Цицерон. Между Сциллой и Харибдой - Анатолий Гаврилович Ильяхов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В письме брату Квинту выразил тревогу: «…В Риме положение следующее: есть подозрение, что готовится диктатура. На Форуме полная тишина, что указывает на скорее стареющее, чем отдыхающее государство. Мои высказывания в Сенате таковы, что другие соглашаются со мною чаще, чем я сам… Дело идёт к междувластию, то есть к диктатуре; разговоров, во всяком случае, много».
* * *
В связи с предстоящими выборами назревал скандал с непредсказуемыми последствиями. Одним из претендентов на консульскую должность был Анний Милон, а Публий Клодий выставил кандидатуру в преторы – должность, способная по своему усмотрению интерпретировать существующие законы и предлагать новые. Для убедительности приготовил законопроект о предоставлении вольноотпущенникам права римского гражданства с участием в выборах, что, безусловно, влияло на общий исход голосования вообще. Пришло время Цицерону и сенаторам ужаснуться от одной только мысли, что Публий Клодий способен «целиком отдать Рим своим рабам».
Положение в Риме стало ещё более напряжённым.
Труп на Аппиевой дороге
Первая же попытка провести консульские выборы завершилась вооружённым столкновением; ранили обоих консулов истекшего года. А вскоре недалеко от Рима на Аппиевой дороге произошла случайная встреча двух непримиримых врагов – Клодия и Милона…
…Публий Клодий с семьёй возвращался в Рим, сам верхом, в сопровождении немногочисленных единомышленников и вооружённых рабов. По роковой случайности Милон выезжал из города в повозке с женой; за ним следовала внушительная охрана из домашних рабов и собственных гладиаторов. Кто-то из людей Милона на ходу обругал рабов Клодия; началась словесная перепалка, затем потасовка с палками. Клодий с двумя рабами поспешил к этому месту, чтобы выяснить причину, вмешаться и прекратить, и здесь ему в спину нанесли смертельный удар ножом. Рабы подхватили раненого на руки и бегом понесли в таверну, оказавшуюся поблизости. За ними вдогонку, считая себя победителями, устремились люди Милона. Ворвались в таверну, увидев Клодия в беспомощном состоянии, начали колотить палками. Следом появился Милон, велел добить раненого и выбросить в придорожную канаву. Под натиском преобладающей силы со стороны Милона спутники и рабы Публия Клодия с криками ужаса разбежались.
Уже затемно по дороге проезжал один сенатор со слугами. Заметил труп человека, велел осветить лицо и узнал Клодия, изрубленного мечами. Тело подняли и привезли поздно ночью в дом Клодия. К утру весь Рим облетела новость, уже знали, кто и кем убит неоднозначный герой римской истории. Отсюда и реакция жителей была разной…
Сторонники Клодия с безумными воплями ворвались к нему в дом, сорвали с мертвеца одежду и, увидев раны, подняли на руки и, завывая от горя, понесли обнажённого на Форум. Прохожие в испуге бежали в стороны; кто не успел, того сбивали с ног, с яростью топтали ногами, иных насмерть. Труп Клодия вознесли на ростры, для обозрения всем, затем кто-то надоумил перенести в курию Цезаря, где находились сенаторы. Те в страхе покинули заседание, а молодчики пошвыряли деревянные скамьи, столы, подмостки – всё, что могло гореть, – положили сверху труп своего вождя и всё это подожгли…
В тот день в городе наблюдалось ужасное зрелище. «В небо взметнулся огромный столп пламени; налетевший ветер подхватил его и понес на город. Соседние дома, лавки и постройки охватил огонь…»
Марк Цицерон, немало устрашённый произошедшим событием, написал Аттику: «…Не буду говорить о курии, о Форуме, но что эти люди сделали со своим вождём? Они отняли у него обычные человеческие похороны, в которых не отказывают даже беглому преступнику. Он был сожжён, как чужой, без выноса, проводов, плача, похвал, весь в крови и грязи, лишённый даже той чести последнего дня, какой недруг не лишает недруга».
В ответном письме друга из Афин прочитал: «…Мне кажется, Марк, дорогой, ты не прав! Клодий не мог бы пожелать себе лучших похорон, чем быть сожжённым в пламени пожара, охватившего город, среди гибнущих домов и книг, пронзительных воплей толпы, заменявших торжественную религиозную музыку!»
После столь пламенных похорон кумира озверевшая от крови и насилия чернь долго ещё носилась по кварталам зажиточных граждан, убивая всех, кто встречался на пути, кого называли врагами Клодия. Безнаказанно грабили имущество, поджигая жилища. Таким же образом напали на дом семьи Милона, выкрикивали проклятия, кидали в людей камни, закидывали во двор горящие факелы. Неожиданно им дали жестокий отпор: вместо робких слуг со двора решительно выскочили озлобленные люди, вооружённые мечами и дротиками и оттеснили с квартала.
Многие римляне предполагали, что Милон не станет дожидаться вызова в суд, оставит Рим, пока не затихнет возмущение определённой части жителей, не уляжется само собой. А он, будто ничего не произошло, на другой день объявился на Форуме, переместился в Сенат, где с невозмутимым видом общался с коллегами. Кто-то спросил Милона, провоцируя: «Ты не знаешь, кто убил Клодия?» – он невозмутимо ответил, чтобы все услышали: «Подлеца и насильника убил я, и тем горжусь!» Его спросили: «Не лучше ли тебе оставить Рим?» – Милон отвечал: «Чтобы добиваться консульства, я обязан находиться среди граждан, а не пугливо прятаться!» Слова сенатора поражали – он совершил тягчайшее преступление: лично убил римлянина, кандидата на государственную должность!
Во избежание хаоса в республике Сенат объявил чрезвычайное положение и вручил диктаторские полномочия Гнею Помпею. В Риме появились легионеры, положившие конец бесчинствам «клодийцев» и наёмников Милона. Но сделал это не ради сохранения демократии, а потому, что боялся за свою жизнь тоже. Помпею, с этого момента диктатору, всюду грезились убийцы, подосланные Цезарем. По этой причине изменил привычный образ жизни: перестал ночевать в собственном доме, каждый раз оставался то в доме одного друга, то у другого, и повсюду его охраняли легионеры.
Подозрения имели под собой почву, поскольку однажды в дом Цицерона прибежал запыхавшийся посыльный Помпея с призывом срочно явиться.
Помпей выглядел усталым и бледным. Перед ним стоял неряшливо одетый человек. Помпей кивнул на него.
– Послушай, Марк, что говорит!
Человек, трясясь от страха, признался, что сторонники Милона предлагали деньги за убийство Помпея.
– Как честный человек я отказался, – поспешил он признаться.
Цицерон недоверчиво спросил:
– Если ты отказал тем людям, тебя должны были сразу убить. А ты жив и нам врёшь. Что скажешь на это?
– Меня хотели убить, меня ранили, но я убежал. Вот рана от меча. Человек задрал тогу и показал место на спине ниже пояса, покрасневшее и с неглубокой ранкой.
Цицерон с сомнением покачал головой и промолчал. А когда странного человека увели, заявил:
– Это провокатор. Бывшие друзья Клодия хотят, чтобы ты убил Милона. Но ты этого не сделаешь. Это не доказательство.
В следующий раз сенаторы собрались в храме для свершения обряда. Помпей и Милон был среди них. Кто-то нервно крикнул:
– У Милона меч под тогой! Смотрите, Милон пришёл убить Помпея!
Все взгляды устремились на Милона, который со спокойствием задрал одежду, показывая, что при нём нет оружия.
После безрезультатных попыток заставить Помпея воспользоваться диктаторскими полномочиями, уничтожить Милона, клодианцы намерились обезвредить его законным путём. Официально привлекли к суду. Милону ничего не осталось делать, как искать защитника. Попросил Марка Цицерона, и тот нехотя, но дал уговорить себя.
С этого дня для Цицерона начались новые беды. Жизнь превратилась в сплошной кошмар или преодоление
