Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1 - Монах Симеон Афонский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
НАЧАЛО ВЕРЫ
Господи, как близок Ты к тем, кто осознал свою немощь и потому Ты животворишь их Своей силой и даешь причащаться в Тебе Самом Твоей вечной нескончаемой Жизни. Уйдя в страну далекую, туда, где в Тебе ни у одной души нет нужды, а есть лишь жажда к пойлу мирских страстей и заблуждений, мы видим, что даже к этому мерзкому пойлу не протолкнуться робким и слабым, в то время как Ты кротко зовешь всех к Себе и приглашаешь их на званый пир духовного озарения и спасения с обильным угощением Божественной благодатью.
Убегая от малых скорбей, мы встречаем большие скорби. Смиренная душа спешит припасть к Богу. Самолюбивая душа уходит в бездны неверия. Смиренной душе Ты, Боже, открываешь иную жизнь, а самолюбивой остается лишь одно: строить о ней нелепые догадки. Больше всего на свете мне хотелось постичь эту неведомую жизнь, а не только лишь догадываться о том, что она собой представляет. Воспоминания о горной жизни переполняли мое сердце. Стало понятно, что с горами я уже связан навсегда крепкими и прочными узами, но в глубине души оставалось стремление к чему-то самому главному, а самым главным после гор могло быть только одно – неведомый и пока непонятный таинственный Бог. Ненавязчиво войдя в мою жизнь неисповедимыми путями Ты, Боже, вывел меня к верующим в Тебя людям, добрым и искренним, слава Тебе за Твою помощь и участие!
Мир настойчиво не желал выпускать меня из своих рук, запутывая безпощадно разнообразными делами и обязанностями. Опять начались поиски работы для справки на вечернее отделение университета. Однокурсник, работавший на телевидении оператором, предложил зайти к нему в телестудию, обещая свою помощь. Он переговорил с кем-то и меня взяли постановщиком декораций для телевизионных передач. Неприглядная сторона актерской жизни неприятно поразила меня своим несоответствием с поведением людей этой профессии перед телекамерой и в повседневной жизни и навсегда отбила интерес к театральным кругам.
Для всех телепередач требовались соответствующие декорации, которые по заявкам режиссеров готовили художники телевидения. Художников было трое, всем немного за тридцать. Поначалу только двое привлекли мое внимание: первый – одаренный и ироничный творческий парень, который принимал участие в различных выставках, имел награды и премии; он жил с семьей и для семьи, был обаятельным и остроумным человеком. Второй имел прекрасный художественный вкус, интересно экспериментировал, пользуясь трудами древнегреческих философов. Он заинтересовал меня не только картинами, в которых добивался тончайших оттенков цветовой тональности, но и удивил особой значимостью слов, которых мне не доводилось слышать раньше:
– Умей заглянуть в самого себя! Это стоящее дело, Федор, – убеждал он, доверительно приблизив свое лицо к моему лицу.
– Страшновато заглядывать внутрь себя, неизвестно, что можно увидеть… – высказывал я свои сомнения.
– Еще две с половиной тысячи лет назад китайцы говорили, что самое достойное в жизни – уединение. Хоть раз поздоровайся с собой наедине! Какой глубокий смысл! Вникни в него, и не бойся, это принесет тебе пользу.
– Ну, что это за уединение на телевидении? – мне показалось смешным такое утверждение.
– Ты не смотри на меня, а попробуй сам это сделать, тогда и поговорим… – обижался мой знакомый. – Знаешь, как сказано: вынь прежде бревно из своего глаза…
– А кто это сказал?
– Христос сказал. Достань Евангелие и почитай. Пригодится…
– А у тебя оно есть?
– К сожалению, нет. Книга ведь запрещенная!
Художник блистал широкой начитанностью в переводах различных китайских трактатов, а также в греческой философии, то есть в тех областях знания, которые оставались для меня terra incognita.
– Знаешь, какие надписи были высечены на фронтоне храма в Дельфах? «Познай самого себя» и «Ничего сверх меры». Греки знали что написать! – убеждал он меня.
Я попросил его дать мне список литературы для прочтения, по которому мог бы найти эти книги в университетской библиотеке. Сочинения древних греков – Демокрита и Аристотеля показались мне скучными, а китайские философские трактаты – туманными для понимания, и я отложил их в сторону. Благодаря этому художнику я впервые увидел, что книги по христианству полностью закрыты для советского читателя, но в некоторых разрешенных для прочтения изданиях я впервые прочел цитаты из Евангелия, которые оказали удивительное воздействие на мою душу.
Наиболее тонко и мудро привел меня к вере во Христа третий художник, Анатолий, молчаливый, скромный и всегда
