Крещение огнем - Гарольд Койл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Совет ожидал, что правительство Соединенных Штатов выступит против политики чрезвычайных судов и публичных казней, однако члены его все же надеялись, что оно оценит общее благо, которое оправдывает эту меру. Когда же стало очевидно, что их надежда не оправдалась, некоторые члены Совета стали убеждать своих товарищей отказаться от этой программы в угоду правительству Соединенных Штатов.
Полковник Молина, которого поддерживал Гуахардо, твердо стоял на своем. С одной стороны, программа искоренения коррупции, пленив воображение мексиканского народа, выполняла свою цель — помогала завоевать поддержку населения и подготовить его к длительной борьбе за проведение реформ. С другой стороны, та же программа препятствовала признанию Соединенными Штатами Совета тринадцати законным правительством Мексики. А это признание, за которым последовали бы экономическая помощь и возможности для делового сотрудничества, было столь же важно для успеха, как и поддержка мексиканского народа. Однако все соглашались, что публично уступить нажиму США — значило бы погубить дело революции в глазах народа Мексики и правительств других стран Центральной и Южной Америки. Как заявил Молина в своем публичном выступлении по этому вопросу: "Лучше быть бедным и голодным, оставаясь хозяином в собственном доме, чем стать рабом прихотей иностранного правительства".
И хотя такое заявление взывало к гордости мексиканцев, оно не решало другой проблемы — как добиться от американцев признания. Чтобы решить эту задачу, полковник Молина, как он уже делал это раньше, обратился к средствам массовой информации, дабы непосредственно представить дело на суд американской общественности. Кое-кто из членов Совета призывал Молину одуматься. Позволить американской прессе вести репортажи о судебных процессах и казнях значило идти на ненужный риск, последствия которого, в случае неудачи, могли оказаться роковыми. Однако предложить реальную альтернативу никто не смог, поэтому все, скрепя сердце, были вынуждены согласиться с решением Молины. Выполнение этой задачи полковник возложил на Гуахардо.
Заявив, что он — не лучшая кандидатура для подобного поручения, Гуахардо, тем не менее, приступил к исполнению приказа. Молина и другие члены Совета не удивились, когда Альфредо предложил, чтобы Джен Филдс предоставили свободу действий в изучении программы и освещении ее так, как она сочтет уместным.
Сначала Джен Филдс не хотела принимать это предложение. Несмотря на то, что в Соединенных Штатах по телевидению постоянно показывали яркие сцены необузданного насилия, репортажи о реальных казнях передавали с большой неохотой. Однако она понимала, что такая передача была не просто важна: снять и передать ее стало бы задачей, требующей от корреспондента изрядного мужества и напряжения сил. В конце концов, именно сложность и ответственность задачи заставили Джен принять предложение.
Единственной помехой для нее являлась необходимость сотрудничать с полковником Гуахардо. Журналистке не нравилось иметь дело с ним. В их группе Тед прозвал полковника "Дарт Вейдер", а Джо Боб предпочитал прозвище "Аттила-щеголь". Их новый администратор-мексиканец называл его "Темным". Джен сочла все эти прозвища удачными и подходящими. Гуахардо оказывал им всемерное содействие, обеспечивая Джен и ее группе завидную возможность бывать где угодно и говорить с кем угодно. Он даже позаботился о новом администраторе, который теперь путешествовал вместе с группой. Это был молодой человек приятной наружности, прекрасно владевший английским языком. Все, однако, подозревали, что администратор сотрудничает с мексиканской контрразведкой. Его поведение, особенно в присутствии старших офицеров, только укрепляло эти подозрения. Тем не менее, его помощь и содействие Альфредо обеспечивали группе возможность без помех жить и работать в Мексике, что было очень сложно, особенно с тех пор, как началась "чистка".
Историй о том, как членов прежнего правительства арестовывали, допрашивали и в тот же день расстреливали, ходило великое множество. По слухам, программа, которую между собой все называли "чисткой", должна была отличаться широким размахом и затронуть все слои населения. В новостях о "чистке" ничего не сообщалось, не было и статистических данных, которые позволяли бы судить о ее масштабах и эффективности, однако она ощущалась везде и всюду. И все же Джен и ее товарищи, путешествуя по стране, замечали, что обсуждая "чистку", средний мексиканец говорил о ней с энтузиазмом и даже с улыбкой. И только те, кто был связан с прежним правительством или мог быть каким-то образом замешан в коррупции, проявляли озабоченность, граничащую со страхом. Короче говоря, со стороны казалось, что "чистка" весьма эффективна и пользуется поддержкой в народе, и именно это Джен и собиралась подтвердить или опровергнуть.
Проблемы, которые встали перед ней при подготовке репортажа о "чистке", были довольно серьезными. Если изложить их в нескольких словах, то Джен Филдс предстояло сделать репортаж, в котором этот эмоциональный и противоречивый материал подавался бы беспристрастно и объективно. Тед, ее телеоператор, был яростным противником линчевателей в национальном масштабе. Джо Боб, наоборот, считал, что это здорово, и предлагал сделать подробные записи, надеясь убедить президента Соединенных Штатов принять аналогичную программу. Джен тоже имела свое мнение па этот счет, но старалась держать его при себе.
Итак, Джен избрала характерный для себя подход: узнав, что Совет предоставил ей карт-бланш, она решила поймать Гуахардо на слове. В поисках типичного дела Джен сидела в районном суде, который она выбрала из списка всех судов федерального округа Мехико, и ждала, когда поступит жалоба на продажного чиновника или какого-нибудь другого преступника. Ждать ей пришлось недолго.
Не прошло и часа, как в помещение суда, прихрамывая, вошла одетая в черное пожилая женщина и спросила капитана. Увидев, что Филдс вместе с группой проследовала за ней в кабинет, посетительница хотела уйти, не подав жалобы. Но капитан, добродушный здоровяк с обвислыми усами, уговорил ее остаться. Она нерешительно начала свой рассказ.
Ей показалось, что один из лавочников на рынке постоянно обманывает покупателей. Она пожаловалась полицейскому. Тот, изобразив на лице озабоченность, пошел вместе с ней в лавку. В ее присутствии он задал лавочнику несколько вопросов. Лавочник, со своей стороны, стал громко сетовать на высокую стоимость перевозок и товаров, показывая полицейскому гроссбух, в который записывались приход и расход. Полицейский, по словам женщины, удовлетворенный ответом лавочника, сказал ей, что все в порядке. Не поверив ему, она вышла из лавки, но, вместо того чтобы пойти домой, перешла через улицу и стала следить. То, что она увидела, разозлило ее и еще больше укрепило в прежних подозрениях. Полицейский, убежденный в том, что потерпевшая ушла, выпивал на пару с лавочником: оба они болтали и смеялись. Уверенная, что они смеются над ней, она выждала, пока они не расстались, пожав друг другу руки, и поспешила в районный суд.
Капитан, делая заметки и изредка кивая, слушал женщину, стараясь не замечать съемочную іруппу и камеру. Когда она закончила, капитан поблагодарил ее и, сознавая важность, которую приобрело это дело благодаря присутствию Джен, немедленно начал расследование.
Большую часть работы осуществил сам капитан. Сделав несколько телефонных звонков, он узнал имя полицейского, отвечавшего за район, в котором находилась лавка, номер участка и время, когда его можно застать на месте. Кроме тот, он обзвонил несколько рынков и магазинов, спрашивая, во что им обошлось приобретение тех или иных товаров, и по какой цене они их продают. Все цены он проверил у чиновника из Министерства торговли и сельскою хозяйства. Покончив с предварительным расследованием, капитан в сопровождении Джен и ее группы вышел из здания суда и направился в лавку, где недавно побывала женщина.
По пути капитан объяснил, что в изобличении истинных преступников успех во многом зависит от быстроты и неожиданности действий. Сначала журналистка приняла его слова за предупреждение, решив, что она и ее группа должны проявлять максимальную осмотрительность. Но капитан заявил, что часто внезапное и неожиданное появление офицера и вопросы, которые он начинает задавать, приводят к немедленному раскаянию и сотрудничеству.
— Чем дольше затягивается расследование, — подчеркнул он, — тем больше времени получает обвиняемый, чтобы изобрести какую-нибудь историю. Если нагрянуть быстро, без предупреждения, имея на руках готовые факты, обвиняемый зачастую теряется при первом же нажиме и сознается в надежде, что ему смягчат наказание.