Тайный советник вождя - Владимир Успенский

Я мало общался с Хрущевым, только по военным делам, родственников не знал, о случившемся мне известно в основном из чужих уст, поэтому в подробности вдаваться не стану, очерчу лишь канву. Несколько молодых командиров (впредь буду употреблять термин "офицеры") коротали время в тыловом городе, кажется, в Куйбышеве. Папенькины сынки-лоботрясы придумали развлечение, нервы щекочущее: стрелять из пистолетов в яблоки или бутылки на головах своих подружек, девиц определенного толка. Ладно бы в офицерскую рулетку сыграли, собственными жизнями рисковали, по крайней мере, это порядочно, а то ведь других под пули-то ставили. Прямо в номере гостиницы, после выпивки и постельных упражнений. В глазах муть, руки некрепкие, да и у девиц, вероятно, головы покачивались после предыдущих радостей. Вот и всадил сын Хрущева пулю не в яблоко, а прямо в лоб полуголой красавице. Наповал.

Суд поступил, на мой взгляд, не очень даже и строго. Штрафника разжаловали и отправили на фронт. Ему бы потерпеть, похлебать солдатской каши в окопах или отличиться в атаке, смыть с себя позор кровью. А он, видите ли, обиделся. И на власть, которая за шалости карает, и на отца, за то что не выручил, и на непосредственное начальство, которое относилось к нему, как ко всем, без поблажек. А обидевшись — при первой возможности перемахнул к немцам. Сначала у нас думали, что просто в плен попал, всякие случайности бывают. Однако вскоре Хрущев-сын стал появляться во вражеских траншеях с радиоусилителем, уговаривая советских воинов последовать его примеру, переходить к немцам. Сдавайтесь, мол, поскорее, войну все равно проиграете, а немцы к перебежчикам относятся хорошо: тепло одевают, сытно кормят, увозят подальше в тыл, в спокойные места. Хочешь жить — штык в землю!

Нелепая ситуация: отец — первый секретарь ЦК ВКП(б) Украины, член Военного совета фронта, организует борьбу с оккупантами, воспитывает, вдохновляет людей, а сын его по радио, в листовках, в газетах призывает всех плюнуть на партию, на советскую власть и сотрудничать с гитлеровцами. Вот Яков Джугашвили тоже в плену, но на предательство не пошел, за фашистов не агитирует, вреда не приносит, немцы держат его за семью замками где-то в глубине Германии. А молодой Хрущев гастролирует вдоль фронтовой линии, горланит перед микрофоном, вселяя сомнения, колебания в души воинов. Ведь это не кто-нибудь, а сын всем известного Никиты Сергеевича. Действовало. Особенно на украинцев.

Иосиф Виссарионович высказал Берии и Андрееву свое недовольство: провокатор, изменник наносит вред, а у нас что, нет возможности ему глотку заткнуть?! Сразу же были отданы соответствующие распоряжения нашей агентуре по ту сторону фронта, и буквально через несколько дней группа партизан проникла в оккупированный город и в короткой стычке отбила Хрущева-младшего, захватив его живым и почти здоровым — с несколькими синяками и шишками. Пришло время расплачиваться за грехи. Изменник должен был предстать перед партизанским судом. А у народных мстителей за линией фронта законы были особые, похлеще, чем государственные. И вот тут впервые в дело вмешался Никита Сергеевич. Вызванный в Москву на какое-то совещание, он нашел возможность поговорить со Сталиным о своем сыне. Не защищал его, а лишь попросил вывезти из немецкого тыла и судить обычным военным судом. При этом, конечно, появлялась какая-то возможность сохранить сыну жизнь.

Очень просил Никита Сергеевич, даже унижаясь. Понимал всю сложность положения, но ведь как не порадеть своему, родному… Иосиф Виссарионович ответа сразу не дал. С одной стороны, провокатор уже обезврежен, а Никита Сергеевич мучается, страдает. Может, не надо усугублять его переживания? Но с другой стороны, за сыном не одно, а несколько тяжких преступлений заслуживает самой суровой кары. С какой стати ему поблажку давать?! Руководящие товарищи, их семьи на виду, на них смотрят, с них спрос особый. Никакого попустительства, а то ведь игумен за чарку, а чернецы за ковши.

Сталин велел запросить партизан о возможности переброски провокатора самолетом на Большую землю. Ответ пришел неожиданный и столь резкий, что его сразу доложили Иосифу Виссарионовичу. Партизаны сообщили, что при захвате предателя погибли несколько боевых товарищей. Для чего старались, для чего были жертвы, чтобы вывезти изменника в безопасное место, укрыть от заслуженного возмездия? Очень это обидно. Раненых, которым сложные операции требуются, отправить не на чем, а за предателем самолет придет, летчиков на риск пошлют?! Нет у партизан на это согласия.

— Они правы, — сказал Сталин. — Пусть судят сами. Как решат, так и будет.

Изменника расстреляли. Хрущев-старший отказался от сына, о нем нигде не упоминали, будто он и не существовал никогда. Однако в глубине души Никита Сергеевич сохранил обиду на Сталина: мог, дескать, посодействовать, а отказал. Возникла язвочка, которая растравлялась потом другими обидами, большими и малыми, в общем-то неизбежными при совместной работе в трудное время. Рос нарыв, который через несколько лет подтолкнет Никиту Сергеевича в стан недоброжелателей стареющего вождя. Лопнет этот нарыв после смерти Сталина: с высокой партийной трибуны обрушит злопамятный Хрущев на Иосифа Виссарионовича поток критики, смешивая то, что было, с мутными домыслами, сваливая на покойника все грехи, в том числе и свои. Отомстит, отведет душеньку.

С отпрыском другого высокопоставленного деятеля было иначе. Заботливым, смекалистым папашей показал себя Лаврентий Павлович Берия, да и сынок не подкачал. Летом 1941 года Сергей (Серго) Берия окончил школу. Это был стройный юноша, улыбчивый и привлекательный, ярко выраженной восточной внешности. Хорошо знал немецкий и английский языки. По возрасту мобилизации не подлежал (семнадцать лет ему исполнилось в ноябре), да и не призвали бы его в обычном порядке, учитывая положение отца. Но не сидеть же возле маминой юбки, когда вся молодежь рвется на фронт! И Лаврентий Павлович так считал. У товарища Сталина оба сына воюют, молодой Микоян тоже, сейчас все мужчины должны надеть форму и взять в руки оружие. Хотя воевать, конечно, можно по-разному. Один сражается на земле, другой в воздухе, третий на незримом фронте наносит ущерб противнику. Для Сергея больше подходит незримый. Он не только языками владеет, но и еще и радиолюбитель-радиотелеграфист первого разряда. Почти готовый разведчик.

Позанимавшись несколько месяцев в разведшколе, Сергей в декабре получил звание лейтенанта и начал готовиться к заброске в Германию для получения сведений о новых видах вражеского вооружения. Вместе с двумя немецкими радиоинженерами-антифашистами. Обо всем этом Сталину в моем присутствии доверительно поведал сам Лаврентий Павлович, не без гордости подчеркивая, что и в разведшколу сын пошел добровольцем, и в Германию вызвался отправиться сам.

— Серго молодец, — одобрил Иосиф Виссарионович. — А ты, Лаврентий, не очень.

— Но почему?

— Сын у тебя совсем молодой, еще усы не растут. Железной закалки нет. За границей не жил. Провалится.

— Он же пойдет с опытными товарищами.

— В таком деле собственный опыт нужен, а ты его с горшка сразу на раскаленную сковородку! Возьмет его гестапо, какой подарок немцам, какой заложник!

— Живым его не возьмут, — с достоинством произнес Берия и, сообразив, что задел болезненную для Сталина струну, поторопился объяснить: — Серго подготовлен к крайностям, предусмотрены все варианты.

— Дело ваше, — резковато ответил Иосиф Виссарионович.

Когда Берия ушел, Сталин, утонув в кресле, молча выкурил трубку. Поинтересовался:

— Почему вы, Николай Алексеевич, скептически слушали? Я по вашим глазам видел.

— Да никуда не пошлет он своего единственного, ни в какую Германию. На московском асфальте с незримым противником будет сражаться Серго. Тем более после вашего совета, который Берии очень кстати.

— Он остался при своем мнении.

— Мнение можно изменить со ссылкой, кстати, на ваши слова. Не одобрил, дескать, великий и мудрый.

— Не ерничайте… Серго поступает искренне.

— Я не про Серго, я про Лаврентия Павловича. Уж ему-то опыта не занимать. Не пашет, не сеет, а сыт будет.

Надо было сгладить неприятное ощущение, вызванное невольно возникшим сравнением попавшего в плен Якова с сыном Лаврентия Павловича. Мне удалось сделать это.

Прав я оказался на все сто процентов. Первая попытка забросить радиоспециалистов в Германию сорвалась, даже не начавшись. По техническим причинам. Сложное время, разгар зимнего контрнаступления, сильные морозы, ну и тому подобное. Вторая попытка хоть и началась, но тоже завершилась ничем. Перед самой отправкой выяснилось, что явка в Германии провалена, надо искать другие пути. Решили, что кривой дорогой ближе. Сергея Берию и двух немцев отвезли в Тегеран, чтобы оттуда, через Турцию, они добрались, наконец, в намеченный район где-то на немецком побережье Балтийского моря. Вот какой крюк.