Ближний Восток: война и политика - Коллектив авторов

В Османской империи именно в военные учебные заведения проникала передовая европейская мысль, курсантам преподавали специалисты из других стран, молодые офицеры чаще других выезжали на Запад для обмена опытом с союзниками. Не зря конституционное младотурецкое движение зародилось именно в среде молодых офицеров. Боевым генералом являлся и лидер турецкой модернизации Кемаль Ататюрк, и его ближайший соратник Исмет Инёню, возглавивший страну после смерти основателя республики.

Однако, став первым президентом Турции, Мустафа Кемаль уволился из армии, объявив ее вне политики. До сих пор офицеры не имеют права участия в политических партиях, равно, как и представители иных силовых структур. Фактически модель управления в Турецкой Республике была авторитарной, но это не была военная диктатура. Армия сознавала свой привилегированный статус, но не допускалась напрямую к управлению государством, монополия на которое принадлежала политической структуре – Народно-Республиканской партии (НРП). Партия наполовину состояла из бывших военных, которые, выходя в отставку, получали партбилеты и становились у руля преобразований. Им не понаслышке была знакома армейская дисциплина, столь близкая к партийной. Практически НРП, армия, чиновники и управляющие государственными предприятиями представляли в совокупности единую политическую элиту новой Турции.

Ситуация резко изменилась в 40-е гг. XX в. Новый руководитель страны – Исмет Инёню – не обладал авторитетом Ататюрка, в том числе и в армейских кругах, хотя сам в прошлом был боевым генералом. Уровень жизни военных резко снизился в годы войны из-за инфляции, недостатка снабжения, социальных условий в гарнизонах. На глазах у младших офицеров упал и уровень жизни беднейших слоев деревни, с которыми приходилось сталкиваться чаще всего на отдаленных постах, снимая жилье, приобретая продукты. С другой стороны, нельзя было не заметить роста благосостояния всевозможных предпринимателей, тесно связанных с партийными структурами и разбогатевших на госзаказе. Как пишут участники переворота 27 мая 1960 г. в своих воспоминаниях, в 40-е г. молодые офицеры впервые начали выказывать недоверие правящим кругам. Армию могли устроить политические структуры, способные возвратить страну к динамичному развитию времен Ататюрка, чьи заветы, с их точки зрения, были преданы забвению руководством НРП[57].

С введением многопартийной системы многие офицеры поддержали Демократическую партию (ДП), чья политическая программа во многом состояла из критики НРП. Однако, как вскоре выяснилось, с приходом ДП к власти заветы Ататюрка оказались еще больше отодвинуты от реальной жизни. Экономическая система способствовала обнищанию госслужащих, в том числе офицеров, и обогащению буржуазии, негативное отношение к которой сложилось в годы войны. Как уже указывалось выше, офицеры турецкой армии еще в османское время интересовались передовыми идеями и находились в авангарде вестернизации. Отход ДП от строгого лаицизма, заигрывание с религией воспринимались в армии как регресс, покушение на принципы существования республики. В годы правления ДП Турция фактически потеряла свою внешнеполитическую независимость, вступив в НАТО, СЕНТО, поддерживая политическую линию США в ООН по всем вопросам, что также отличалось от концепции внешнеполитического нейтралитета Ататюрка. НРП во главе все с тем же Инёню не могла предложить собственную программу выхода из кризиса, сосредоточившись на критике политики ДП. Фактически армия оказалась предоставлена самой себе в выработке программы действий, и в этом ей помогли события за рубежом, в странах, ранее входивших в состав Османской империи, – в Египте и Ираке, где военным удалось не только свергнуть существующий режим, но и закрепиться у власти.

События 1960 г. хорошо известны и описаны в отечественной и зарубежной литературе[58]. 27 мая группа военных арестовала правительство ДП и объявила о переходе власти к новой структуре – Комитету национального единства (КНЕ), состоящему из 37 офицеров-заговорщиков. Большинство из них – так называемые радикалы – выступили с планом действий, близким к тому, что выдвигали другие ближневосточные офицерские движения. Консерваторы, в том числе несколько генералов, привлеченных к движению, в силу тесных связей со старой элитой предполагали после переворота передать власть НРП.

Фактически ничто не могло препятствовать офицерам взять власть в свои руки. Основные политические силы ДП и НРП были дискредитированы, возможные идеологические конкуренты в лице исламистов и левых находились под строгим запретом. Власть досталась офицерам легко, однако так же легко была ими утеряна всего через полгода после переворота. Почему же радикально настроенной молодежи не удалось пойти по стопам своих ближневосточных коллег Насера и Касема?

Изучая работы современных исследователей и воспоминания участников событий 1960 г., поневоле приходишь к выводу, что у офицеров не было лидера, который возглавил бы организацию. Среди приверженцев авторитарной модели управления, ориентирующихся на опыт Ататюрка, не нашлось харизматического авторитарного вождя, который присвоил бы себе чрезвычайные полномочия, взял бы на себя ответственность за исход предприятия. Когда заговорщикам удалось арестовать правительство и обратиться к нации, первое, что они сделали, – это отправились к отставному генералу Джемалю Гюрселю как к старшему по званию, чтобы легитимизировать свои действия, и пригласили его возглавить страну. Разумеется, пожилому военачальнику не нравились многие идеи молодых радикалов, и он поспешил связаться с консервативным крылом, стоящим на позициях скорейшей передачи власти политикам из НРП.

Опять же удивительно, но у молодых офицеров не было единой политической программы действий. Не будучи профессиональными политиками, авторы переворота только примерно представляли себе будущее страны. Их воззрения можно было бы назвать кемалистскими, если бы не та нерешительность и оглядка на вышестоящее начальство, которые сопровождали действия заговорщиков вплоть до их отстранения от власти. Программа КНЕ, сформированного офицерами в результате переворота и ставшего на некоторое время главным законодательным органом, была опубликована только 7 июля 1960 г., то есть более чем через месяц после его прихода к власти. В ней сочетались националистические, социалистические, нейтралистские идеи, характерные для мелкобуржуазного радикализма той эпохи. Такая программа могла быть воспринята широкими народными массами только сразу после переворота. Таким образом, офицеры с самого начала заявили о себе только как о политическом инструменте, который помогает восстановить действие конституции и покарать ее нарушителей.

Любая революция, как правило, чревата резким поворотом во внешней политике государства, и ближневосточные перевороты 1950–69-х гг. могут подтвердить этот тезис. Однако Турция здесь выступает скорее исключением. Выступившие против правительства ДП осуждали действия США, ограничивающие независимость Турции. Декларируемая кемализмом политика нейтралитета, в общем, подходила в качестве внешнеполитической доктрины КНЕ. Нейтральная Турция теперь была мечтой для советских лидеров, о чем неоднократно заявлял Н.С. Хрущев в посланиях к Дж. Гюрселю[59]. Однако, первым международным заявлением новых властей стало признание всех обязательств перед союзниками по НАТО и СЕНТО[60].

Две причины способствовали сохранению основного внешнеполитического курса. Во-первых, к 1960 г. многие еще помнили агрессивную политику СССР в отношении Турции после окончания Второй мировой войны – активная антисоветская пропаганда ДП и США долго не позволяла забывать об этом. Левое движение в стране находилось фактически под запретом и не могло серьезно влиять на мировоззрение элиты. Во-вторых, турецкая армия, особенно ее высший командный состав, действительно могла похвастаться некоторыми дивидендами, полученными от сотрудничества с НАТО: радикальным перевооружением, возможностью прохождения стажировок в США, Германии, Великобритании и других странах блока. С точки зрения участников переворота, необходимо было продолжить сотрудничество в оборонной области с Западом, но позиция Турции при этом должна была стать более независимой. Однако история показывает, что в условиях биполярной системы международных отношений поворот во внешней политике мог произойти только в случае переориентирования страны с одного полюса на другой. Такая ситуация сложилась в некоторых арабских странах, где пришедшие к власти радикалы выбрали в качестве внешнеполитического партнера Москву. Военный переворот 1960 г. был сугубо внутренним явлением, не предполагавшим отказа от устаревшей внешнеполитической доктрины националистического нейтрализма, потому и не привел ни к какому реальному изменению дел.