Бросок из западни - Александр Александрович Тамоников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Туземцы ничего не понимали, но они почувствовали, что эти люди что-то хотят им объяснить, что они не хотят причинять зло. Не хотят, а ведь могли бы, ведь у них страшное оружие белых людей. И еще эти странные люди, убившие японцев, показывали, что с неба придет зло и оно будет с такими же узкими глазами, как и у злых японцев. Это было чудо, но рыбаки и их семьи начали понимать. И вот одна женщина стала что-то кричать своим товаркам, а потом потащила из хижины к лодкам какие-то узлы и посуду. Потом мужчин стал убеждать старик с реденькой седой бороденкой. А потом разъяренный страшный Коган, у которого открылась рана на голове и по лицу из-под повязки потекла кровь, вдруг сорвал с плеча автомат, стал стрелять в воздух и толкать к берегу всех, кто подворачивался ему под руку, и стрелять над головами. Он вышвыривал из хижин бедный семейный скарб и снова гнал людей на берег.
И тогда туземцы подчинились. Они, как и белые люди, со страхом поглядывали на него, на пещеры в скалах и тащили вещи к лодкам, стаскивали свои рыбацкие лодки в воду. Время шло, оно неумолимо шло к огненному финалу, а многие жители деревни все еще не хотели уходить и бросать бухту. А потом к острову подошел «Профессор Молчанов». От борта отчалила моторная шлюпка, которая привезла веревки, тонкие пеньковые канаты. Моряки стали помогать рыбакам привязывать свои лодки к корме моторной шлюпки. Те на своих треугольных парусах не смогли бы далеко отойти от острова. То же самое стали делать Копаев с Водорезовым, отойдя от берега на катере. Образовались несколько. Лодки растянулись на длинных веревках, как вагоны за паровозом, на несколько десятков метров.
Шелестов и его оперативники помогали женщинам носить вещи, подхватывали детей и несли на берег. Заходя по пояс в воду, они грузили все на рыбацкие лодки. Кричали женщины, плакали дети. И тут Шелестов посмотрел на катер, где на крыше рубки сидел хмурый набычившийся Хейли. Американец то и дело нервно посматривал на часы. Наконец заработал мотор корабельной шлюпки, и весь караван лодок медленно двинулся от берега. Коган вытер рукавом лоб и с удивлением посмотрел на кровь, оставшуюся на ткани.
– Борис, давай я тебе перевязку сделаю! – предложил Шелестов.
– К черту… потом, – отмахнулся Коган. – Время!
И тут оборвалась веревка. В самом начале этого «морского каравана». Шлюпка ушла вперед, но тут же стала разворачиваться. Но первые две лодки от резкого рывка накренились, и одна из них перевернулась. Несколько человек оказались в воде. Среди мужчин там было человек пять женщин и с десяток детей самого разного возраста. Тут же закричали на других лодках, стали грести, и в этой сутолоке стали сталкиваться лодки, и ничего, кроме суеты, не получалось. Шелестов увидел, как со шлюпки в воду бросился моряк с русского судна, с берега уже бежал по колено в воде Сосновский. Вот он с размаху бросился в воду, и его голова уже очутилась среди лодок.
Шелестов испугался, что Михаила сейчас сдавят бортами легких, но перегруженных лодок, что его могут не заметить и случайно ударить веслом. Не сговариваясь, они с Коганом тоже побежали по берегу, а потом по грудь в воде стали помогать растаскивать лодки и доставать детей. Максим даже не сразу услышал выстрелы, не сразу понял среди криков и общего шума, что произошло, но когда вынырнул и вытер рукой лицо, то понял, что на катере моряки связывают американца. Разбираться в том, что там произошло, времени не было. То ли на самом деле был слышен гул авиационных моторов, то ли это напряженные нервы сдавали.
Шлюпка снова потянула караван лодок, и они стали удаляться от берега. Теперь настала очередь второго каравана. Снова тянули веревки, снова рыбаки привязывали свои суденышки к длинному фалу, тянущемуся от кормы торпедного катера. Все было готово, на лодках сидели молча, и только рыбаки, держа в руках весла, напряженно ждали движения, следили, чтобы лодки не сталкивались, чтобы никто не упал в воду. Копаев помогал втаскивать на борт японского катера Сосновского, потом Когана и Шелестова. Оперативники попадали усталые на палубу, и вот заработали моторы.
Медленно натянулась веревка, катер пошел на малых оборотах, натягивая веревку. Выправились лодки и потянулись следом за судном. Через пару минут весь караван медленно шел от острова в открытое море. И теперь, когда все было как надо, Шелестов поднялся и подошел к ходовой рубке, где сидел связанный Хейли, а возле него с автоматом стоял Копаев.
– Что случилось, Степан Иванович? Что это вы с ним так?
– Так психовать союзник начал, – недобро усмехнулся моторист. – Тут детей спасать надо, а он за свою шкуру испугался, стал показывать на небо и кричать, что надо уходить. К штурвалу кинулся, курва, пистолетом начал угрожать. Ну, пришлось успокоить.
– Алан? – Шелестов присел рядом с американцем и с сожалением посмотрел ему в глаза. – Это правда?
Хейли зло глянул в глаза русскому, а потом кивнул головой куда-то в сторону:
– Идите вы к чертям! Вы вон туда посмотрите!
Шелестов повернул голову и увидел высоко в небе что-то похожее на тучу. Но гул нарастал, и постепенно туча превратилась в два десятка двухмоторных двухфюзеляжных самолетов, похожих на немецкие самолеты-разведчики, прозванные бойцами на фронте «рама». Это шли американские «молнии» – высотные тяжелые истребители-бомбардировщики «Локхид Р-38». Они шли высоко, и Шелестов подумал с надеждой, что самолеты могли идти к другой цели, что их не интересует этот остров. Хотя прошло примерно два часа, как и сказал Хейли. Лодки слишком близко к острову, еще могут пострадать люди! Если американцы прямо сейчас обрушат на остров бомбы…
– Архип Максимович! – Шелестов повернулся к Водорезову, стоящему у штурвала торпедного катера. – Добавь оборотов. Можем не успеть уйти. Видишь, они уже близко!
– Порвем канаты, потеряем лодки, – с сомнением сказал Водорезов и посмотрел на небо. – Ну, если только без рывков, мягко добавлять. Ну, давай, командир, попробуем.
Катер стал набирать скорость. Плавно, почти незаметно. Буруны за кормой стали сильнее, вспененная вода стала раскачивать рыбацкие лодки. Водорезов покачал головой и стал так же медленно сбавлять скорость. Шелестов понял, что еще немного – и волна кильватерного следа начнет мотать и подбрасывать легкие перегруженные суденышки рыбаков. Какие-то перевернутся, у каких-то оборвутся веревки, или за борт могут упасть женщины, дети. Нет, надо идти как шли и надеяться. Шлюпка с «Профессора Молчанова» была впереди, у нее была возможность увести на буксире лодки рыбаков на безопасное расстояние.
Шелестов напряженно смотрел на самолеты, как они в небе вставали в круг и выходили на атакующие позиции. Он мысленно высчитывал минуты и даже секунды, которые еще оставались до бомбежки. Успеем или не успеем отойти. Но они успели. Американским самолетам нужно было изменить высоту и выйти на цель. Оперативники, туземные рыбаки, моряки и даже Хейли смотрели во все глаза на происходящее. А самолеты заходили на остров, пикировали, сбрасывали бомбы с напалмом и уходили, освобождая место следующему.
Первый взрыв вспыхнул огненным столбом и, разбрызгивая огонь, охватил большую территорию, сразу начав пожирать деревья. Шелестов невольно прикрыл глаза рукой, а на остров уже пикировал следующий самолет, и снова от него отделялись черные точки и самолет уходил в сторону. И на острове снова вспыхивало раскаленное солнце, снова вскипали волны огня, жуткого и всепоглощающего. Огонь бушевал, он стекал по скалам, он вспучивался и опадал, оставляя за собой только черноту в небе, куда поднимались клубы дыма. Там, где только что зеленели дебри тропического леса, полыхал огонь. Горели скалы, горел залив. Огненные потоки поглотили хижины рыбаков.
Шелестов посмотрел на рыбацкие лодки. Женщины прижимали к себе детей и плакали, глядя на свой погибший мир, на свою жизнь. Ведь все здесь родились, выросли, сами родили детей и жили скромно и счастливо вдали от суеты цивилизованного мира. И вот этот страшный цивилизованный мир нашел их, вторгся, как страшный хищник пожрал этот уютный мир, сжег его в адском огне. И нет никакой надежды, что этот мир оставит рыбаков в покое, что он не пойдет за ним дальше, пожирая все новые и новые бухты, другие острова, лачуги мирных людей, которые не успели, не смогли причинить никому зла.
