Проклятье Жеводана - Джек Гельб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В глубине души я ужасался собственным мыслям. Они были чужды мне, ибо никогда в своей жизни я не причащался к тому черному пламени, которым были объяты мое сердце и разум в тот миг. Мое предчувствие четко твердило мне о какой-то особой связи между нами, которая прямо сейчас крепла с каждым мгновением. Хоть девушка и сидела прямо передо мной, я читал видимые лишь мне отметки в ее судьбе, и я не был в силах помочь ей, но, скорее напротив, я был готов просить, умолять ее о помощи.
– Сара, милая, вы говорите, что знаете, кто я? – Я осмелился прикоснуться к ее лицу с той осторожностью, которую я наработал, общаясь с больными.
Я бережно приподнял девичье лицо, чтобы она смотрела на меня, широко раскрыв влажные от слез глаза.
– Я волен простить тебе это, – произнес я, глядя прямо на нее.
До моего слуха донесся легкий и преждевременный вздох облегчения. Сара уже было улыбнулась краем губ.
– Мне безумно совестно, что я, как здешний хозяин, не обеспечил вам должной защиты, подведя к такому гнусному преступлению, – произнес я, кладя руку на сердце. – Мадемуазель Равель, прошу принять мои извинения.
– Ваша светлость. – Она лишь кивнула, и копна упругих кудряшек вторила этому движению.
Радость и неописуемое облегчение, настигшие девушку, заметно преобразили облик рыжей служанки, и мне открылось ее очарование. Мне стало еще более скверно смотреть на побои, оставленные беспробудно тупой чернью на моей службе. Однако меня беспокоили и старые раны на ее руках, которые я много видел у кухарок и мясников, но чем дольше я вглядывался в длинные полосы шрамов, тем больше убеждался в иной догадке.
– Где вы служили до Святого Стефана? – спросил я.
– На псарне у месье де Дюссон в Париже, – ответила она.
Наконец, сомнений не оставалось – это были следы от когтей и укусов. Видимо, девушке было суждено и жить, и умереть среди диких зверей. От таких совпадений пахло поэзией с дурным вкусом, что мне виделось забавным, по крайней мере, в тот момент.
– Что ж… – Я подал руку этой чудесной Саре. – Прошу, в знак того, что вы простите то зло, которое было допущено, вы согласитесь со мной разделить трапезу?
Сара подняла на меня свое удивленное лицо. Всем сердцем я хотел, чтобы она приняла мое приглашение, и у меня не было никакой нужды тащить ее в свой дом силой.
Оглядывая ее багряные подтеки от ударов, я знал, что даже атлет вроде меня легко справится с девчушкой. Но другое дело, у меня не было никакого желания применять к ней силу – мне было едва ли не физически больно смотреть на ее изуродованную руку.
К счастью, ее голова пару раз кивнула, и у меня отлегло от сердца.
– Сочту за честь, ваша светлость, – произнесла она.
* * *
Когда мы зашли в дом, я оповестил слуг о своей очаровательной гостье и просил накрыть на нас двоих. Мы же с Сарой направились в самую светлую комнату в шале – просторную гостиную, большие окна которой были распахнуты настежь. Мы с Сарой сели на диван, и я убедил ее доверить мне свои раны.
– Граф, в самом деле! – препиралась она.
– Мадемуазель, это меньшее, что я могу для вас сделать, – настаивал я.
Все же Сара согласилась принять мою помощь, и мне была прекрасно понятна та неловкость, которую ей пришлось испытать. Взгляд преступницы бегал из стороны в сторону, стыдливо опускался и отводился прочь, пока я с должным старанием и необходимым для целителя хладнокровием промывал ее раны в растворе.
Девушка было, как обычно случается с людьми, оказавшимися в крайне неловком положении, принялась осматривать интерьер, но и тут ей, видно, пришло на ум какое-то из наставлений, что вот так оглядываться – дурной тон.
– Ваша светлость, мадемуазель, – с поклоном доложил слуга, явившись настоящим спасением для Сары.
Мы проследовали в столовую, где уже было накрыто для нас. Та очаровательная неловкость, которая поначалу меня забавляла, начала раздражать. К слову, раздражительность моя была вызвана и тем планом, который я вынашивал в своем разуме, одержимом и смущенном демонами. Сара глядела на приборы, и ее глаза суетно разбегались. Рука потянулась сперва к ложке для первого, но почему-то девушка очень скоро одернулась, отказавшись от своего порыва.
– Мой друг, не будьте так строги к себе, – произнес я, расправляя салфетку. – Мне становится не по себе от одной мысли, что моя гостеприимность обернулась для вас нестерпимой пыткой. Прошу, восстановите силы, вам необходимо поесть.
– Простите, ваша светлость, – произнесла она, потирая левую бровь. – Мне так неловко, ведь вы…
– Я должен искупить свою вину перед вами, – настоял я, положа руку на сердце.
– Ваша светлость, я не вправе… – пролепетала Сара и тут же умолкла.
Даже сейчас мне интересно, что же она хотела сказать. Она была смущена моим обращением с ней, с преступницей и убийцей.
– Прошу, не думайте об этом скверном деле, – просил я, как будто бы ничего странного вовсе не сделалось. – Набирайтесь сил.
Преступница кивнула и приступила к еде. Ко мне аппетит едва-едва шел. Чтобы не вызывать каких-то подозрений, я ел безо всякой охоты, и каждый кусок был безвкусным и пустым. Все чувства извратились, вели себя иначе, нежели я привык. Я глубоко вздохнул, отложив столовые приборы, что заставило Сару поднять взгляд на меня. Сложив руки замком, я уперся локтями о стол и припал губами к рукам, задумчиво сведя брови. Струна была натянута, и я слышал смычок, я слышал этот звук.
Слышала ли она это тоже? Или просто угадала по моему лицу – не знаю. Я сам не помню, что прошептал ей, это было одно-два слова, точно не больше. Голоса почти не подавал, это было не нужно. Сара была умна, слишком умна, но сейчас я был сильнее, хоть до последнего не хотел применять грубой силы и волочь ее в подвал.
* * *
Она оказалась сильнее, чем выглядела. Что, впрочем, не составило мне особенного труда затолкнуть ее за решетку и закрыть за ней дверь.
– Я клянусь вам, я сохраню вашу тайну! – кричала она, припав и яростно колотясь о железные прутья.
Мои питомцы оживились,