Россия и последние войны ХХ века - Ксения Мяло
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К этому времени Иоселиани был уже известен своими жестокими карательными походами против Южной Осетии; и, казалось бы, очевидная органическая связь между программной русофобией, "европейской ориентацией" (которая уже в 1989 году дешифрировала себя как ориентация пронатовская) и террором против не желающих уходить из "империи", то есть исторической России, народов могла и даже должна была определять поведение России нынешней, то есть РФ, претендующей на правопреемство. Однако случилось иначе: вопреки своим собственным интересам союзное, а затем российское руководство приложило недюжинные усилия, чтобы оттолкнуть своих союзников отнюдь, разумеется, не приобретя союзницы в лице Грузии.
Председатель ВС Абхазии Станислав Лакоба позже будет иметь все основания сказать: "Такое впечатление, что Россия готова пожертвовать своими национальными интересами ради... территориальной целостности Грузии" ("Правда", 19 ноября 1994 года).
По аналогии с душевной жизнью отдельного человека, мы вправе говорить здесь о неадекватном поведении страны - в той мере, в какой ее олицетворяет ее руководство и выражают СМИ. А неадекватность эта во многом диктовалась вторым, весьма распространенным мифом: уверенностью в том, что Грузинская ССР по своей конфигурации и составу входящих в нее народов тождественна Картлийско-Кахетинскому царству, которое в 1783 году заключило "Дружественный договор" с Российской Империей, а в 1801 году вошло в ее состав. И, стало быть... далее каждый делал свои выводы, в зависимости от собственных политических предпочтений. Одни полагали, что именно в этом составе она должна быть отпущена на свободу, желающие же остаться "в империи" не заслуживают снисхождения. В самой крайней форме эту позицию высказывала лидер ДС Валерия Новодворская.
Их оппоненты, упрощая проблему распада СССР до пьяной сходки "на троих" в Беловежской Пуще, уповали на скорое восстановление Союза, куда все республики вернутся с теми же границами и с тем же составом народов.
В основе же этого общего мифа лежала причина самая банальная; увы, еще Пушкин писал, что "мы ленивы и нелюбопытны". Только лень и отсутствие любопытства могут объяснить незнание простейших фактов истории - того, например, что и абхазы, и осетины вошли в Российскую Империю совершенно самостоятельно, а вовсе не как часть дряхлеющего и распадающегося Грузинского царства. Кстати, осетины сделали это почти на 30 лет раньше Грузии - в 1774 году, причем как единый народ, разделенный лишь Кавказским хребтом, а не государственными границами. Это географическое положение в дальнейшем сыграло роковую роль в судьбе народа: входя до февральской революции 1917 года в состав, соответственно, Владикавказской и Тифлисской губерний единого государства, он после февраля оказался брошен в водоворот жестоких событий; это касается более всего Южной Осетии, оказавшейся в составе независимой Грузинской республики. К тому времени в Южной Осетии и относят первый геноцид, устроенный здесь правительством Ноя Жордания в 1918 году (около 20 тысяч убитых, около 50 тысяч бежало на Северный Кавказ). Он оживил память о далеко не идиллических отношениях осетин и грузин еще задолго до вхождения тех и других в Россию* ; и память эта оказалась гораздо более цепкой, нежели представлялось тому же Потто, полагавшему, что в составе Российской Империи южные осетины все же слились с грузинами. Уже события первых послереволюционных лет показали, что это далеко не так. И как только в Грузии вновь подняли на щит имя Ноя Жордания, старые раны открылись.
Именно Южная Осетия стала первой жертвой националистического правительства Звиада Гамсахурдия, пришедшего к власти в октябре 1990 года; и она же может делить с Нагорным Карабахом первое место в перечне территорий бывшего СССР, где межэтнические столкновения дали толчок к формированию непризнанных, но от того не менее реальных государств, вследствие чего межэтнические столкновения стали войной. Начало их можно отнести все к тому же, столь роковому в истории СССР 1989 году; однако обычно за точку отсчета берут 23 ноября, когда национал-экстремистские организации попытались провести митинг в Цхинвали (согласно нынешнему написанию, Цхинвале). Со всей Грузии было стянуто около 50 000 человек, но войти в юго-осетинскую столицу колонне не удалось, и после суточного противостояния она повернула обратно. Это было уже мощное дуновение грядущей грозы, реальное же начало процесса относится к апрелю того же года и тесно увязано с получившими мощнейший резонанс событиями в Тбилиси.
В июне 1990 года Верховный Совет Грузии, решивший восстановить свое преемство от правительства социал-демократов, принял решение об упразднении всех законодательных актов СССР, по одному из которых 20 апреля 1922 года была образована Юго-Осетинская АО в составе Грузинской ССР. В ответ на это 20 сентября 1990 года сессия областного Совета Южной Осетии приняла Декларацию о Юго-Осетинской Республике, опираясь на апрельское решение Верховного Совета СССР (1990 год) о повышении статуса автономных образований до республиканского. Принятое в разгар борьбы между руководством СССР и РСФСР с целью ослабления последней, оно в данном конкретном случае давало легитимное основание руководству и народу Южной Осетии для принятия собственной Конституции и, стало быть, самоопределиться в условиях крушения союзного государства в соответствии со своими национальными интересами.
К этому времени напряженность в отношениях между Грузией и Юго-Осетинской АО достигла уже крайне высокой степени, что в огромной мере было спровоцировано событиями 9 апреля 1989 года в Тбилиси. Они до сих пор большей частью общественного мнения и в России и, тем более, в мире воспринимаются в формате примитивного мифа о невинных жертвах (в основном, беременных женщинах) и свирепых чудовищах, крошащих их на куски саперными лопатками. Образ этот был закреплен в отчете А.А. Собчака как руководителя комиссии первого Съезда народных депутатов СССР. В своей митинговой недобросовестности юрист Собчак тогда оказался едва ли не большим католиком, чем сам папа римский, то есть в данном случае Э.А. Шеварднадзе, на пленуме ЦК Грузии 14 апреля 1989 года все же не пытавшийся рисовать организаторов митинга невинными агнцами. "Никак не могу отделаться от такого чувства, - поведал он тогда, - будто кое-кто из лидеров так называемых неформальных организаций совершенно сознательно вел доверившихся им людей к закланию".
Но так ли невинны и доверчивы были без исключения все те, кого вели лидеры, которым, для эскалации движения, нужна была кровь? Ведь на митинге, начавшемся, по сути, 7 апреля, меньше всего молились и взирали на лик Христа - нет, взоры были устремлены совсем в иную сторону, и иные из выступающих столь дальновидно предсказывали последующее развитие событий в Закавказье вообще и в Грузии особенно, что сам митинг и последовавшие за ним события предстают первой и необходимой ступенью реализации тщательно разработанного плана. "В Грузии, - требовал И. Церетели, - должна быть незамедлительно отменена власть марионеточного грузинского правительства... должны войти армейские подразделения ООН... Далее Грузия должна войти в НАТО как военный союзник (курсив мой - К.М.). Это позиция всех (!) неформальных организаций Грузии. Независимая Грузия должна брать ориентацию на США. Мы должны встать и бороться".
8 апреля руководство республики решило провести демонстрацию военной техники. И это, несомненно, было ошибкой, ибо уже имеющийся опыт такого рода - например, в декабре 1988 года в Баку - выявил, что подобное пассивное "показывание брони" лишь раздражает и возбуждает толпу, ведомую экстремистами, давая последним повод переходить к "обороне" и провоцировать кровопролитие. Именно так и произошло в Тбилиси: технику и военнослужащих стали забрасывать камнями, начался захват грузовиков, городских автобусов и троллейбусов. Почти три десятка их были перегнаны в район проспекта Руставели и перекрыли доступ к нему, что в дальнейшем возымело самые роковые последствия. Наготове (общий признак всех организованных акций насилия) оказались обрезки арматуры, ножи, бутылки с горючей смесью. В итоге пострадало 189 военнослужащих, среди которых были получившие черепно-мозговые травмы, переломы костей и колото-резаные раны.
Эти данные, приведенные Генеральным прокурором СССР А.Ф. Катусевым, никем не опровергнуты, и можно лишь поражаться не "зверству" армии и милиции, а тому, что даже и при таких обстоятельствах они не применили ни огнестрельного оружия, ни даже брандспойтов. Однако, несмотря на это, советские вооруженные силы, вследствие откровенного манипулирования общественным мнением, были ославлены и обездвижены в результате сформировавшегося у них "тбилисского синдрома" (боязни прибегнуть к силе при подавлении даже действий открыто уголовного характера, как то будет в июне того же года во время резни турок-месхетинцев в Ферганской долине и два года спустя в Чечне). Теперь руки у экстремистов были развязаны для более масштабных действий, и первой ощутила это Южная Осетия.