Крылья (СИ) - Градова Элина

— Ну, что я написала? — ставлю острую точку прямо на сосок. Охает, замирает на мгновение и выдаёт,

— Любовь!

— До вольной тебе, как до Луны на лыжах! — чего сморозила, сама не поняла, — вечность! Я написала «вечность», помнишь, как в «Снежной королеве»?

— Простите, госпожа, — покаянно, — исправлюсь.

— Усложняю задачу! — ох, и строга я сегодня, съезжаю по животу ниже, нарочно щекоча кружевом его кожу, специально останавливаюсь в миллиметре от каменного выступа под плавками, лишь на мгновение, толкнувшись в него крестцом, эльф вздымается подо мной, как необъезженный жеребец, но оковы крепки, со стоном падает на кровать. Я ещё немного ерзаю, снова обретая равновесие и дразня пленника, и теперь занимаюсь чистописанием на кубиках пресса. Что бы такое наваять, чтобы не угадал? Ага, придумала, вывожу медленно с вензелями, смакуя его тяжёлые вздохи и констатируя рвущееся на волю напряжение за моей спиной.

— Ну? — требую ответ, завершив слово.

— Любимая? — спрашивает.

— Да что ж, такое?! Бестолковый раб попался! — возмущаюсь картинно, — Ксения! Я своё имя написала!

— Опять усложните задание, госпожа? — не понимаю, в его голосе сквозит мольба или надежда?

— Усложню, конечно! И накажу! — как же его наказать-то ещё?.. Придумала!

Проползаю вверх, укладываюсь телом на него и съезжаю медленно вниз, ещё ниже, цепляясь своими сосками за кожу, не понятно даже, кого больше наказала, его или себя? Пора бросать эту дурацкую игру, Серж своим хрипом и натянутым, как тетива лука, телом, подтверждает, что заигрались. Но, как обещала, усложняю, сползаю на ноги, стягиваю плавки ему на бёдра, освобождая ангела из плена, он стремительно вырывается, ого, какой красавец, под стать хозяину! А хозяин рычит, как раненый зверь, и мне открывается надпись между крылышек. Не придумав ничего оригинальнее, вывожу буквы прямо по ней, уж это-то разберёт? Честно говоря, уверена, что он и предыдущие задания разгадал, нарочно тянул до последнего, но теперь уж, больше некуда тянуть. И так руки посинели от ремня, не то чтобы я стянула сильно, понимаю же, как надо, врач, всё-таки, но он сам тянет с такой силой, что того гляди, планка лопнет на кровати. Как только ставлю завершающую точку практически в паху, выкрикивает,

— Полетаем, детка?! — пряжка от ремня выстреливает куда-то в стену и падает, пленник сбрасывает оковы, сдирает повязку с глаз, зацепив вместе с ней пластырь, и мгновенно переворачивается, опрокинув меня вниз, нависает горой, быстро осыпая поцелуями лицо, шею, грудь, живот. В это время его уверенные руки деловито стаскивают с меня никчёмный кружевной лоскуток, свою чёрную тряпицу он спихивает куда-то на щиколотки ног, а дальше я уже теряю контроль над происходящим. Цепляясь за образ, вопрошаю напоследок, собрав остатки строгости,

— Как раб смеет покушаться на свою хозяйку?

— Раб взбунтовался, госпожа! Накажите позже, а пока он вырвался на волю и готовит революцию! — с этими словами, начинает вытворять со мной такие штучки, что я уж и сама не дождусь,

— Похоже, революционная ситуация назрела! — констатирую, задыхаясь. Ничего себе! Никогда не думала, что история может помочь в таком деликатном вопросе…

— Согласен! — рычит, отрываясь ненадолго от убийственных ласк в самых сокровенных местах, — низы больше не могут, а верхи, — целует меня в сосок, от чего изгибаюсь спазмом, заглядывает в глаза, констатирует, — наконец-то, хотят!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ И я улетаю! Меня носит за таким горизонтом ощущений, за который не заглядывала ни разу. Умираю и возрождаюсь через мгновение, чтобы снова умереть и возродиться! Этот белокурый демон со своим неуёмным ангелом опять меня обхитрил и забрал в плен… Бери, я твоя!..

…Лежим на поле боя, отдыхаем после революции, пытаюсь выровнять дыхание. Ни подушек, ни покрывала, всё где-то на полу, крахмальная простыня комом. Анализирую, что это было? Мысль ускользает, когда горячая ладонь ложится на живот… нет, так сразу повторить?! Не реально, уже собираюсь возразить, слышу,

— Ксень, эта революция отнимает столько сил, что, по-моему, революционерам пора подкрепиться… — смеюсь, до чего же он непредсказуем, курьёзен, до чего же хорош!..

…Сидим за столиком друг напротив друга, опять чувствую неловкость под его пристальным взглядом, вспоминаю, чем занималась полчаса назад и, наверное, краснею, как помидор.

— Не надо, — кладёт свою ладонь на мою, — не смущайся, всё было прекрасно… Хотя, смущайся, это так мило!

— Ужасно, всё было ужасно! — шепчу, — это ты меня превратил в ведьму! Сама себя не узнаю!

— Я?! — изумляется искренне, — я же был скован, полностью в твоей власти, ничего такого не делал, — пожимает плечами, ловя мои ладони своими, — это ты сама с собой познакомилась, — а я вдруг замечаю свежие иссиня-чёрные синяки, окольцовывающие его запястья!

— Серж! — шепчу торопливо, — опусти рукава! — зачем он задрал их почти до локтей?!

— Жарко, — отвечает вальяжно, закатывая рукава рубахи ещё выше, будто дразня нарочно. В это время официант приносит заказ и начинает составлять тарелки на стол, косясь на свежие кровоподтёки. Если бы мой искуситель хотя бы сидел смирно, а то ведь, как нарочно, ещё и сдвигать рукава начал в самый неподходящий момент, акцентируя на своих руках взгляд парня. У бедняги едва не сваливается тарелка на пол, наверное, догадался, откуда метки! Но Серж умудряется подхватить блюдо на лету и осторожно поставить на стол, да ещё и журит официанта,

— Аккуратнее, молодой человек, сосредоточьтесь на работе! — я с ним точно, сгорю со стыда! Парень извиняется и быстро сбегает.

— Я тебя убью! — шиплю наглецу, исходя праведным гневом, — ты нарочно издеваешься, ставя меня в неловкое положение?!

— Хм, что ты знаешь о неловком положении, любимая? Я без ремня остался по твоей милости, боюсь потерять штаны, вот это действительно неловко! — выговаривает и смеётся.

Оглядываю людей за столиками, вроде все заняты едой, никто не видит чёрных браслетов на коже моего спутника. Вдруг замечаю, как наш официантик, что-то живо нашёптывает бармену, и они уже оба пялятся на нас во все глаза. Серж перехватывает мой тревожно-затравленный взгляд и заявляет с ухмылкой сытого котяры, заворачивая руки за голову,

— Они завидуют, Ксень, думаешь, отказались бы побывать на моём месте? — я давлюсь отбивной, прокручивая картины своего недавнего безумства,

— Прекрати! А то будешь ужинать один!

— Всё, не парься, ешь спокойно, — наконец-то раскручивает рукава обратно, пряча сомнительную красоту. Оглядываю его снова, мать честная! А засос-то, печать рабская! Словно алая роза цветёт на шее! И прикрыть нечем! Хочется сквозь землю провалиться! Серж едва сдерживает смех,

— Ксень, давай местами меняться, а то голодной останешься!

Пересаживаемся, теперь печать сияет в окно, хоть отбивную доем…

— Это вам! — похоже, не доем! На столе возникает бутыль дорогущего коньяка, а рядом та самая мамаша с покаянным лицом, — простите, я не поняла сразу, ещё на Вас накинулась, — обращается к Сержу.

— Ну, что Вы, не стоит, — отодвигает он бутылку.

— Стоит, стоит!

— Бери!

— Герой! — доносится со всех столиков, умру от внимания, хоть и не ко мне, но я в эпицентре!

Мой спутник картинно встаёт и, прижимая руку к сердцу, раскланивается, будто оперный певец, после сотни выходов на бис, вокруг и правда раздаются бурные овации. В это время, тётка цепким взглядом замечает моё клеймо, но расценивает его по-своему,

— Простите великодушно! Я думала, только бровь пострадала, а тут ещё одна травма!

— Не страшно, как видите, выжил, всё нормально! — смеётся мой мучитель, бросая лукавые взгляды. А я горю!..

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 11