Копье милосердия - Виталий Гладкий

— …А помнишь, пан Миколай, как во время осады Пскова ты придумал послать воеводе московитов князю Скопину-Шуйскому дьявольский «гостинец» — ларец с двумя дюжинами заряженных самопалов, направленных в разные стороны, которые должны были сработать, когда он откроет его?

— Помню, — отозвался князь. — Но Шуйский оказался хитрее. Наверное, знал изложенную в «Илиаде» заповедь: «Бойтесь данайцев, дары приносящих». Его люди обезвредили наш «подарок», а затем по приказу воеводы, добавив в ларец пороху, сбросили бомбу со стен Пскова на наши головы. И все-таки жаль, что у нас тогда ничего не вышло.

— Еще как жаль. Могли бы и взять Псков. Могли! Воеводу — на воздух, — башковитый оказался схизмат! — а войско без головы, — это стадо баранов.

— Я не о том. Ларца жалко. Итальянская работа. Он всегда был со мной в походах. Ну да ладно, это всего лишь вещь, хоть и дорогая. А насчет сдачи города… Великий князь московитов нас перехитрил. Он не стал посылать войска на помощь осажденному Пскову, а подождал, пока подойдет «воевода Мороз» — и наши европейские наемники, изнеженные, как бабы, начали замерзать, потому что у них не оказалось в достаточном количестве зимней одежды.

— Однажды меня едва не раздели, — рассмеялся пан Богуш, — венгры. Им очень по душе пришелся мой кунтуш, подбитый лисьи мехом. Пришлось сабелькой укорачивать их шаловливые руки. Но пан военный гетман Замойский тоже хорош — он ведь знал, что наемники плохо переносят отсутствие женщин, однако в лагерь велел их не пускать.

— Это и впрямь стало моей большой головной болью. Наемники-итальянцы в мое отсутствие купили у казаков женщину, так в лагере завертелась такая катавасия, что едва не начался бунт. Эту бедняжку шляхтичи готовы были разорвать. Хорошо, вовремя вмешался Выбрановский и выгнал ее за ворота лагеря.

— Ты дальнейших событий не застал, пан Миколай, тебя увезли, потому что твоя рана открылась, а мне пришлось хлебать позор полной ложкой. Вояки сильно озлобились. Мало того, что пан гетман называл шляхтичей «непотребным войском», так он еще приказал привязывать замеченных в пьянстве и гулянках к позорному столбу, а тех, кто мусорил и гадил в лагере, били палками. Шляхту — и палками! Кто ж потерпит такое надругательство над шляхетным гонором? А уж какие пароли для провинившихся он придумывал! Как тебе: пароль «Трус», отзыв «Негодяй».

— Пан гетман в своей стихии… — засмеялся Радзивилл. — В молодости он занимался сочинительством, даже вирши писал. Так что воображение у него хорошо развито. А что касается кампании… С теми силами, что были под рукой короля, мы не могли взять Псков ни при каких обстоятельствах.

— Почему?

— Я помню, как Иоанн Петровский, секретарь канцелярии Стефана Батория, при виде Пскова воскликнул: «О Иисус! Как он велик, будто другой Париж!» Мы ожидали увидеть затрапезный городишко, а нас встретила самая настоящая европейская крепость. Для успешного штурма нам не хватало ни пехоты, ни артиллерийских боеприпасов. Пехотные части у нас состояли в основном из немецких наемников, которые умели хорошо воевать, но их было мало. Остальной сброд — жмудины, бельгийцы, пруссаки, силезцы, французы, шотландцы, итальянцы, чехи, ливонцы, татары — не в счет. Ядро войска составляла польская конница. Это блестяще обученные кавалеристы, но под стенами Пскова применения им не нашлось.

— Пан Миколай, Христа ради, не напоминай мне о немецких наемниках! — воскликнул Богуш Тризна.

— Почему? — удивился князь.

— А ты забыл, как они опозорились, когда король отправил отряд венгерских и немецких наемников под командованием Фаренсбаха взять Псково-Печерский монастырь? Мои люди разведали, что в монастыре хранятся немалые запасы продовольствия и большие церковные ценности. Я уже руки потирал в предвкушении богатой добычи, но дернул меня черт рассказать об этом гетману. А он тут же доложил Баторию. Монастырь обороняла всего-то горстка стрельцов во главе с воеводой Нечаевым и монахи. Мы бы взяли их на раз! А немцы, эти пьяницы и обжоры, — при этих словах пана Богуша князь тонко улыбнулся, — все провалили. Мало того, что московиты отбились от нескольких штурмов, так они еще и захватили в плен племянника бывшего магистра Ливонского ордена, Кетлера.

— Мы предлагали королю разумный план — взять небольшие соседние крепости Порхов и Гдов, тем самым совсем отрезав город от связи с Московией, чтобы добиться его сдачи измором. Но Баторий проявил чрезмерную гордость. Он заявил, что это недостойно нашего великого похода и что города московитов надо брать красиво…

— А потом, поняв, что Псков нам не взять, — подхватил Богуш Тризна, — передал бразды правления войском гетману — и был таков.

— Не суди его так строго, — ответил Радзивилл. — Он должен был присутствовать в другом месте. Нас подвели союзники-шведы. Нарвский гарнизон московиты еще до начала боевых действий перевели на защиту Пскова. И оставшаяся без войск Нарва свалилась в руки шведов как созревшее яблоко. А вслед за ней пали Копорье, Вайсенштейн, осажден Пернов… Перед королем Баторием нависла угроза потери Ливонии. Причем не из-за нападения Великого князя Московии, а в результате действий собственного союзника — Швеции!

— Нужно было нанять побольше запорожских казаков. Это воины, каких поискать. А король приказал казнить три десятка казаков, участвовавших в походе против османов, притом в присутствии турецких дипломатов. Он, видите ли, не хотел портить отношения с Портой. Вот казаки от нас и отвернулись.

— Не только отвернулись, но и дезертировали (те, кто шел с нами) … в осажденный Псков!

— Холера ясна! — выругался пан Богуш. — За это надо на кол сажать!

— Зачем плодить лишних врагов? — поморщился Радзивилл. — Нам и Москвы вполне хватает. К слову, у запорожцев появился новый гетман, Криштоф Косинский, славный вояк. Если он поднимет Сечь против короны, нам несдобровать.

— Нужно схизматов столкнуть лбами. Пусть они разбираются между собой. Есть у меня на примете один чересчур горячий лотр*. Он на все способен. Его зовут Северин Наливайко. Я познакомился с ним у князя Острожского, он командует в Остроге надворной сотней. Его старший брат Дамиан — придворный священник князя. Наливайко терпеть не может Косинского, и казаки его сотни уже не раз трепали запорожцев.

— Пан Богуш, ты никак политикой начал увлекаться? — насмешливо спросил Радзивилл.

— Упаси Бог и святая Дева Мария! — воскликнул Тризна, изобразив ужас на своем изрядно раскрасневшемся лице. — Мне вполне хватает вального сейма*. А уж наши сеймики* кого хочешь с ума сведут.

— Наша шляхта исповедует старый принцип — всякая кошка охотится сама по себе, — сказал Радзивилл. — Поэтому у нас и порядка мало. Эта разобщенность привела к провалу первого штурма Пскова. Тебя тогда еще не было в лагере. Восьмого сентября венгерские артиллеристы сумели проломить двадцать четыре сажени крепостной стены в районе Свинусской башни. Венгры требовали немедленной атаки, а мы все совещались, нужно ли достраивать шанцы. Пока шло препирательство, в разведку послали пятьдесят немецких и французских наемников. Они проникли в пролом и обнаружили, что за разрушенной каменной стеной русские построили деревянную и вырыли ров. С псковичами произошла стычка, в которой погиб французский офицер. К месту боя выдвинулись поляки во главе с Выбрановским и Сирнеем, которые захватили Свинусскую башню и подняли над ней королевское знамя. Увидев наш успех, венгры, не дожидаясь команды, атаковали и взяли соседнюю, Покровскую, башню и вывесили над ней свой флаг. Пока мы соперничали, кто больше знамен поднимет, за проломом собрались псковичи во главе с командиром гарнизона Скопиным-Шуйским. В результате контратаки и артиллерийского огня московитов нам пришлось бежать. При этом погибло более сорока знатных шляхтичей.