Сумка с миллионами - Скотт Смит

— А без денег никто ко мне и не подойдет и уж тем более не захочет проявлять инициативу и выходить за меня замуж. Я толстый, — сказал Джекоб и похлопал себя по животу, — и бедный. Если бы ничего не изменилось, я бы так и состарился в одиночестве. Но теперь я богатый, а это все меняет. Кто-нибудь точно захочет выйти за меня, хотя бы из-за денег.

— Ты хочешь, чтобы женщина была с тобой только из-за твоих денег?

— У меня никогда никого не было, Хэнк. Ни разу в жизни. И если сейчас у меня появится девушка, я не буду думать о том, из-за чего она рядом со мной. Я не гордый.

Я облокотился на калитку, слушая Джекоба. Он говорил абсолютно серьезно. В его голосе не было ни капли иронии. Сейчас брат говорил мне правду… холодную и голую… как кость, торчащая из плоти… Так виделась Джекобу его собственная жизнь.

Я даже не знал, как реагировать на эти признания. Думая о его словах, я опустил взгляд.

— А что с Мери Бет? — спросил я.

Джекоб поправил очки и заглянул через калитку.

— Он там.

— Она умерла?

— Умерла? — переспросил Джекоб. — Как это умерла? Мери Бет только что был здесь, ты же видел.

— Я не про собаку. Мери Бет Шеклетон, из колледжа.

Джекоб нахмурился:

— Думаю, она вышла замуж. Последнее, что я слышал о ней, это то, что она переехала в Индиану.

— Она ведь любила тебя и без денег, да?

Джекоб рассмеялся и покачал головой.

— Я никогда тебе не рассказывал правды, Хэнк. Мне всегда было очень стыдно, — говорил Джекоб, стараясь не смотреть на меня. — Она просто посмеялась надо мной. Поспорила с друзьями. На сто долларов. Все думали, что она ни за что не продержится со мной и месяца… а она продержалась… И выиграла спор.

— И ты знал об этом?

— Все знали.

— И ты встречался с ней, несмотря на это?

— Это было не так уж и плохо, как кажется. Она была довольно мила со мной. Мы даже никогда не целовались и не дотрагивались друг до друга… мы просто гуляли вместе и много разговаривали. А когда прошел месяц, она даже перестала здороваться со мной при встрече…

Я был шокирован этим откровением.

— И после всего этого ты назвал в ее честь собаку?

Джекоб пожал плечами и грустно улыбнулся.

— Мне понравилось это имя.

Вся эта история казалась мне какой-то до глупости абсурдной. Мне было жалко брата… и стыдно за него.

Где-то вдалеке послышался шум машины. Мы с Джекобом прислушались. Вечер был очень тихим. Пес уже прибежал с кладбища и теперь сидел у калитки.

— Мне тридцать три, — снова заговорил Джекоб. — И я еще ни разу не целовал женщину. Это неправильно, Хэнк.

Я покачал головой. Признаться, я не знал, что говорить.

— Когда у меня будут деньги, все изменится. Все будет хорошо. И меня абсолютно не волнует, что кто-то полюбит меня только из-за денег. Пусть так.

После этого разговора мы некоторое время молчали. Нам стало как-то неловко находиться друг с другом, будто появилась какая-то пелена смущения… и она, как густой туман, встала между нами.

Наконец, я открыл калитку, и мы вошли на кладбище. Мери Бет бежал рядом.

— Жутковато здесь, да? — громко спросил Джекоб, как будто пытаясь прогнать страх своим уверенным голосом. Потом он завыл, как привидение, и рассмеялся, стараясь превратить все в шутку.

Однако он прав. Было действительно как-то жутко. В церкви было темно и пусто. Небо затянуло тучами, и звезд не видно. Только блеклый свет луны, пробивающийся сквозь темные облака, слегка освещал наш путь. Свет едва мерцал, и наши тени были практически неразличимы. Могилы казались покрытыми кромешной темнотой… Мне даже почудилось, что эта мгла какая-то густая, совсем как вода… И когда мы шагнули за калитку, у меня появилось ощущение, что мы шагнули в темное озеро.

Мери Бет убежал куда-то вперед, и я уже не видел пса, только слышал, как побрякивал его ошейник.

Могилы родителей мы нашли по памяти, тусклый лунный свет практически не помогал нам. Мать и отец были похоронены в самом центре кладбища, справа от тропинки. Мы с Джекобом дошли до места, и остановились около памятников — простых гранитных плит — на которых были написаны имена и даты рождения и смерти наших родителей.

Джекоб Хансел Митчелл

декабрь 31, 1927 — декабрь 2, 1980

Джозефина МакДоннел Митчелл

май 5, 1930 — декабрь 4, 1980

Вдвойне сильна наша скорбь

Рядом с могилами родителей оставалось два пустых места. Отец незадолго до своей смерти купил на кладбище четыре места, чтобы быть уверенным в том, что когда-нибудь мы все будем похоронены вместе.

Я молча стоял у могилы и смотрел на памятник, но я не думал о родителях, не вспоминал их при жизни, не размышлял о том, что их уже нет в живых. Сейчас я думал о Джекобе. Я думал о том, как правильно рассказать ему о нашем с Сарой плане насчет Луи. Именно поэтому я настоял на том, чтобы в этот вечер мы пришли на кладбище: я хотел напомнить брату о семейных узах, связывающих нас.

Я подождал некоторое время. Я был одет в теплое пальто, под ним был костюм, но, несмотря на это, я продрог. Ледяной ветер дул по ногам, как будто толкал меня куда-то. Я перевел взгляд с могил на храм, потом на Джекоба, который стоял молча рядом со мной. Он казался сейчас таким большим и неподвижным, что в темноте напоминал огромную статую Будды. Мне вдруг стало интересно, о чем он думает… Может, о родителях, или о Мери Бет Шеклетон, или о своей судьбе и подарке, который она ему преподнесла, или о том, какие перспективы у него появятся, когда он получит деньги. А может, Джекоб вообще ни о чем не думал в эти минуты.

— Ты скучаешь по ним? — спросил я.

— По кому? — рассеянно переспросил Джекоб. У него был такой голос, будто я разбудил его.

— По маме и папе.

Джекоб немного помолчал. Он переступил с ноги на ноги, и я услышал, как заскрипел снег под его весом.

— Да, — ответил он. — Иногда.

Я замолчал, Джекоб продолжил говорить, как будто объяснял сам себе:

— Я скучаю по дому, скучаю по времени, когда ездил туда на выходные, чтобы поужинать с родителями, а потом поиграть с ними в карты и выпить. Я скучаю по разговорам с отцом. Он… он был единственным человеком, который слушал меня, когда я говорил. Больше таких людей нет.

И Джекоб замолчал. Я чувствовал, что он сказал не все, что хотел, поэтому я стоял молча, смотрел в небо и ждал, когда он договорит. На западе, над куполом церкви появилось два огонька, медленно движущихся навстречу друг к другу. Это были самолеты. На секунду мне показалось, что они вот-вот столкнутся, но они благополучно удалились в темноту. Конечно, это просто обман зрения, ведь на самом деле самолеты разделяли целые мили.

— Отец понял бы, что мы делаем, и поддержал бы нас, — сказал Джекоб. — Он понимал важность и ценность денег. Он говорил, что деньги — это «кровь жизни и основа счастья». — Джекоб повернулся ко мне: — Хэнк, а ты помнишь, как он это говорил?

— Только когда он уже терял ферму.

— А я хорошо помню. Только тогда эти слова казались мне такими простыми, что я никогда не придавал им значения. Знаешь, я ведь только недавно начал понимать их настоящий смысл. Я думал, что он говорил о том, что без денег нельзя купить еду, одежду или нельзя обогреть дом, а на самом деле смысл — совершенно в другом. Отец говорил о том, что без денег нельзя быть счастливым. И теперь я знаю, что он имел в виду. Он говорил о больших деньгах. Он говорил о богатстве.

— Но родители никогда не были богаты, — заметил я.

— Но и счастливы они тоже никогда не были.

— Никогда?

— Нет, особенно папа.

Я попытался вспомнить, когда мой отец был счастлив. Представил, как он смеется, но смеялся он, только когда был пьян. Больше я ничего вспомнить не смог.

— И чем меньше у них оставалось денег, тем печальнее и мрачнее они становились… и это продолжалось до тех пор, пока деньги совсем не закончились… И тогда они убили себя.

Я удивленно посмотрел на Джекоба. Самоубийство моих родителей — это была теория Сары, и я никогда не слышал, чтобы Джекоб говорил об этом.

— Откуда ты знаешь, — ответил я. — Они просто были пьяны. Это был несчастный случай.

Джекоб покачал головой:

— В ночь перед автокатастрофой, мне звонила мама. Она сказала, что просто хотела пожелать мне спокойной ночи. Она была пьяна. Знаешь, мама заставила меня пообещать ей, что когда-нибудь я женюсь и что я не умру в одиночестве, без собственной семьи.

Джекоб замолчал. Я тоже молчал и ждал, что он снова заговорит.

— И? — поторопил я брата, когда пауза слишком уж затянулась.

— А ты разве не понял? Она никогда до этого мне не звонила. Это был первый и единственный раз. Нам всегда звонил только отец. А мама позвонила мне в ту ночь, потому что знала, потому что они уже все решили, и она понимала, что больше никогда меня не увидит. И не услышит.