Сверхъестественное. Боги и демоны эволюции - Хэнкок Грэм

Санц де Саутуола умер в 1888 году. После публикации его монографии по пещерному искусству вся жизнь этого деятельного археолога-любителя, как отмечал позднее его внук, "превратилась в объект для насмешек и порицания" со стороны академических кругов:

Крупнейшие европейские ученые той эпохи, возглавляемые французом Мортийе, за исключением разве что нескольких испанских профессоров, яростно набросились на моего деда, обвиняя его в мошенничестве [263].

Саутуола был не из тех, кто способен равнодушно сносить подобные оскорбления. Напротив, он принимал их слишком близко к сердцу. И в конце концов, как утверждал его внук, именно эта откровенная, ничем не прикрытая враждебность со стороны академических кругов "ввергла его в отчаяние и привела к преждевременной смерти" [264].

Сейчас уже трудно понять, почему столь высокообразованные ученые, как Мортийе и Картальяк, оказались неспособны сделать то, что сразу же удалось Саутуоле, — просто сопоставить фигуры, нарисованные на стенах и потолке Альтамиры, с изображениями тех доисторических животных, которые были обнаружены на предметах портативного искусства. Судя по всему, эти ученые искренне разделяли общую точку зрения, опирающуюся на дарвиновскую теорию эволюционного развития, согласно которой люди каменного века были "примитивными", "дикими" и "невежественными варварами". И поскольку рисунки Альтамиры были сложными и утонченными (и сверх того были обнаружены в Испании, где прежде вообще не находили никаких образцов доисторического искусства), становится вполне объяснимым, почему они вызвали поначалу столь негативную и скептическую реакцию со стороны экспертов.

Куда сложнее понять другое. Почему, например, те же самые эксперты столь единодушно отказывались лично посетить Альтамиру — за исключением разве что тех немногих, которые прибывали на место с грузом таких предубеждений, что уже ничто из увиденного не могло поколебать их мнения. Пытаясь разобраться в этом феномене, современные ученые пришли к выводу, что в основе всего лежало злоупотребление эволюционным мышлением. Вот что сказал по этому поводу профессор Гарсиа Гвинеа из университета Сантандера:

Если бы обнаруженные произведения искусства оказались примитивными, деформированными и плохо выполненными, все бы сочли их полностью согласующимися с представлениями эволюционной теории… Однако это было утонченное и совершенное искусство, которое легко можно сопоставить с современным — например, с картинами Моне или Мане… Так разве можно было поверить в то, что все это создали троглодиты, пещерные люди, еще не успевшие изобрести плуга? [265]

Подобное представление бросало вызов всему, что отстаивали ученые вроде Мортийе и Картальяка.

"Открытие Альтамиры разрушило все существовавшие на тот момент теории", — подвел итог профессор Гарсиа Гвинеа, — и открыло" новые, доселе невиданные возможности для постижения склада души наших далеких предков. Зарубка, оставленная Саутуолой на научной мысли того времени, оказалась настолько глубокой, что вызвала поначалу лишь удивление и неприятие. И лишь позднее произошел стремительный рывок вперед, подлинная революция…" [266]

Однако эта революция произошла не с добровольного согласия тех ученых, которые сделали все возможное, чтобы очернить грандиозное открытие Саутуолы, и обрушили на него "целый ураган противодействия и жесткого неприятия" [267]. И только безостановочный поток новых свидетельств, вызванных открытием других пещер с наскальными росписями, в конце концов вынудил этих ученых признать подлинность рисунков Альтамиры.

Но и новые свидетельства были приняты далеко не сразу. В 90-х годах XIX века археологи стали находить новые пещеры и заново изучать старые — теперь-то они знали, что именно следует искать. И действительно, на стенах и потолках многих пещер были обнаружены росписи и гравюры. Так, в 1890 году был открыт грот Фигуйе, в 1895-м — Ла Мут, в 1897-м — Марсула [268], а в 1901 году — Ле Комбарелль и Фон-де-Гом [269]. И поскольку эти находки служили доказательством подлинности Альтамиры, Картальяк сделал все возможное, чтобы дискредитировать их. Так, еще в 1897 году он присоединился к той группе ученых, которая высмеяла предположение, будто росписи в пещере Марсула на Пиренеях могут и в самом деле относиться к доисторической эпохе. По мнению Картальяка и его коллег, рисунки носили современный характер и были сделаны детьми. Наконец, будучи издателем популярного археологического журнала, он использовал все свое влияние, чтобы не допустить к публикации статью, подготовленную учителем Феликсом Рено [270]. В этой статье как раз и приводились убедительные доказательства, подтверждающие древность рисунков.

Но поток свидетельств лишь нарастал. В другой французской пещере, Пэр-нон-Пэр (Головы-или-Хвосты), настенные гравюры, обнаруженные в 1896 году, были частично погребены под осадочными материалами эпохи верхнего палеолита, что уже доказывало их необычайно древний возраст. В 1898 году престарелый Мортийе, уже находясь на пороге смерти, признал, что это обстоятельство было решающим, и находки в Пэр-нон-Пэр вынудили его поменять свое мнение относительно древности наскальных росписей [271].

Что касается Картальяка, то он еще несколько лет упорно продолжал цепляться за старое мнение. Разумеется, подобное поведение требовало от него немалой умственной гибкости, если не сказать изворотливости, поскольку он сам, проводя раскопки в Ла Мун, счищал со стен доисторические отложения и обнаружил под ними часть росписи с фигурами животных [272]. Поначалу он проигнорировал и это свидетельство.

Последней каплей стали в данном случае находки из Фон-де-Гом и Ле Комбарелль, где в 1901 году были обнаружены росписи, принадлежность которых к эпохе верхнего палеолита просто невозможно было отрицать. "Эти открытия, — замечает британский археолог Поль Бан, — вкупе с тем, что было обнаружено прежде, смогли в конце концов сломить упрямство Картальяка" [273].

Следующим шагом, уже в 1902 году, стало посещение Альтамиры с аббатом Анри Брейлем (который немногим ранее помогал Картальяку проводить раскопки в пещере Марсула) [274]. Ровно месяц провели они за изучением росписей Альтамиры, после чего возвестили всему научному сообществу о том, что рисунки, столько лет считавшиеся подделкой, на самом деле являются подлинными и восходят к эпохе верхнего палеолита.

Столь резкая смена взглядов не могла пройти незамеченной, и Картальяк был поставлен перед необходимостью хоть как-то объяснить свою прежнюю позицию. Весьма неприятным для него было и то обстоятельство, что он "изменил свое мнение в самый последний момент, когда уже невозможно было спорить с очевидным" [275]. Но, как ни странно, Картальяк очень ловко вышел из подобного затруднения, опубликовав в 1902 году в журнале L'Aпthropologie статью под названием "Меа Culpa d'un sceptique" [276]. В ней он с обезоруживающей откровенностью признал, что "целых двадцать лет пребывал в заблуждении, о котором должен теперь объявить во всеуслышание… Я знаю, что должен склониться перед действительностью и признать правоту М. де Саутуолы" [277].