Экстази - Ирвин Уэлш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы отвезли Эрика домой. Он жил в старом доме, его дверь выходила прямо на улицу. Мы прислонили его к этой двери, позвонили и отошли в сторонку. Открыла женщина, которая затащила Эрика внутрь, захлопнув за собой дверь. Я услышал звуки ударов и крики Эрика из-за дверей:
— Не надо, Бетти… прости, Бетти… не бей меня…
После этого мы пошли обратно к Воану. Обед уже, конечно, остыл, да и Фиону наша видуха не радовала. Мне не хотелось ничего есть, но я покусал чего-то с наигранным энтузиазмом.
Мне было тяжело и неловко, и я ушел пораньше — хотелось прогуляться до порта. Проходя по Лит Уоку, я увидел на противоположной стороне Злобную Сучку. Я перешел улицу.
— Куда направляешься? — спросил я.
— Да иду обратно к тебе. Звонила Соло, он хотел, чтобы я кое-что ему принесла. Да ты нажратый!
— Ну, немного да.
— Спидболов достал? Я молча взглянул на нее.
— Не-ет… еще с человечком не встречался. Наткнулся тут на одного. — Вдруг на меня напал внезапный ужас. — А где Жертва?
— У тебя.
— Черт!
— В чем дело?
— У нее же булемия! Она ведь сожрет мои запасы! Зачем ты оставила ее там одну!
Мы поспешили ко мне, где Жертва уже сожрала и выблевала три кочна цветной капусты — все, что я припас для супа миссис Маккензи.
Мне пришлось идти к азиатам за дорогими и уже несвежими ингредиентами — но ладно, они меня иногда здорово выручали с алкашкой, — и потом я целую вечность полупьяный готовил этот суп. У Сучки было несколько бумажек с кислотой, которыми она расплатилась со мной вместо налички, которую мне задолжала.
— Поосторожней с этим, Ллойд, вещь что надо.
Она немного поигралась с деками в наушниках. Должен признать, Злобная Сучка не так уж плоха, похоже, у нее имеются способности. Я заметил, что в пупке у нее кольцо, которое выглядывало из-под короткой майки.
— Клевое колечко, — прокричал я ей, она подняла в ответ на это оба пальца вверх и слегка станцевала со странной, уродской улыбкой. Если бы в голливудском отделе спецэффектов могли воспроизвести эту гримасу, многие бы там смогли на этом подняться.
Жертва сидела и рыдала перед телевизором. Она курила не останавливаясь. Единственное, что я от нее услышал, было:
— Сигареты есть, Ллойд… — однотонным, хриплым голосом.
В конце концов они ушли, и я отнес кастрюльку миссис Маккензи. Я собирался на выходные в Глазго встретиться с дружками. Я ожидал этой поездки с нетерпением, уж слишком меня достал Эдинбург. Вот только я обещал своему дружку Друзи, что помогу ему завтра утром, мне, конечно, здорово не хотелось, но это будет работенка за наличные, а мне нужны денежки на выходные.
7. Хедер
Счастливые семейства.
Мы с Хью и мои папа и мама. Хью с папой говорят о политике. Отец защищает государственное здравоохранение, а Хью заявляет, что нам нужно:
— …общество, построенное на персональной ответственности каждого. У людей должен быть выбор, где им лечиться и какое образование получать.
— Знакомая софистика консерваторов, — замечает папа.
— А по-моему, нам всем пора посмотреть в лицо реальности: социализм старого толка, как мы представляли его раньше, давно уже почил в бозе. Сейчас необходимо примирить людей с противоположными интересами, признавая их различия; взять самое лучшее из левых и правых идеологий.
— Тем не менее, боюсь, я все равно останусь с лейбористами…
— Да и я тоже, и всегда их поддерживал.
— Только ты, Хью, — новый лейборист, — вступаю я в спор. Мама бросает на меня неодобрительный взгляд. Хью ошарашен:
— Как это?
— Да, ты — новый лейборист. Как Тони Блэр. Что одно и то же с консерваторами. Хотя Мэйджор, возможно, был даже левее Блэра. А он — просто более ядовитая версия Майкла Портилло [прим.15], и именно поэтому он пойдет гораздо дальше.
— По-моему, Хедер, все это не совсем так просто, — отвечает Хью.
— А по-моему, нет. Что лейбористы предлагают рабочему классу в случае своего возвращения? Ничегошеньки.
— Хедер… — утомленным голосом начинает Хью.
— Думаю, что все равно проголосую за лейбористов, — говорит отец.
— Сейчас что они, что тори — никакой разницы, — заявляю я им всем.
Хью смотрит на мать, слегка закатывая глаза, словно извиняясь за мое поведение. Мы молчаливо соглашаемся сменить тему, и отец подытоживает:
— А что, разве было бы лучше, если бы у нас было одно мнение на всех?
Остаток вечера проходит без приключений. В машине по дороге домой Хью оборачивается ко мне:
— Кто-то сегодня выступал с большевистской прямотой.
— Я всего лишь сказала, что думаю. Что, нужно из этого целую историю раздувать?
— Я лично никакой истории не раздувал. А вот ты — да. Зачем было вести себя так агрессивно?
— Я не вела себя агрессивно.
— Разве что чуточку, моя сладкая, — качает он головой с улыбкой. Сейчас Хью так похож на пай-мальчика, и я готова убить его за ужасную нежность, которая пробуждается во мне вопреки всему.
— Ну ты и телка, крошка, — произносит он голосом гангстера-американца, хватая меня за колено. Внутри у меня все содрогается, и я рада, что вся нежность куда-то улетучилась.
8. Ллойд
Мы с Друзи в гетто Гамлилэнд. Мне кажется, это Кэррик Ноу, но легко мог бы быть и Колинтон Мэйнс. В фургончике было премерзко, да еще это похмелье.
— Плинтуса поменять, Ллойд, только и всего. И еще — новые двери поставить. Управимся в полсекунды, — уговорил меня Друзи.
Про Друзи можно подумать, будто он всегда улыбается из-за своих смешливых глаз и кока-кольных очков. Он и в самом деле пышет счастьем, и позитив из него так и прет. Мы с Друзи работали вместе еще тыщу лет назад, в одной шарашке в Ливингстоне, строя панельные дома, и с тех самых пор, как начал деньгу зашибать, он время от времени подкидывает мне халтурку по возможности, — все равно что ставить на чудо-лошадку две ЭЛЬ — О — И краткая и Дэ.
В доме хозяин, некто мистер Муар, угощает нас чаем.
— Понадобится что, ребята, кричите, — я в саду, — бодро говорит он нам.
Ну, мы разбираемся с комнатами одна за другой, все отлично, и мне уже становится получше, и я с удовольствием думаю о том, как мы с парнями повеселимся сегодня вечером. Наконец мы с Друзи оказываемся в комнате, похожей на спальню молоденькой девчонки. На одной стенке — плакат с кексом из Оазис, на другой — мужик из Праймал Скрим и еще один — с чуваком из Блёр. Над кроватью висит тип из Тэйк Зет, тот, что свалил из группы. Много кассет. Ставлю Парклайф, мне нравится заглавная песня, где слышно, как бормочет тот пацан, что играл в Квадрофения. Фильм-то был потрясный.
Я блаженно подпеваю, отфигачивая очередной кусок плинтуса.
— Ого! Вот это да… приколись! — Это Друзи. Он дергает за ручки ящичков в девичьем комоде, пытаясь отыскать тот, что ему нужен. Ловкость охотника его не подвела — и вот он уже вытаскивает на свет божий пару крохотных трусиков и вынюхивает, будто сейчас прямо в ноздрю себе засунет.
— Жалко, что нет здесь какой-нибудь корзинки с грязным бельишком, — ржет он, но вдруг, охваченный новой идеей, он выбегает в прихожую и поднимает крышки стоящих там ящиков. Пусто.
— Вот гады. Хотя у нас уже есть парочка уютненьких трусишек, а?
— Ебнуться можно, я уже по уши влюблен в нашу цыпу, — говорю я, растягивая нежную ткань поближе к свету, и пытаюсь мысленно нарисовать себе голографическую картинку тех прелестей, что должны бы были оказаться внутри. — Сколько лет малышке, как думаешь?
— Ну, навскидку бы дал не меньше четырнадцати, но и не старше шестнадцати, — ухмыляется этот Друзи.
— Просто суперклевая наикрутейшая птичка, — говорю я, разглядывая самую что ни на есть сексуальную коллекцию исподнего. Вытаскиваю из кассетника Блёр и ставлю Оазис — заводят они здорово, и хоть я не прикалываюсь к группам, мне больше клубные темы нравятся, но сейчас Оазис мне подойдет. Иду обратно плинтуса отковыривать, а Друзи, похоже, застрял с бельем не на
шутку.
Поднимаю глаза и вижу перед собой следующую картинку: дружок мой натянул себе на бошку девчонкины трусики, сверху еще стеклышки свои нацепил и дрыгается под музон. И еще я, по-моему, слышу какой-то шум за дверью, но прежде, чем я успеваю крикнуть об этом Друзи, наш хозяин мистер Муар появляется в проеме прямо перед Друзи, который пляшет себе как ни в чем не бывало.
— В чем дело? Чем вы занимаетесь? Да вы… вы… Бедный Друзи стаскивает с кочна злополучные трусы.
— П…простите, мистер Муар… хотели немножко пошутить, — оправдывается он. — Ха, ха, ха — игривым театральным смехом.
— Это, по-вашему, смешно? Рыться в личных вещах постороннего человека? Вести себя по-свински в нижнем белье моей дочери!
Для меня это оказалось последней каплей. Я заржал, как жеребец, и уже ничего не могло меня остановить. Господин Смешковский личной персоной, да еще какой! Мышцы лица свело, будто в приступе, и я чувствовал, как багровею.