Воспитание к свободе - Карлгрен Франс

Коллектив класса

У классного учителя перед родителями одно громадное преимущество — на протяжении восьми лет он является проводником ребенка к прекрасному в природе и человеке. На уроках, во время общих занятий искусством, на экскурсиях и в доверительных беседах, которые некоторые дети охотнее ведут с учителем, чем с родителями, он может многое показывать, открывать, обращать на что-то их особое внимание. Благодаря учителю дети постигают богатства и чудеса всего света; из его уст исходят все жизненные надежды. Итак, вместе преодолевая трудности и разделяя радости, учитель и класс постепенно объединяются в некое сообщество. Может случиться и так, что это сообщество окажется неплодотворным. Но, как правило, такая взаимная привязанность приобретает глубокий смысл, состоящий в том, что ученики укрепляются в вопросах бытия. Для тех, кто не раздираем крайними противоречиями, видеть из года в год вокруг себя одних и тех же людей означает иметь на Земле свой приют. Для современных детей, когда так легко возникают непрочные отношения, и так трудно сохранить верность к близкому, может быть, именно это и становится самым главным событием.

Мы уже упоминали, что в современной педагогике есть такая сильная тенденция: из соображений эффективности обучения не создавать единого классного коллектива. Варьирующиеся группы учеников собираются в классных комнатах варьируемой величины с чередующимися учителями (система курсов). От учителей, не входящих в круг вальдорфской педагогики, подчас слышишь высказывания, что вследствие таких экспериментов наблюдается снижение дисциплины, дети менее привязаны к своей школе и не чувствуют себя защищенными в ней. Последовательное и настойчивое поведение этой системы могло бы оказаться чрезвычайно губительным.

Общий опыт вальдорфских школ всего мира показывает, что именно классный учитель, и только он, способен поддерживать настолько тесные контакты с учениками своего класса, что они абсолютно серьезно относятся даже к его высказываниям по вопросам морали и дисциплины. Если такой учитель болеет, то его не удается заменить никем, кто по-настоящему мог бы найти подход к коллективу. Благодаря непрекращающейся работе над самим собой и постоянному присутствию в классе классный учитель становится для своих учеников авторитетом. Заменить его трудно или невозможно.

Но к этому следует добавить еще один важный факт. Поскольку между классным учителем и учениками возникает эта единственная связь, то к концу их совместной деятельности ему необходимо обратить внимание на следующее. Необходимо организовать свою работу в эти годы таким образом, чтобы ученики становились все более самостоятельными, чтобы их личная привязанность к учителю перерастала в привязанность к школе. Это помогло бы их безболезненному переходу на старшую ступень.

Авторитет или свобода?

В наши дни само понятие «авторитет» стало сомнительным. Иногда приходится сталкиваться с мнением молодых родителей и некоторых психологов о том, что по мере своего развития дети как можно раньше должны стать равноправными со взрослыми. Порой за этим стоит стремление обходиться с детьми по-товарищески, стремление подвести их к ответственности, присущей взрослым. Но случается, что смелыми словами о свободе и равенстве прикрывают собственную педагогическую неуверенность и желание избежать ответственности либо из слабости, либо из равнодушия. Многие исходят при этом из собственных потребностей, а не из потребностей детей. А многие просто разучились дифференцировать свое отношение к детям, сообразуясь с их возрастом. Для взрослого слово «авторитет» часто связывается с представлением о насилии и диктатуре или, по крайней мере, с патриархальными обычаями безвозвратно ушедшего времени.

Когда вальдорфский учитель говорит о ребенке-школьнике, что тот испытывает тягу к авторитету вплоть до наступления половой зрелости, то имеет в виду нечто совсем иное. Он основывается на опыте тех, кто постоянно окружен детьми и поэтому знает, что дети хотят иметь рядом с собой человека, на которого они могли бы опереться и смотреть снизу вверх. Это не что иное, как чувство надежности — это неисчерпаемый источник сил.

Может быть, наиболее остро чувствуешь, что такое авторитет на самом деле, когда ребенок лет семи-восьми, любящий свою учительницу, обрывает любой спор или обсуждение, начинающиеся у него дома (каков бы ни был их предмет), магическими словами: «А моя учительница сказала...» Годы идут, дети становятся старше и реже ссылаются на слова учителей. Но интересно наблюдать, как точно они ухватываются за сказанное наиболее любимым из них. В этом суть проблемы. Подлинный авторитет — такое явление, которого нельзя ни достичь, ни поддержать никакими внешними средствами. Рудольф Штейнер однажды дал радикальную характеристику авторитета — это такая вещь, которая полностью зависит от преданности, почтения к учителю, любви к нему как само собой разумеющихся отношений. Иначе он ничего не стоит. Если мы только провозглашаем необходимость преданности, даже как-то записываем это условие в правилах школы, это не имеет ровно никакого значения. Опыт убеждает: если воспитывать детей, учитывая их индивидуальность, то они, как правило, начинают уважать своих учителей” (Доклад. 09.05.1922).

О наказании

Слова, сказанные по этому поводу Рудольфом Штейнером, нельзя расценивать как отмену всего, связанного с наказанием или проявлением строгости. Когда при воспитании своих подопечных учитель исходит из их интересов, он должен уяснить, что причины промахов и ошибок нормальных здоровых детей и подростков, как правило, коренятся не в осознанном стремлении их совершать, а в различной степени необдуманности. Если ребенок недостаточно осознает проступки, то терапевтическим средством для него будет вызываемое у него словами, поведением учителя стремление образумиться. «...Придумано множество теорий о причинах, по которым можно наказывать. Но прийти к единственно верной можно лишь тогда, когда знаешь, что суть наказания состоит в напряжении душевной силы, что сознание расширяется кругами, переступая границы, которые оно прежде не переходило» (Доклад. 01.02.1916).

Этот «пробуждающий эффект» не может быть достигнут в том случае, если воспитатель сам ведет себя необдуманно и в гневе немедленно дает пощечину или применяет другие виды телесных наказаний. Не лучше поступает он и тогда, когда ждет до следующего дня, а затем хладнокровно задает порку: ее нельзя воспринять иначе, как форму жестокости.

Сегодня по многим фактам можно судить о том, что в прединдустриальном обществе дети были одновременно и крепче, и романтичнее, чем сегодня. Если телесное наказание наносится взрослым человеком, которого ребенок уважает, то оно порой может оказать и благотворно-пугающее воздействие. Но в теперешней жизни, к тому же осложненной проблемами, ребенку, которого бьют, может легко показаться, что наносящий ему удары взрослый делает это потому, что он, ребенок, ему просто не симпатичен.

Чем труднее в наши дни поддерживать дисциплину и без помех налаживать процесс обучения, тем важнее для учителя иметь это в виду. Дети и подростки, показывающие себя в самом дурном свете, в большинстве случаев испорчены средой. Даже когда учитель в силу обстоятельств вынужден проявить подлинную строгость, это не должно давать детям повода сомневаться в его искреннем желании помочь им.

Можно по-человечески понять того учителя, который забывается и действует чересчур поспешно, если дети его уж слишком провоцируют. Но следует отдавать себе отчет, что предпринимаемые им меры, если они в принципе диктуются не соображениями терапии, а задетым самолюбием, не имеют ничего общего с педагогическим воздействием и даже вредны.

Случай из практики

Как-то раз учителя, преподающие в старших классах школ, работающих по системе Рудольфа Штейнера, собрались, чтобы обсудить проблему «трудных» классов. Были чрезвычайно внимательно рассмотрены некоторые классы старшей ступени, в которых ученики либо вызывающим образом отказывались работать, либо находились в прямой оппозиции к учителю. Были изучены вероятные причины этих трудностей. Оказалось, что все рассуждения можно свести к очень простому выводу. Во всех без исключения случаях у ребят (когда они учились в младших и средних классах) были классные учителя, которые не терпели никакого сколько-нибудь значительного непослушания и требовали самой строгой внешней дисциплины вплоть до восьмого класса. Все проходило в общем и целом хорошо, пока с ними был один классный учитель. Но в девятом классе, когда на его место пришла «целая команда» учителей, начали возникать проблемы, причем порой довольно быстро.