Тайный советник вождя - Владимир Успенский

Пока великовозрастный ухажер по командировке «Правды» изучает фронтовую жизнь где-то под Сталинградом, а успокоившаяся Светлана прилежно занимается в московской школе № 175, получая заслуженные «пятерки», самое время сказать о том вреде, который причинил многим людям, миллионам людей, Каплер своим необдуманным поведением. У таких деятелей, как Сталин, личное неразрывно связано с общественным. Хотел того Каплер или нет, скорее всего не хотел, но он спровоцировал Иосифа Виссарионовича на новую вспышку антисионизма, которая не угаснет до самой смерти, превратив интернационалиста Сталина в убежденного активного «жидоеда». Увы, это так.

Пунктирно проследим предысторию. Сразу после Октябрьской революции Сталин становится наркомом по делам национальностей и лучше других видит удивительную аномалию. В стране, где евреев всего два-три процента, они захватывают почти все руководящие посты в партии, в государстве, в карательных органах. Нагло осуществляют местечковый лозунг: "Дайте нам равные права, а остальное мы возьмем сами". И берут, отбрасывая тех, кто мешает. Свердлов и Троцкий приступают к уничтожению казачества, Сталин, Ворошилов, Буденный срывают их замыслы, к середине тридцатых годов вообще восстанавливая донскую и кубанскую конницу даже с ее особой традиционной формой. Далее. В ответ на "белый террор" объявляется "красный террор". Только в Петрограде под руководством Зиновьева при одобрении Троцкого без суда и следствия ликвидировано около десяти тысяч лучших представителей русской интеллигенции. В этом огромном трагическом списке нет ни одной еврейской фамилии. Зато освободившиеся квартиры и должности сразу же были заняты новыми лицами, понятно какими. Сталин в ту пору еще не имел такого влияния, чтобы остановить расправу.

Многие годы своей жизни отдал Иосиф Виссарионович борьбе с Троцким и его приспешниками за превращение Советского Союза в могучую независимую державу. Против тех, кто хотел видеть Россию полуколонией, сырьевым придатком американо-английского империализма. Помню, как сетовал: "До чего нахальны, до чего беспардонны. Гонишь через дверь — они в окно лезут. Выбросишь из окна — они через форточку… Дали им область на Амуре, они теперь Крым под свою республику требуют".

К концу тридцатых годов, когда был уничтожен Троцкий, смещены с высоких постов его последователи, установлена в руководящих звеньях некая национальная пропорциональность, пресловутый "еврейский вопрос" начал затухать сам собой. Наверное, он и вообще исчез бы, если бы представители еврейской нации не возбуждали его. Они действительно стучали во все двери, лезли во все щели, требуя особых преимуществ. Добились же, что создан был у нас Еврейский антифашистский комитет, единственный такой комитет по национальному признаку. «Триумвират» соорганизовался — ну, не могли они жить спокойно, как все. Одни неприятности от их претензий.

В свое время Иосиф Виссарионович очень болезненно воспринял женитьбу Якова на Юлии Мельцер. Считал, что ее специально «подсунули» для проникновения в семью Сталина, чтобы влиять на него. У многих руководящих деятелей жены были еврейки, это сказывалось, а тут еще и сталинского сына окрутили. Однако с годами заросла и эта боль, особенно с началом войны, сплотившей людей разных национальностей против общей беды. И вот снова соль на едва зажившую рапу. Иосиф Виссарионович надеялся породниться в будущем с русской семьей верного друга Жданова, а тут вдруг этот Люся Каплер.

Прошел месяц, наполненный сложными военными событиями: судьба человечества решалась на Волге. Не до ухажера-киношника. Лишь однажды Иосиф Виссарионович спросил меня:

— Где этот евреец?

Вероятно, по ассоциации с привычными словами «горец», "чеченец", «европеец», "абхазец" вырвалось у Сталина слово «евреец», и впоследствии он все чаще употреблял его: без уничижения, но c иронией.

Я ответил, присовокупив, что вот вроде все и обошлось, затихло. Иосиф Виссарионович с сомнением покачал головой. И оказался прав. Каплер вскоре вновь заявил о себе, причем самым неожиданным и скандальным образом. В «Правде» появился его материал, а точнее письмо из Сталинграда от некоего лейтенанта Л. любимой женщине, живущей в Москве. Ладно, если бы рассказывал о боях, о военных переживаниях, так нет же: значительная часть письма была посвящена лирическим воспоминаниям о встречах, о прогулках — этакое своеобразное объяснение в любви. Был указан и адрес: центр столицы. "Ты видишь из окна зубчатые стены Кремля".

Флер был слишком прозрачен, намеренно прозрачен. Те, кто хоть что-то слышал о взаимоотношениях Каплера и Светланы (а слышали к тому времени многие), сразу поняли, и о чем и о ком идет речь. Сценарист попер напролом, заявив о своих притязаниях. Для Иосифа Виссарионовича это была весьма неприятная новость.

Что толкнуло Каплера на столь решительный и рискованный поступок? Безрассудство любви? Ну, какое уж там безрассудство у опытного сорокалетнего мужчины, избалованного вниманием женщин. Скорее наоборот Каплер осознанно пошел на риск, считая, что теперь самая подходящая обстановка для достижения цели. Упустишь время — Светлана повзрослеет, задумается, прислушается к советам. Куй железо, пока горячо, используй невероятнейшую удачу — возможность подняться на самую вершину Олимпа. Письмо с фронта, дым сталинградского сражения — это романтика для юной девичьей души. Светлана сейчас готова на все, она восхищена его смелостью, она защитит его перед грозным отцом. И не только она, но и сами обстоятельства. Каплер не какой-то "человек с улицы", а создатель киноленинианы, орденоносец, всему миру известный, его просто так со сцены не уберешь. Зачем честолюбивому Сталину семейный скандал, зачем выставлять себя на посмешище?! Не лучше ли сесть рядком да поговорить ладком. Любовь побеждает, брешь пробита, и все довольны. А почему бы нет?! Алексей Яковлевич Лениниану создал, а еще и Сталиниану сотворит. Вместе со Светланой.

Вернувшись в Москву, Каплер пошел на дальнейшее обострение ситуации. Он знал, что за ним следят, что телефонные разговоры прослушиваются. Светлана просила, умоляла его быть осторожным. Он не внимал. Он искал свиданий. Впрочем, и она тоже. Обстановка накалялась. Через Власика Каплеру было предложено место в одном из дипломатических представительств в далекой спокойной стране. Он отказался. Предложили поехать в Ташкент снимать новый фильм. Это его больше устраивало, но он не спешил.

28 февраля 1943 года Светлане исполнилось семнадцать лет. Условились отметить праздник вдвоем. Заранее был взят у Василия ключ от пустой квартиры на улице Чкалова, где брат встречался и развлекался обычно с друзьями-подругами. Охранник вынужден был остаться в первой комнате. Светлана и "милый Люся" ушли в соседнюю. Там был широкий диван. Некоторые подробности этого последнего свидания поведала в своих воспоминаниях сама Светлана. "Мы обнялись с Люсей, прижались друг к другу".

Сталину доложили не сразу. Власик ждал подходящего момента, чтобы взрыв был не слишком оглушительным, и, как нередко случалось у него, получил результат "полностью наоборот". В ночь на 3 марта Иосиф Виссарионович особенно долго задержался в своем кабинете. Новости с фронта были хорошие, настроение, соответственно, благодушное, чем и воспользовался прямолинейный Николай Сергеевич. Но слишком резким был контраст, слишком тяжела новость для утомленного, расслабившегося человека. На какое-то время он утратил контроль над собой. Власик потом говорил мне, что никогда не видел Сталина в таком бешенстве. Дрожали побелевшие непослушные губы.

— Скурвилась! — выдавил он. — Меры?

— Каплер арестован. Вчера.

— Основание?

— Связь с английской разведкой, запись телефонных переговоров с иностранными корреспондентами.

— На север! К черту на рога!.. Где она?

Власик взглянул на часы:

— Собирается в школу.

Задыхаясь от гнева, от быстрой ходьбы, ворвался Сталин в комнату дочери. Вид его был настолько страшен, что Светлана отшатнулась.

— Мразь! — выкрикнул он. — Твои ровесники на фронте! Гибнут! У станков падают. А ты бесишься! За спиной отца! Блядствуешь!

Светлана слова вымолвить не могла, только рот открывала и пятилась за спину няни-прислуги.

— Где его письма, где фотографии?

— Но я люблю его! — вырвалось, наконец, у нее.

— Шантажиста, английского шпиона…

— Люблю!

— Шлюха! — Сталин ударил ее по щеке. И еще раз. Оттолкнул бросившуюся к нему няню: — Где бумаги?!

Трясущимися руками Светлана открыла ящик стола, на пол посыпались конверты, фотоснимки, листки машинописного текста…

Чуть успокоившись с помощью няни, Светлана уехала в школу. А Иосиф Виссарионович так и не лег отдыхать. Сидя в столовой, он читал письма Каплера, наброски нового сценария, подаренные Светлане. Гнев прошел, и Сталин почувствовал угрызения совести: никогда прежде он не был груб с дочерью, никогда пальцем не тронул ее. Пощечины, испуганный голос Светланы звучали, вероятно, в ушах.