Тициан - А. Махов

А во Фрари вовсю шла работа над мраморным обрамлением будущего алтарного образа, для чего отцом Джермано были приглашены лучшие в городе камнерезы, которые трудились по эскизу Тициана. В одном из залов монастыря, выходящем окнами на внутренний дворик, по его же чертежам кипела работа артели плотников над изготовлением огромной доски размером семь метров на три с половиной. Столь большой деревянной поверхности в природе не существовало, и потому ее понадобилось скомпоновать, подгоняя друг к другу впритык двадцать одну доску толщиной в три сантиметра из выдержанной древесины. Дело оказалось весьма многотрудным. Подбором дерева занимался сам Тициан, которому помогли навыки, привитые в детстве отцом — он отлично разбирался в свойствах различных древесных пород. Ему пришлось лично следить за работой плотников над огромной деревянной конструкцией, добиваясь, чтобы при подгонке досок, склейке, а затем закреплении их шпонками на гладкой отполированной поверхности не осталось ни единой щелочки.

Слов нет, было бы куда сподручней писать картину в мастерской. Но каким образом и на чем переправить готовую громадину через Большой канал во Фрари, не рискуя ее повредить? Гораздо легче оказалось доставить туда кисти, краски, растворы и все прочее. Теперь же по утрам ему придется совершать пешую прогулку до Ка' Гранде (Большого дома). Так доныне называется этот величественный комплекс францисканского монастыря и церкви Фрари, который стал местом его раздумий и вдохновенного труда.

Работа была сопряжена со множеством неудобств. Дело в том, что монастырь насчитывал более ста насельников. И если старые монахи были постоянно заняты молитвой или грелись на солнышке во внутреннем дворике, то молодые братья частенько заглядывали в зал, где трудился Тициан, о чем-то перешептывались и даже посмеивались, узрев что-то смешное на картине. Но больше всех досаждал настоятель Джермано с его вздохами и бесконечными вопросами. Как ни странно, старый монах никак не мог уразуметь, что написание алтарного образа — это та же обращенная к Богу молитва, требующая полной сосредоточенности и тишины. Когда становилось совсем невмоготу от постоянных расспросов въедливого настоятеля, Тициан бросал все и бежал к ближайшему причалу на Сан-Тома, чтобы поскорей оказаться на том берегу в привычной обстановке своей мастерской, где всеми делами умело заправлял Франческо. Но и здесь он не находил успокоения, так как отовсюду на него смотрели картоны с набросками для батальной картины, напоминая о невыполненном пока обязательстве перед правительством республики. А тут еще наседали другие заказчики, которым приходилось под благовидным предлогом отказывать, ибо на помощь учеников он пока не очень рассчитывал.

И все же работа во Фрари продвигалась, несмотря на помехи, чинимые монахами. Отца Джермано пугали фигуры апостолов на картине, лишенные, по его мнению, не только святости, но и благородства, поскольку они были облачены в простые посконные одежды. Никакие увещевания Тициана, что многие из апостолов в миру были простыми рыбаками, не убеждали сомневающегося настоятеля. Он никак не мог также взять в толк, что законченная картина будет выглядеть совершенно по-иному, когда прихожане будут смотреть на нее снизу вверх и не вблизи, а на некотором расстоянии. Так должна глядеться любая алтарная картина, и все изображенные на ней фигуры будут тогда выглядеть пропорционально и вполне естественно. Ничто уже не могло остановить Тициана, и работа над картиной шла полным ходом.

Наступил день, когда Аурелио принес долгожданную радостную весть, что отныне он, Тициан Вечеллио, утвержден официальным художником республики святого Марка. Важное событие было отмечено в кругу семьи, из посторонних пригласили только братьев Дзуккато. Тициана особенно поразила Чечилия, которая веселилась за столом и радовалась, как дитя, не скрывая своего восторга и гордости за него. В ее искрящихся глазах он прочел то, что сам к ней давно испытывал. После веселой и шумной пирушки все разошлись далеко за полночь. Франческо пошел проводить подвыпивших друзей и немного развеяться, а Тициан долго не мог успокоиться и прийти в себя от всего пережитого. Когда же он направился со свечой к себе по коридору, то увидел узкую полоску света из-под двери комнаты Чечилии. О нет, теперь он не станет себя сдерживать! Не раздумывая, он решительно толкнул дверь и переступил через полоску света, словно перейдя Рубикон…

Когда наступила жара, Тициан выкроил время, чтобы немного остыть и навестить родителей. Чечилия наотрез отказалась с ним ехать. Ее можно было понять — девичья гордость не позволяла ей объявиться в родных краях в качестве подруги-содержанки известного земляка. От одной только этой мысли у нее навертывались слезы. Не помогли никакие увещевания, и пришлось оставить ее на попечение Франческо.

Однако весть об объявлении Тициана официальным художником республики уже долетела до родного городка, вызвав там большое оживление. В тот раз Тициану удалось поговорить по душам с отцом Чечилии, передать нехитрые подарки и гостинцы от себя и от дочери. Разговор о женитьбе он постарался замять, заверив родителя, что Чечилии в Венеции живется неплохо и она там ни в чем не нуждается. Хитрец Сольдано тоже не стал затрагивать щекотливую тему о браке, попросив будущего зятя, — то, что Тициан станет таковым, он уже чувствовал всеми фибрами души, — похлопотать где надо за своего сына Маттео, брата Чечилии, и заполучить для него теплое местечко. Тициан опешил. Он никак не ожидал такого оборота, и ему пришлось скрепя сердце дать обещание. К его великому изумлению, с подобной же просьбой обратился и отец Грегорио. После кончины деда Конте он стал старейшиной рода Вечеллио и считал, что ему теперь полагается более высокое общественное положение. Дабы огородить себя от возможных просьб многочисленной родни, художник спешно покинул Пьеве ди Кадоре, сославшись на неотложные дела.

На обратном пути ему пришлось немного задержаться в Ревизо, где в местном соборе он решил выполнить давнее обещание канонику Малькьостро. Там он написал небольшую фреску «Воскресший Христос и пророки». О ней весьма высоко отозвался биограф Ридольфи, однако сегодня она потускнела почти до полной неразличимости. Вероятно, художника подвела тогда столь не свойственная ему торопливость в работе. Не исключено, что, соскучившись по своей Чечилии, он торопился скорее закончить фреску. Однако истинная причина спешки, скорее всего, в другом.

В том же соборе Тициан увидел начатые росписи мастера Джованни Антонио де Саккиса по прозвищу Порденоне. О нем ему многое порассказал старый каноник, особенно подробно распространяясь о несносном характере художника, с которым трудно ладить. Уроженец здешних мест, Порденоне недавно возвратился из поездки в Рим под сильным впечатлением от увиденных там творений Рафаэля и особенно Микеланджело. Необычная пластика и яркий колоризм его росписей поразили Тициана, заставив крепко призадуматься. Такого ему не доводилось пока видеть ни у кого из венецианских мастеров. Предчувствуя, что его ждет сильное соперничество со стороны весьма одаренного и напористого незнакомца, он спешно распрощался с каноником, пообещав в скором времени вернуться для написания большой картины «Благовещение».