Ночной мир - Френсис Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сильвия перевела взгляд на Алана. У него по щекам текли слезы. Губы дрожали.
- Я уже думал, вас нет в живых, - сказал он. - Я знал, что вы там, что вам нужна помощь, но ничего не мог сделать. - Он потрогал свои ноги. - Черт бы их побрал, от них никакой пользы!
Сильвия снова взяла Джеффи на руки, подошла к Алану и устроилась у него на коленях, посадив Джеффи к себе. Алан обнял их. Джеффи снова заплакал. Только сейчас, впервые за весь день, Сильвия почувствовала себя в безопасности. В душе ее словно прорвало плотину. Она заплакала навзрыд, так, как не плакала никогда в жизни.
И теперь они плакали втроем.
Киноафиша:
Кинотеатр под открытым небом Джо Боба:
"Кровавый кошмар в ночи" (1969) Хоуко Интернэшнл
5. Катаклизмы
Мауи
Моана пука появилась ближе к вечеру.
Калабати и Моки стояли на ланаи и смотрели, как солнце необычайно рано опускается в Тихий океан. Было всего четверть шестого. В то же время они поглядывали в сторону аэропорта. Никогда еще там не было так многолюдно.
- Посмотри на них, - сказал Моки с ухмылкой, обнимая ее за талию, они все в панике от того, что день становится короче. Видишь, как резво удирают.
- Мне тоже страшно, - сказала Калабати.
- Не надо поддаваться страху, - ответил он. - Если японские малихини уберутся к себе на остров, а хаолы на континент - желательно в Нью-Йорк, где они провалятся в трещину, образовавшуюся в Центральном парке, это будет замечательно. Тогда нашим островом полностью завладеют гавайцы.
Новость о таинственной дыре на Овечьем Пастбище в Нью-Йорке потрясла Калабати. Она хорошо знала эти места. В свое время у ее брата Кусума была квартира с видом на Центральный парк.
- Я тоже не гавайка.
Он еще крепче обнял ее:
- Гавайка. Во всяком случае, с тех пор, как ты со мной.
Но почему-то его ласка не успокоила Калабати. Еще какое-то время они понаблюдали за аэропортом, потом Моки убрал руку и облокотился об ограду, переведя взгляд с долины на небо.
- Что-то должно произойти. И очень скоро. У тебя нет такого чувства?
Калабати кивнула:
- У меня уже несколько дней такое чувство.
- Что-то, прекрасное!
Прекрасное? Неужели он и в самом деле так думает? С тех пор как ветры задули в другую сторону, ее не покидал страх.
- Нет, совсем не прекрасное. Напротив, что-то ужасное.
Его ухмылка стала жестокой.
- Ужасное для других, но для нас прекрасное. Подожди, скоро сама все увидишь.
Последнее время Калабати просто не знала, как быть с Моки. С прошлой среды, когда рана на его руке зажила, у него появились какие-то странности. К примеру, он каждый день наносил себе рану, желая убедиться, что чудодейственная сила по-прежнему с ним, и рана заживала все быстрее. И всякий раз дикий блеск в его глазах становился все заметнее.
Когда стемнело, Калабати собралась уйти, но Моки схвати ее за руку:
- Подожди. Что это там?
Он смотрел в восточную сторону, на Кахулуи и дальше. Калабати тоже посмотрела в том направлении. Что-то необычное происходило на воде. Она была белого цвета, взболтанная, пузырящаяся. Произошли какие-то гигантские катаклизмы. Чувствуя, как поднимается в ней недоброе предчувствие, Калабати сняла с крючка бинокль и навела на воду.
Сначала она увидела, что вода пенится и бурлит, образуя какие-то немыслимые водовороты. Но постепенно углядела в этом хаосе определенную закономерность и устойчивые формы. Вода теперь завихрялась в одном направлении, против часовой стрелки, вращаясь вокруг центральной точки. Потом этот центр вращения стал уходить под воду, превратившись в подобие огромной пасти, которая все всасывала в себя.
- Моки, смотри. - Она протянула ему бинокль.
- Я и так вижу, - проговорил он, но бинокль все-таки взял.
Пока он наводил окуляры, Калабати наблюдала за выражением его лица.
- Думаю, что дело тут не в подводных течениях - слишком близко от берега. Должно быть, на дне океана образовалась трещина. Погоди, погоди! Он опустил бинокль и взволнованно посмотрел на нее: - Дыра! Не просто трещина на дне океана, а такая же дыра, как в Центральном парке. Теперь у нас есть своя собственная дыра!
Они вместе наблюдали, как расширяется водоворот, и все начинает вращаться в одном направлении. Моки с нескрываемым волнением, а Калабати с нарастающим чувством страха. Происходившие в остальном мире несчастья докатились и до их рая. Им не избежать бедствий. Они наблюдали за происходящим до самой темноты, а затем пошли в дом и включили телевизор, чтобы послушать выпуск новостей. Все ученые сходились на том, что дно океана дало трещину - наподобие того феномена, который произошел в Центральном парке. Туземцы уже дали ей название: моана пука - дыра в океане.
Моки больше не мог сдерживать охватившего его волнения. Возбужденно жестикулируя, он стал расхаживать по комнате.
- Понимаешь, что происходит, Бати? Бездонная пропасть будет затягивать в себя воду. Океан обмелеет. И знаешь, что будет потом?
Калабати молча покачала головой. У нее появилось непреодолимое ощущение, что это начало конца.
- Сейчас объясню. Великий Мауи возродится. - Он подошел к двери и показал рукой куда-то в темноту. - Молокаи, Ланаи, Кахулава, даже маленький Молокини - все это были составные части Мауи, в доледниковый период связанные с нашим островом сушей и не разъединенные, как ныне, морскими протоками. Я предвижу, что сейчас все идет к тому же самому, Бати. Они воссоединятся, вновь станут одним целым после столетий раздельного существования. Единый кусок суши размером с Большой остров. А может быть, еще крупнее. И я сыграю свою роль в будущем, которое ждет Великий Мауи.
- Какое будущее? - переспросила Калабати, подойдя к нему. - Если уровень воды в Тихом океане так сильно упадет, это будет всеобщим концом!
- Нет, Бати. Не концом. Началом. Началом нового мира.
В этот момент небо озарилось огнем, как будто зажегся факел. На противоположной стороне острова Калабати ясно, как днем, разглядела побережье Лахаина, долину Иао на западе Мауи и остров Ланаи, отделенный протоком. Потом ревущий поток раскаленного воздуха с мелкими осколками промчался, как смерч, у них над головами, дуя в разные стороны, в то время как они с Моки оставались в прохладной тени, защищенные огромным массивом Халеакалы.
- Шива, что же ты делаешь! - воскликнула она на бенгальском диалекте, на котором говорила в детстве.
Вдруг пол закачался и стал уходить у нее из-под ног, а ночная тишина взорвалась глухим ревом, который пронзил все ее тело до самых глубин естества.
Калабати упала и, распластавшись на полу, услышала еле слышный голос Моки:
- Землетрясение!
Он подполз к ней, накрыл своим телом, защитив от ломающихся полок, разбивающихся вдребезги лампочек и статуэток.
Казалось, прошла целая вечность. Калабати никак не могла понять, как до сих пор держатся подпорки, на которых установлен дом. В любой момент они могли рухнуть, и тогда дом покатился бы по склону. Единственный раз в своей жизни, когда Джек одолжил у нее на несколько часов ожерелья и прожитые сто пятьдесят лет разом опустились всей своей тяжестью ей на плечи, она так близко ощущала гибель.
Подземные толчки не прекращались, но стали слабее. Моки отпустил ее, и Калабати вскочила на ноги.
- Пехеа ое?
- Кажется, я в порядке, - ответила она, но не на гавайском.
Они ухватились друг за друга, словно матросы при качке на палубе. Калабати огляделась. Просторная комната была завалена обломками. Везде валялись разбитые скульптуры Моки и сломанные постаменты из лавы.
- О, Моки, твои работы!
- Скульптуры теперь никому не нужны, - сказал он, все крепче прижимая ее к себе. - Это все в прошлом. Я бы и сам их разбил. Разве ты не видишь, Бати? Это начало того нового, о котором я тебе говорил. Вот оно!
Он потащил ее на сотрясающуюся ланаи. Там они облокотились об ограду и стали всматриваться в темнеющую массу Халеакалы, туда, где виднелась его верхушка в ореоле огня.
- Смотри, Бати, - сказал он, указывая рукой в направлении склона. Халеакала жив! После целых столетий он пробудился к жизни. Ради меня! Ради нас!
Калабати вырвалась из его объятий и метнулась в дом. Несколько раз щелкнула выключателем, но свет не зажегся. Она пробралась между обломками к телевизору, однако включить его так и не смогла. Электричества не было.
- Бати! - воскликнул Моки. - Хеле май. Полюбуйся вместе со мной на Халеакалу. Обитель солнца возродила его пламя! Она зовет нас домой!
Калабати стояла среди обломков, зная, что время, отпущенное ей на спокойную жизнь, подошло к концу, что теперь уже ничего не будет как прежде. Ей стало страшно.
- Это было не просто извержение Халеакалы, Моки, - сказала она, и голос ее задрожал, как пол под ногами. - Случилось что-то еще, более жестокое, чем возрождение к жизни старого вулкана. Настоящая катастрофа.
"Конец света", - подумала Калабати.
Охваченная этим предчувствием, она не могла унять дрожь, и древнее ожерелье покачивалось у нее на груди. Казалось, сам воздух зашелся в крике, обретя облегчение во внезапной насильственной смерти, покончившей с мучениями.