Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой - М. Велижев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первые гарантии от А.Г. Орлова в том, что европейским торговым судам не только никакого повреждения «не будет ученено», но корабли под флагом российской императрицы будут оказывать им покровительство, если те не нарушают правил войны, были даны Орловым на запрос европейских купцов Смирны еще в середине августа 1770 г. Вскоре об этом с удовольствием сообщили европейские газеты (G. d’A. № 83). В сентябре до европейцев дошли сведения и о том, что А.Г. Орлов в Архипелаге подписал обращение «ко всем нациям», что много иностранных кораблей курсирует по морям Архипелага и Греции под флагом России, занимаясь разным пиратством, в том числе и против христианских судов, но граф Орлов просит не считать эти суда русскими, если у них нет акта, подписанного и скрепленного печатью его армии[510], а «считать их пеной морской» и наказывать их капитанов (G. d А. 1770. № 78)[511]. С не меньшим удовольствием франкоязычная «Амстердамская газета» писала и о том, что в декабре 1770 г. русское судно захватило в Архипелаге корсарское судно, на борту которого были 60 рулонов тканей, взятых с французского судна, и российский капитан переправил этот товар французскому вице-консулу на о. Тино (G. d’A. 1771. № 15).
В начале 1771 г. русскими в Архипелаге разрабатываются нормы, регламентирующие действия судов, находящихся на боевом дежурстве. В этих правилах, которым должны были следовать «крейсирующие» суда, полагалось коммерческое судоходство «не беспокоить», христиан от «варварского плену» спасать, но все-таки осматривать грузы коммерческих судов, оказавшихся вблизи боевых действий. В этом случае все вооружение (кроме потребного для купеческого корабля), обнаруженное на судне, объявлялось контрабандой и изымалось[512].
Уже через год, в начале 1772 г., «Амстердамская газета» сообщила, что, когда взбунтовавшиеся «албанцы» захватили два судна русской эскадры и начали на них пиратствовать, граф Орлов пригласил не только жителей Архипелага, но даже турок (!) совместными усилиями покончить с разбойниками (G. d’A. 1772. № 7). В 1774 г. Спиридов и командующий французским военным судном Леклер Мартели де Шотард договорились и о создании «призовой комиссии», рассматривавшей жалобы купцов и компенсировавшей часть потерянного ими имущества[513].
В целом же, несмотря на все официально выражаемые протесты, европейские державы были вынуждены считаться и считались с нормами торговли и судоходства военного времени, установленными в регионе, пребывающем, по заявлению А.Г. Орлова, в условиях блокады. Положительный и негативный опыт, приобретенный Россией в осуществлении этой экономической блокады, был, несомненно, полезен. В дальнейшем он был использован Россией при формулировании принципов декларации о вооруженном нейтралитете 1780 г. (в частности, в декларации уточнялись понятия военная контрабанда и пространство, на которое могла распространяться блокада). Декларация 1780 г., как известно, внесла важный вклад в становление международного морского права нового времени. В следующую войну с турками рассчитывать на сбор обильного «призового» фонда уже не приходилось. Как отметил канцлер Безбородко на совете 1787 г., «общий союз морских держав, прикрывающих купеческую торговлю, не дозволяет теперь выгоду призов, которые тогда (т.е. в 1770-ые гг. – Авт.) приносили пользу»[514].
В целом, оценивая итоги военных действий флота и приданных ему сухопутных соединений в 1770-1774 гг., важно отметить, что из множества непростых ситуаций, таящих опасности и для международного имиджа страны, и для авторитета православного Российского царства среди христианского населения Османской империи, и для существования эскадр Балтийского флота в Средиземное море, «бесславный» конец которых казался более чем вероятным, Первая архипелагская экспедиция вышла достойно. Первый приход российского флота в Средиземное море превратился в его длительное пребывание на островах и свободное передвижение по всему Средиземноморью. О том, чем стало присутствие российских моряков в Архипелаге, в Венеции, на Апеннинском полуострове и на Ближнем Востоке, как их воспринимали и что запомнили они, иными словами, как происходило политическое и культурное освоение пространства Средиземноморья, речь пойдет в следующих главах.
Часть 2
Русские в Средиземноморье
Е.Б. Смилянская, М.Б. Велижев, И.М. Смилянская
Глава 5
«Россы в Архипелаге», или греческое княжество Екатерины Великой
Победоносные Российских воев дланиПленили весь почти вокруг АрхипелагВезде с почтением Российской видят флаг.
Павел Потемкин. «Россы в Архипелаге»Е.Б. Смилянская
Были ли целью России территориальные захваты в Средиземноморье?
Все время войны и пребывания российского флота в Средиземноморье Екатерина II едва ли переставала интересоваться проблемой территориальных захватов.
Меняющиеся перспективы территориальных приобретений – то призрачные, то вполне реальные – заставляли Екатерину и ее окружение постоянно размышлять о предназначении и будущности новых владений как опорных пунктов флота, или «коммерческих» пристаней, или знаков присутствия России в регионе.
В переписке с Вольтером, постоянно возвращавшимся в серьезной или в полушутливой форме к идее захвата Россией Константинополя и Афин, Екатерина была осторожна. В начале войны, в декабре 1768 г., она колебалась: «ежели мне будет столь же легко вести войну против турок, сколь нетрудно мне было ввести в употребление прививание оспы, то Вам, верно, скоро надобно будет исполнить свое обещание по которому Вы хотели видеться со мною в том месте, где, как сказывают, погибали все завоеватели оного (в Константинополе. —Авт.). Этот один слух, мне кажется, уже довольно силен всякаго удержать от такого покушения»[515]. В сентябре 1770 г., описывая успех Чесмы, императрица тем не менее была настроена вполне реалистично: «Что принадлежит до Константинополя, то я не полагаю, чтоб оно скоро могло быть исполнено. Однако же сказывают, отчаяваться не должно ни в чем»[516]. Во время же переговоров в Фокшанах в мае 1771 г. Екатерина II вернулась к теме территориальных захватов, уже будучи в сильном раздражении: «Ежели в нынешнем году мир не будет заключен, то Вы можете приказать приуготовлять Ваши носилки (чтобы отправляться для встречи с Екатериной в Константинополе. – Авт). Не забудьте, Государь Мой, поместить в них стенныя фернеской вашей фабрики часы: они будут поставлены в церкви Св. Софии и будущим древности любителям подадут случай к сочинению нескольких ученых диссертаций»[517].
Если Вольтеру русская императрица писала, рассчитывая на возможный пропагандистский эффект, то сокровенными мыслями относительно предназначения экспедиции в Средиземноморье («все сие пишу Я единственно для откровения моих мыслей») Екатерина II делилась, судя по всему, с А.Г. Орловым, причем еще тогда, когда основная часть первой эскадры – эскадры Спиридова – только достигла Порт-Магона, преодолев трудности долгого пути. В своем письме от 8 января 1770 г. императрица рекомендовала Орлову не предпринимать «какие ни есть весьма отважные наступления» и размышляла о приобретении – нет, не Константинополя! – а всего лишь либо острова, либо материкового порта (что лучше – она сама к этому времени еще не решила). Далее императрица рассуждала так: «моя мысль есть, чтоб Вы старались получить порт на острове или на твердой земле, и, поколику возможно, удержать оный (выделено нами. – Авт.). Сказав Вам сие, признаюсь, что имею два вида: один тот, чтоб вас, пока ваша куча не знатно умножится, с малым числом не подвергнуть опасности (Екатерина готовит третью эскадру, которой придает сухопутные силы, вторая уже в пути, к тому же она предлагает нанять людей из христиан-мореходцев Средиземноморья. – Авт.); второй, чтоб, хотя б и ничего много не сделали, то бы тем самым вы много для переду предуспели, если б доставили России в руки порт в тамошнем море, который стараться будем при мире удержать. Под видом же коммерции он всегда будет иметь сообщение с нужными народами во время мира и тем, конечно, сила наша не умалится в тамошнем краю. Если же дела ваши так обратятся, что вы в состоянии будете замыслить и более сего, то тогда и сей порт нам всегда служить может, не быв ни в каком случае вреден. Но сие же едва не удобнее ли остров, нежели твердая земля, и то еще остров не самый большой; но однако порт на твердой земле будет же иметь и свои особые выгоды»[518].
