Жернова истории 3 (СИ) - Андрей Колганов

   Кстати, для меня побочным результатом соглашения с Де Бирс стала возможность благополучно выпутаться из грозящего большими неприятностями конфликта с Ягодой. При прочих равных условиях мне бы с ним не тягаться, но он неосмотрительно отпустил вожжи, когда ему доверили крайне деликатную миссию - реализовать партию бриллиантов в обход Де Бирс для формирования секретных фондов ОГПУ. Его протеже, Михаил Александрович Лурье, не зная специфики бриллиантового рынка, действовал крайне грубо (из личной корысти связавшись с весьма темными дельцами), и вляпался в слишком уж явное нарушение достигнутого соглашения. К счастью, его попытка реализации бриллиантов в Германии сорвалась и перед Де Бирс как-то оправдались. Но наверху именно этот промах Ягоде и не простили.

   Однако, я отвлекся. Сюрпризы для Политбюро на алмазах не закончились. Мушкетов торжественно сообщает об открытии богатейших россыпей золота в бассейне Алдана, и первые данные о золотоносности бассейна Колымы. Золотые прииски обещают валютную выручку куда больше, чем небольшие партии алмазов, пусть и очень качественных, и внимание Политбюро тут же переключается на золотодобычу. Мушкетов не упускает случая закинуть удочку насчет развития геологоразведочных работ - и получает полную поддержку. А я вылезаю с предложением насчет расширения льгот старателям, чтобы золото не утекало контрабандой за рубеж. На хорошем фоне недавней резолюции Пленума ЦК о взаимодействии с частным капиталом, удалось продавить, наконец, многострадальное решение о льготах старателям и артелям в золото-платиновой промышленности, как и выбить валютную квоту на закупку нескольких драг и обогатительного оборудования в США.

   Предложение объединить всю золотодобывающую промышленность в рамках Всесоюзного акционерного общества Союззолото, чтобы не ломать сложившиеся тресты, но объединить руководство ими, тоже было воспринято благожелательно. Однако тут немедленное решение принято не было, даже в принципе, - слишком уж много ведомственных интересов переплеталось в этом вопросе.

   Итак, поискам алмазов дана "зеленая улица", насколько это вообще возможно. Про Якутию пока молчим - как и ожидалось, в тамошних краях экспедиция 1926 года мало что дала. Но цену за это "мало что" пришлось заплатить жестокую...

   Сергей Владимирович Обручев уже вернулся из Индигирской экспедиции и теперь застрял в Якутске, ожидая возвращения геологических партий из бассейна Вилюя. А пока он занимался обработкой полученных материалов о золотоносности Индигирки и Колымы. Геологическая съемка местности позволяла сделать вывод, что горные формации, проходящие по среднему течению этих рек, составляют единый хребет, который он хотел предложить назвать именем Черского.

   К концу сентября возвратилась партия, работавшая на Малой Ботуобии. Однако даже принесенные ею первые обнадеживающие результаты - находки пиропов и кимберлита - не радовали Сергея Владимировича. Тайга тоже взяла свои жертвы - два человека из партии бесследно сгинули в лесу. Как, почему - наверное, уже никогда не узнать.

   Да тут и еще напасть: на землю уже дней десять, как лег снег, а партия, работавшая на реке Далдын, так и не вернулась. В голову то и дело лезли мрачные мысли, и как Обручев не пытался их отгонять, они возвращались снова и снова.

   Прошло еще две тягостных недели, и начальник экспедиции уже заговорил о посылке команды спасателей, как с одного из якутских зимовий близ Вилюя доставили весточку - к ним из тайги вышел человек. Обручев развил бешенную энергию и вскоре, взяв с собой якута-проводника, в те места двинулся санный поезд.

   Когда местные якуты подвели Сергея Владимировича к занесенному снегом холмику с деревянным крестом, водруженным неподалеку от трех домиков зимовья, он стащил с головы шапку, безуспешно пытаясь сдержать наворачивающиеся на глаза слезы.

   - Как его имя? - не оборачиваясь, промолвил он.

   - Не знаю, начальник, - прошепелявил сморщенным ртом, в котором явно не хватало зубов, старый якут. - Совсем плохой был. Ходи нету, говори нету... Борода был, светлый, однако.

   Тогда это точно не Шварц - тот брюнет. Тогда кто: Васнецов, Митрофанов, Коляда?

   - Вещи возьми, начальник, - снова заговорил старый якут. - Моя ничего не брал, все тут. - Он взял из рук стоявшего рядом молодого какой-то сверток, замотанный в тряпки, и пояс, на котором висела кобура с револьвером.

   Уже на обратном пути, мельком глянув на старенький "Смит-Вессон", успевший покрыться слабым налетом ржавчины, и отложив его в сторону, Обручев взялся за сверток. В тряпки оказались замотаны несколько мешочков с пробами и планшет, содержавший толстую тетрадь с записями, карту и несколько карандашей. Тетрадь, как оказалось, содержала журнал экспедиции. Обручев торопливо перелистал страницы, и, зацепившись взглядом, остановился на записи:

   "19 сентября. Сегодня, при взятии шлиховой пробы Колядой, в ней обнаружен небольшой кристаллик алмаза правильной тетраэдрической формы. Это уже третий!".

   Так алмазы все-таки в Якутии есть?! Что там написано дальше?

   "28 сентября. Шварц проникнулся фанатичной уверенностью, что мы вот-вот должны обнаружить кимберлит, а тогда и алмазоносная трубка будет фактически у нас в руках. Митрофанов заразился от него этим настроением, и мы, несмотря на ударившие морозы и выпавший снег, продолжаем взятие проб. Коляда настоял на строительстве плота, чтобы успеть сплавиться по Далдыну и Мархе в Вилюй до того, как реки встанут.

   4 октября. Отплываем. По Далдыну уже идет шуга, речку вот-вот скует льдом".

   Так, значит, записи ведет Васнецов. Записи четкие, сделаны простым карандашом, поэтому попавшая на страницы тетради вода лишь сделал их несколько более блеклыми, но разобрать написанное, хотя и с трудом, можно:

   "8 октября. Принято решение двигаться по реке и ночью, иначе рискуем застрять здесь".

   Следующие записи оказались сделаны другим почерком, торопливым, скачущим.

   "11 октября. Прошедшей ночью плот наткнулся на топляк и перевернулся. Митрофанов и Шварц не выплыли. Мы с Васнецовым с трудом выкарабкались на берег. Вымокшие, на морозе, без еды, без спичек, чтобы развести костер. Единственное спасение - двигаться. Есть надежда выйти к какому-нибудь зимовью.

   13 октября. Васнецов совсем плох. У него сильный жар, ночью бредил. Идти не может. Я тоже простужен, но пока держусь.

   14 октября. Васнецов утром не проснулся. Похоронить нет возможности. Буду идти, сколько хватит сил. Надо донести дневник и спасенную часть образцов".

   Выходит, дошел до якутов Коляда. Дошел, уже смертельно больной, и все же донес дневник, карту, и образцы. При разборе Обручевым этих образцов в Якутске, там, среди проб, нашлось несколько пиропов, но алмазов не обнаружилось. Видимо пробы с ними утонули вместе с плотом. Так что содержащееся в журнале партии сообщение о находке алмазов подтвердить оказалось нечем.

   Так что в активе экспедиций оказалось только Колчимское рассыпное месторождение на Урале. Но, как уже было сказано, все затмила разведка огромных запасов золота для промышленной добычи на уже известных месторождениях на Алдане и находка первых реальных россыпей золота на Колыме. По понятным причинам, они гораздо больше взволновали и Политбюро, и Совнарком, и Геологический комитет ВСНХ СССР. Поэтому главные усилия геологических экспедиций 1927 года решено было направить именно туда. Однако и на разведку в бассейне Вилюя удалось кое-что отщипнуть...

  Глава 11. Даю себя уговорить

     Отсутствие Зиновьева в Политбюро было следствием примерно таких же событий, что и в моей прежней истории. Он не сумел засунуть свои амбиции в карман, и продолжал выступать с нападками на политику большинства ЦК. Ради этой борьбы зиновьевцы установили фактический блок с крайне левыми (остатки "рабочей оппозиции", группы "рабочая правда", группы Смирнова-Сапронова). Поскольку в нынешней реальности троцкистская оппозиция так толком и не сложилась, часть из тех, кто в моей истории числился троцкистом, разбежалась по другим оппозиционным группам, а часть предпочла вообще ни в какие оппозиции не играть. Так что группировавшаяся вокруг Зиновьева разношерстная публика, взявшая себе громкое имя "объединенная левая оппозиция", несмотря на то, что первоначальный замах накануне XIV съезда вышел у Зиновьева с Каменевым даже посильнее, чем было в моей прежней реальности, в итоге оказалась куда как пожиже.

   Да и единством в этой "объединенной" оппозиции не пахло. Многие крайне левые были против блока с группой Зиновьева-Каменева, считая их непоследовательными и ненадежными сторонниками - и не без оснований. В свою очередь, зиновьевцы с опаской смотрели на радикализм крайне левых, кричавших о "термидоре" и "перерождении партии", не желая заходить настолько далеко - т.е. так далеко, что это могло поставить под угрозу занятие сколько-нибудь серьезных советских и партийных постов, а то и пребывание в партии. Многие вожди ленинградской оппозиции побежали каяться перед партией заметно раньше, чем это было в покинутом мною времени, и во главе всех побежал осторожный Каменев, благодаря чему задержался в Политбюро, в качестве кандидата, и сохранил пост наркома внутренней торговли.