Дети Индии - Прем Чанд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Придя в школу, они встретились с учителем, который подтвердил, что положение мальчика действительно очень тяжелое, а способности к учебе и стремление к знаниям огромные, что он как воспитатель очень ценит и поощряет эти его качества и был бы рад помочь, но — увы! — теперь такое трудное время…
Прервав его, Шайваль сказал, что он пришел сюда именно потому, что готов сделать для мальчика все, что только в его силах. Он вынул из кармана заветные пятнадцать рупий, отложенные для уплаты за рентгеновский снимок, и внес плату за обучение Шастри не только за прошедший месяц, но и за четыре месяца вперед. Учитель и Шастри в изумлении молча смотрели на Шайваля.
— Ну вот, мой маленький друг, это расписка в получении денег за четыре месяца вперед. Береги ее хорошенько, — весело сказал Шайваль, протягивая расписку мальчику.
Тот, стараясь сдержать слезы, молча взял ее. От волнения он не мог произнести ни слова, но взгляд его был красноречивее всяких слов.
Записав свой адрес, Шайваль передал его мальчику.
— Когда нужно будет внести плату за обучение, купить тетради, книжки или ты просто захочешь увидеть меня, не стесняйся и приходи в любое время.
* * *
— Ну-с, уважаемый, рассказывайте: прошли вы рентген? — встретил Шайваля на следующее утро управляющий.
— Конечно, — отвечал тот задумчиво.
— Ну, и каков результат?
— Ответа я еще не получил.
— Когда же получите?
Шайваль на секунду задумался.
— Право же, я не могу вам сказать. Но я почти уверен, что результат будет хороший…
Говоря так Шайваль не лгал своему начальнику. Какие-то особые рентгеновские лучи осветили его сердце. И оно было видно всем и каждому как на ладони. Чудесное, щедрое, здоровое, любвеобильное человеческое сердце.
Кто сказал, что оно больное?.. Неправда! Оно самое здоровое из всех известных мне сердец. Оно еще не зачерствело способно чувствовать чужое горе и страдания. В огромном бездушном городе, где люди зачастую живут и действуют, как автоматы, Шайваль сумел остаться Человеком, человеком с большой буквы. Его моральное здоровье оказалось безукоризненным. А это, конечно, главное…
Видьясагар Наутиял
БУЙВОЛЕНОК
Небо на востоке постепенно светлело. Сидя под навесом, Хонсья́ру неторопливо курил трубку. Неожиданно из хлева донесся радостный возглас жены: «Отелилась!» Отложив трубку, Хонсьяру поспешил к хлеву и, остановившись в дверях, ласково позвал буйволицу. Та в ответ издала слабое мычание.
Хотя уже совсем рассвело, сын Хонсьяру, восьмилетний Габа́ль, еще не поднимался. Обычно после завтрака его сразу же отправляли пасти корову или давали какое-нибудь другое поручение — позвать кого-то из односельчан, сходить к пандиту и узнать у него, когда будет полнолуние, вернуть кому-то меру взятой взаймы муки или отнести соседям кастрюлю, которую накануне попросили на одну минутку.
Габаль знал, что стоит только ему подняться, как уже до самой ночи не придется присесть, и поэтому всегда старался встать как можно позже.
Последнее время Габаль каждый день донимал отца: «Папа, когда же у нас будет теленочек?»
«Когда будет, сынок, тогда и увидишь. Имей терпение!» — обычно отвечал Хонсьяру.
И вот сегодня долгожданное событие наконец произошло.
Услышав голос матери, Габаль поспешно вскочил с постели и как был, нагишом, выскочил во двор.
— Оденься, оденься, сынок! — крикнула мать. — Простудишься!
Габаль быстро метнулся назад, схватил свою рубашонку и, натягивая ее на ходу, опять побежал к дверям хлева.
Хонсьяру вошел в хлев вместе с сыном.
— Осторожней, сынок: как бы буйволица тебя не боднула, — сказал он и прошел в дальний темный угол, где у одной стены была привязана корова, а у другой — буйволица. Хонсьяру ласково погладил ее по шее.
— Кого принесла? — спросила из-за двери жена.
— Теленка, — разочарованно пробасил Хонсьяру.
— Эх, хотелось бы телочку! — тяжело вздохнула жена.
Когда буйволица приносит теленка, огорчение крестьянина вполне понятно. Во-первых, в хозяйстве от буйволенка никакого дохода не жди; а во-вторых, вырастить его очень трудно. Ведь теленок выпивает молока вдвое больше, чем телка. А если давать ему меньше, он подохнет через неделю. Недаром в народе говорится о буйволенке: «Напои его досыта или вытянет копыта». Поэтому крестьянин старается сразу же отделаться от него. Кому же хочется растить теленка, а потом отдавать на убой? Ведь почти всех молодых буйволов на праздники приносят в жертву богам — убивают у входа в храм.
Разочарованный, Хонсьяру вышел из хлева. Но Габаль, тот просто ликовал.
— Мой братец родился, мой братец родился! — прыгал и кричал он.
При виде неподдельной радости сына Хонсьяру немного просветлел. Положив ему руку на плечо, отец проговорил:
— Да, сынок, родился твой младший братик.
Габаль был единственным сыном. Мальчик и девочка, родившиеся после него, оба умерли еще в младенческом возрасте. Поэтому малыш Габаль, который рос один и которому не с кем было играть, с особым нетерпением ожидал, когда же наконец отелится буйволица, и про себя решил: если родится теленок, он будет называть его «бху́ла»[52], а если телка — «бху́ли»[53].
— О-хо, младший братец родился! О-хо, младший братец родился! — вне себя от радости кричал Габаль.
Потом подбежал к отцу:
— А как мы назовем его, папа?
— Да никак, сынок, — ответил Хонсьяру.
Брата Габаля, который умер в прошлом году, звали Гаджу́. Поэтому Габаль рассудил так: «Гаджу был мне младшим братом, теленочек — тоже младший брат, поэтому и назвать его надо так же».
— Папа, а папа!
— Что, сынок?
— Давай назовем его Гаджу, а?
Хонсьяру тут же вспомнил своего второго сына, Гаджу. Вспомнил тот день, когда у бедняжки началась лихорадка. Крошечное тельце то дрожало в сильнейшем ознобе, то пылало как в огне. От всех этих мучений малютка через неделю скончался.
— Гаджу навсегда покинул нас, — печально сказал отец. — Если ты хочешь назвать маленького буйволенка именем твоего братца Гаджу, пусть будет по-твоему, я не возражаю.
Габаль тут же бросился к хлеву и, протянув ручонку, принялся ласково звать буйволенка:
— Иди сюда, Гаджу, иди ко мне, мой младший братец!
Мать принялась доить буйволицу. Отец ходил
