Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография - Стейси Шифф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Светоний, работавший с большим количеством источников, пусть и полтора столетия спустя, не сомневается, что прощаться им не хотелось – как и в нильском круизе, когда пришлось разворачивать корабли. Римский полководец отпустил Клеопатру с почестями и дарами [72]. Он признал Цезариона, позволив назвать новорожденного его именем. Да и с чего бы ему было колебаться? Во всяком случае, тогда только маленький восточный наследник, восходивший к Александру Македонскому, продолжал его род. К тому же сложно спорить с очевидным: к двум годам Цезарион походил на отца и внешностью, и манерами. Возможно, за этим она и ехала – ради такого признания можно было сколько угодно переплывать Средиземное море. Как написал один историк – и еще много кто отмечал в подобных обстоятельствах как до, так и после, – ребенок «был главным козырем, с помощью которого она могла заставить Цезаря выполнять обещания» [73]. Мы не знаем, что это были за обещания, за исключением дарованного ей титула «друга Рима», стоившего в свое время ее отцу ошеломительной суммы в шесть тысяч талантов.
Как еще объяснить эти затянувшиеся «римские каникулы»? Слишком многое стояло на кону, чтобы ставить чувства выше политики. Цезарь уже и до того однажды вызывал к себе Клеопатру, и его личные мотивы в отношении этих полутора лет остаются сегодня в числе самых исследуемых и при этом самых непонятных в истории. Можно допустить, что эти двое планировали какое-то совместное будущее, что, как считали многие, не послужило бы на пользу Цезарю. До конца жизни Клеопатра хранила страстные, восторженные письма Цезаря [74], и по крайней мере некоторые из них он, вероятно, писал ей между 48 и 46 годами до н. э. Здесь самое время вспомнить об исторической версии прекрасной вазы с ядовитыми змеями. Клеопатра понимала, что ей самой, лично, нужно убедить коллег Цезаря в том, что, пока она у власти, Египет остается верным другом и союзником Рима [75]. Сенат далеко не был сплоченным коллективом, там каждый преследовал свои интересы, и уж точно не все они совпадали с интересами Цезаря. Она хорошо знала о плетущихся интригах. Чтобы обезопасить свою власть дома, требовалось увеличить количество сторонников за границей (Цицерон еще менее лестно отзывался об официальном Риме: «более постыдного сборища не было никогда даже при игре в кости» [76].) Второй приезд Клеопатры, видимо, совпал с возвращением Цезаря из Испании осенью 45 года до н. э. – к этому времени он собирался заняться реорганизацией Востока [77]. Она не могла допустить, чтобы этот вопрос решался без нее: хотя бы из-за Кипра, который формально принадлежал ее брату и все время норовил выйти из-под ее контроля. Если у царицы Египта и имелись более грандиозные планы, то до нас они не дошли. Конечно, проще простого было приписать ей некие коварные, далеко идущие замыслы: в Риме привыкли к Птолемеям-интриганам. Однако нам очевидна цена их с Цезарем воссоединения. Оно привело к катастрофе. И не важно, что она, похоже, сидела в Риме тихо, как ожидавшая Одиссея на Итаке Пенелопа, – кончила Клеопатра скорее как навлекшая на Трою беду Елена. Это приключение шло против всякой логики.
5. «Человек по природе своей есть существо политическое»
Право, жен
Хоть не было бы вовсе… Мне бы разве…[74] [1]
Еврипид. «Киклоп»
«Впрочем, кто, будучи сколько-нибудь разумен, теперь может быть счастлив?» – ворчал Цицерон в письме М. Курию незадолго до того, как Клеопатра впервые появилась в Риме. После десяти лет ужасной войны настроение в Риме было подавленным, и в особенности таковым было настроение Цицерона, самого выдающего жителя города и самого безжалостного его критика. Несколько месяцев город находился в состоянии «расстройства и беспорядка», как сообщал в письме Руфу [2]. Клеопатра об этом знала и тщательно продумывала каждый шаг. Она общалась с самыми сливками общества. Она не могла позволить себе пренебречь малейшей деталью окружающего политического ландшафта. Весь Рим замер в тревожном ожидании завтрашнего дня. Гражданские реформы Цезаря выглядели многообещающе, однако как и когда он вернет республику к привычной жизни? Годы войны перевернули ее вверх дном: конституция в небрежении, должности раздаются неизвестно кому, закон не исполняется. Цезарь мало что делал для восстановления правовых традиций. Зато его полномочия расширялись: он решал судьбу выборов и большинства судебных дел, тратил уйму времени на сведение счетов, поощрение сторонников, распродажу собственности противников. Значение сената стремительно падало. Кое-кто жаловался, что живет в монархии, которая прикидывается республикой. Раздраженный Цицерон предрекал три возможности развития событий в письме А. Торквату: «либо чтобы государство вечно страдало от оружия, либо, после того как последнее будет сложено, чтобы оно когда-нибудь возродилось, либо чтобы оно окончательно погибло» [3].
Осенью Цезарь вернулся из Испании, где разгромил приверженцев Помпея. И объявил, что гражданская война закончена. Он обосновался в Риме и долго жил там безвылазно, чего не случалось в предыдущие четырнадцать лет. Неизвестно, планировали ли они это заранее, но роман с Клеопатрой продолжался. У многих, кстати, ее пребывание в городе вызывало не меньше вопросов, чем у нас сегодня. Однако она хорошо знала, что такое непопулярность, – и сейчас это было очень кстати. Она жила не в самом престижном месте, и это само по себе говорило о неоднозначном положении. Впрочем, невозможно представить, что ее персона не вызывала острого любопытства, а может – и мистического обожания. Думается, она продолжала отцовскую традицию щедрых подарков: как
