Пария - Грэхэм Мастертон

— Есть кто живой?

— О, Джон, — сказал Эдвард, откладывая книгу. — Как раз о тебе я и думал. Освежаю в памяти сведения о нырянии для начинающих. Все идет к тому, что хорошая погода удержится до завтрашнего утра.

— Разве что боги бури услышат мои молитвы и смилостивятся надо мной.

— Тебе нечего бояться, — уверил меня Эдвард. — Честно говоря, во время ныряния очень важно не бояться, по крайней мере хотя бы совладать со страхом. Под водой боится каждый. Мы боимся задохнуться, боимся темноты, боимся запутаться в водорослях. Некоторые ныряльщики чувствуют страх даже перед подъемом. Но если сумеешь немного расслабиться, то можешь пережить великолепнейшие минуты.

— Гмм, — заговорил я, так и не убежденный.

— Тебе не о чем беспокоиться, — успокоил меня Эдвард. Он снял очки и заморгал. — Я буду с тобой все время.

— Когда ты заканчиваешь работу? — спросил я. — Мне нужно с тобой поговорить.

— Мы запираем в пять, но потом нужно немного прибраться. Это займет минут двадцать.

Я огляделся. За арочными окнами музея спускались сумерки. Близилась очередная ночь, время, когда мертвые из Грейнитхед могут посещать своих потерявших их близких. Время, когда снова могла появиться Джейн. Я собирался ночевать сегодня в Салеме, в мотеле «Под боярышником», но у меня совершенно не было уверенности, что призрак Джейн может являться мне только в моем доме.

— Пойдем что-нибудь выпьем, — предложил я. — Я собираюсь в «Корчму любимых девушек». Может, встретимся там около шести?

— У меня идея лучше, — ответил Эдвард. — Иди в пассаж и представься Джилли Кормик. Она ведет наш корабельный журнал и завтра плывет с нами, но вы прекрасно можете познакомиться и дожидаясь завтрашнего утра. Джилли управляет салоном под названием «Лен и кружева», вроде бы шестая с края лавка под арками. Я приду туда, как только закончу работу.

Я вышел из музея и прошел через площадь Ист-Индиа. Наступали сумерки, становилось все холоднее. Я энергично потирал руки, разогревая их. Меня миновала небольшая группа туристов. Одна из женщин громко сказала с носовым техасским выговором:

— Разве здесь не чудесно? Я прямо-таки чувствую атмосферу восемнадцатого века.

«Лен и кружева» оказались, элегантным и дорогим салоном, где продавали платья в стиле принцессы Дианы, с жабо, бантами, высокими воротниками и надувными рукавами. Черноволосая, плоская как доска девица направила меня вглубь салона, показывая за себя длинным кроваво-красным ногтем; там я и нашел Джилли Маккормик, которая как раз завязывала разноцветный, в веселых тонах пакет для какой-то пропахшей нафталином древней бостонской матроны в облезлой норке.

Джилли была высока, курчава, черноволоса; красивое лицо, слегка выдающиеся скулы. Одета она была в черно-серую юбку, доходящую до половины полных икр, и одну из льняных блузок собственного изготовления с кружевным жабо, которое тщетно пыталось скрыть ее пышные груди и тонкую талию. На ножках с высоким подъемом были маленькие черные туфельки на высоком каблуке. Туфельки Пифии, как называла их Джейн.

— Чем могу служить? — спросила она, когда бостонское ископаемое убрело из салона.

Я протянул руку.

— Меня зовут Джон Трентон. Эдвард Уордвелл просил меня зайти к вам и представиться. Кажется, завтра мы все вместе ныряем.

— О, здравствуй, — улыбнулась она. Ее глаза были цвета каштановых зерен, а на правой щеке была ямочка. Я пришел к выводу, что если придется нырять в таком обществе, то я наверняка стану энтузиастом подводного спорта. — Эдвард говорил мне, что ты купил вчера эту акварель с «Дэвидом Дарком», — сказал Джилли. — Он совсем забыл об аукционе. Он был здесь, помогал мне готовить выставку. Он был в такой ярости, когда вернулся, и сказал, что картину купил ты. «Что за медный лоб! — вопил он. — Я предложил ему триста долларов, а он сказал, что может одалживать картину музею».

— Эдвард очень дорожит своей теорией, касающейся «Дэвида Дарка», не так ли? — спросил я.

— У него сдвиг по фазе на этом, — улыбнулась Джилли. — Можешь ему так и сказать, Эдвард не обидится. Он сам признает, что у него сдвиг по фазе, и не только потому, что он на самом деле в это верит.

— А ты что думаешь?

— Я не вполне в этом уверена. Думаю, он прав, хотя и не очень верю в духов, посещающих Грейнитхед. Еще никогда не встречала кого-нибудь, кто на самом деле видел бы духа. Это может быть какой-то групповой истерией, правда? Так же, как и процессы ведьм.

Я внимательно посмотрел на нее.

— Знаешь, что я был обвинен в убийстве? — спросил я.

Джилли слегка покраснела и кивнула.

— Да, я читала об этом в «Вечерних известиях».

— Ну так вот, независимо от того, что писали эти «Вечерние сплетни», факты таковы: я эту женщину не убивал, но что один из этих духов как раз и появился в ее доме той ночью. Это неоспоримый факт. Я видел его собственными глазами и считаю, что убил ее именно он.

Джилли молча и долго глазела на меня, явно не в силах решить, не свихнулся ли я или не обманываю ли ее. Наверно, она не отдавала себе отчета в том, что, стоя так, с руками, скрещенными на пышной груди, она всей своей фигурой выражала озабоченность и беспокойство.

— Ну, вот-вот, именно, — не улыбаясь, подтвердил я. — Теперь ты думаешь, что я свихнулся. Может, я не должен был этого тебе говорить.

— О, нет, — прозаикалась она. — Это значит, не в этом дело. Это значит… я вовсе не думаю, что ты свихнулся. Я только думаю, что…

Она забеспокоилась, потом наконец решила закончить:

— Я думаю только, что, видимо, очень трудно поверить в духов.

— Знаю. Я сам не верил в духов, пока лично не увидел одного из них.

— Ты действительно видел духа?

Я поддакнул.

— Я действительно видел настоящего духа. Это был Эдгар Саймонс, муж той убитой женщины. Он выглядел как… сам не знаю, как сказать… как электричество. Человек, созданный из мощного заряда электричества. Это очень трудно описать.

— Но почему же он ее убил?

— Не знаю. Не имею ни малейшего понятия. Может, мстил за что-то, что она ему сделала, когда он еще был жив. Неизвестно.

— И ты на самом деле его видел?

— На самом деле.

Джилли откинула волосы назад.

— Эдвард всегда говорил, что Грейнитхед — безумное место. Никто из нас, наверно, ему не верил, по крайней мере до этого времени. Эдвард немного пришибленный, сам знаешь, по какой причине. Забил себе голову ведьмами из Салема и Коттоном Мэтером [3]. Его интересуют таинственные оккультные секты, которых было полно в Массачусетсе в восемнадцатом веке.

Я оперся о прилавок и скрестил руки.