня спасает только то, что я очень, очень много сидела с младшими в своё время. Я уже к рождению Тати обрела почти непоколебимое спокойствие духа. Конда, мы сегодня говорили с Гелиэр об общих детях и о том, как важно беречь их союз с Миратом... Брак. Это общий язык, но у нас нет этого слова. Почему у вас это так называется? Это похоже на слово "врэк".

– Это же от слова "брать". Муж берёт жену из рода. Но предложенное тобой тоже иногда верно.

– Гели сказала, что дети при разводе остаются в роду отца.

– Да. Так принято.

– И мужчины предпочитают не разводиться, а ищут утешения на стороне. Как Исар.

– Во-первых, повторно платить выкуп – накладно, во-вторых, это рвёт связь с родом жены, и вдобавок это сильно бьёт по репутации.

– Это ужасно. Знать, что твой муж ходит к другой женщине, и продолжать принимать его у себя из чувства долга.

– Ну, это скрывают. И Исару не дали ходить к другой женщине. Атойо устраивала такие сцены, что он не выдержал. Самет умер, когда ему было всего семь, и Исар горевал, как и Атойо. Видимо, они оба винили друг друга в случившемся. Когда выяснилось, что Исар два года находит утешение в объятиях молоденькой катьонте, был такой скандал, что только то, что Пулат сотворил со мной, смогло как-то его затмить. Атойо подняла на уши всех, и Исар не ездил в тот эйнот больше пяти лет.

– Иллира скрыла, что носит дитя.

– Да. Она, видимо, боялась, что Атойо просто избавится от неё. Эта связь очернила родовое имя. Атойо ведь из очень высокого рода, и её гордость пострадала. Видимо, Исар заранее распорядился, чтобы Иллире помогали, иначе я не могу объяснить, как она выжила эти пять лет, имея на руках... незаконнорожденное дитя. К моему горю, ты испытала на себе это отношение. Прости меня.

– Конда, этот день уплыл. Просто забудь, хорошо? Это было неприятно, но никто не умер.

Аяна вспомнила серебряную искру ножа и ужас на лице Раталла и почувствовала мстительное удовлетворение.

– Верделл сказал, что она работала прачкой. Я никогда не расспрашивала её, ты, наверное, понимаешь...

– Прачки получают гроши. Её попечителем был Исар, и, видимо, у него действительно была какая-то договорённость с управляющим, потому что на жалованье прачки не выжить ни тут, ни в окрестностях Тайкета.

– А почему Исар был её попечителем?

– Она сирота. Подкидыш. Её имя похоже на имена кирио, потому что ей дала его тамошняя экономка, отличавшаяся изысканным вкусом.

– Кто? Подкидыш?

– Это одна из причин, почему Атойо была в таком бешенстве. Иллира не просто катьонте, она безродная. Её подбросили к воротам поместья.

– Подбросили?

– Да. Мы говорили с тобой об этом, когда речь зашла о травах. О том, что бывает, если мужчина был неосторожен, а потом не берёт на себя ответственность.

Аяна задышала свирепо, и Конда обнял её, прижимая рукой и ногой к волосатому одеялу.

– Так спокойнее?

– Да.

– Такое случается. Девушка, которая работает в большом доме, может подвергнуться... чересчур пристальному вниманию одного из кирио, например, как ты, когда так смело зашла недавно на мужскую половину. Ты испытала на себе мой чрезвычайно пристальный интерес, но ты моя жена, ты желаешь меня не менее страстно, и я не делаю ничего, на что не получаю твоего согласия. Мне противна сама мысль о том, что иногда называют тут браком. Это мерзко и противоестественно.

– Я просила прощения за те свои подозрения.

– Мне не за что тебя прощать. Иногда кирио ведут себя несдержанно, и девушка не может остановить кира даже с помощью ножа, не то что одним словом "стамэ".

– Мне говорили, что такое случается. Я не верила в это, Конда.

– Тем не менее. Слово катьонте против слова кира не имеет никакого веса. Только после рождения ребёнка к ней может наведаться кто-то из родни и, если ребёнок похож на отца, возможно, тот соблаговолит выплачивать ей какое-то содержание. Но, как только её положение становится заметным, она не может продолжать работу в доме. Женщина, что носит дитя, не может работать, потому что это прямо говорит о том, что у неё нет мужа, который её содержит, или его родни... У кирио такое тоже случается, но крайне редко, и некоторые семьи всё же жалеют дочерей, отправляя их в эйноты якобы "на отдых", а потом этот плод внебрачной любви воспитывается в одной из семей в деревне, за что та получает деньги. Но обычно это становится моментально известно.

– Я помню, с какой скоростью тут расходятся слухи.

– Да. Если же в беду попала девушка катьонте, у неё больше нет шанса на приличную жизнь и хороший брак. Семья, которая отправляет дочерей на заработок, меньше всего ждёт, что дочь вернётся осквернённой, да ещё и принесёт лишний рот в семью, а потом ещё придётся приплачивать за то, что она... Девушки редко возвращаются домой.

– Но куда же они идут?

Конда вздохнул и подгрёб Аяну ещё ближе.

– Ты сейчас скажешь что-то такое, что добавит очень чёрный кусочек в мою мозаику, да? – сказала она, яростно вжимаясь носом в его шею.

– Некоторым везёт. Их поддерживают остальные катьонте в доме, им вскладчину собирают деньги на небольшую комнатку, и они могут доносить дитя до срока, а потом вернуться к работе, но уже не в этом доме, а в другом, где об этом ничего неизвестно.

– А...

– Да. Его подбрасывают, надеясь на удачу, к воротам какого-нибудь большого дома, или к дверям лавки, или оставляют на одной из площадей. Некоторым девушкам везёт найти семью, которая принимает ребёнка, не разрывая связь с его матерью, и она может передавать деньги на его содержание, сохранив работу, но такой работы мало. Считай что и нет. Без поддержки женщине с ребёнком тут не выжить одной. Если родная семья отказалась – это конец. Некоторые девушки, узнав, что они в беде, решают, что это...

– Ты хочешь сказать...

– Да. Любовь моя, я не могу прижать тебя сильнее, потому что тогда я сломаю тебе что-нибудь.

– Я согласна на это. Конда, эта легенда про ондео...

– Да. Тут это не озеро, а скала у маяка. Чаще всего так и происходит. Все понимают это. Если же девушка выбирает жизнь, то она всю жизнь мучается от вины за то, что сотворила. Подброшенные на площадь дети растут без рода, и чаще всего заканчивают свою жизнь так же печально, без рода, в тюрьмах или на каторге, если подобравшая семья не признаёт их своими. Но даже если признает, на этом ребёнке лежит тень от обстоятельств его рождения. Некоторые семьи берут таких подкидышей и зарабатывают на этом, отправляя их побираться.