Византия и Московская Русь - Иоанн Мейендорф

Слабые и быстро сменявшие друг друга преемники Афанасия I поддерживали Москву не очень последовательно. Нифонт (1310–1314 гг.), сам обвиненный в симонии и со временем вынужденный покинуть кафедру, поверил обвинениям против митрополита Петра, выдвинутым тверскими князем и епископом. Короткое правление Иоанна Гликиса (1315–1319 гг.), также закончившееся отречением, было отмечено образованием отдельной Литовской митрополии — это изъяло из юрисдикции Петра обширные территории, подвластные Гедимину. [398] Гедимин не мог одобрять митрополита, который имел постоянные сношения с Золотой Ордой и политически был отождествим с ханским вассалом. Обстоятельства помогли ему подкупом и дипломатией склонить византийские власти к учреждению отдельной Литовской митрополии. И можно допустить, что если бы митрополит пользовался расположением тверского князя (тверские князья в XIV веке были союзниками Литвы), то разделения митрополии не произошло бы. Явно промосковская позиция митр. Петра, даже и оправданная, неизбежно влекла за собой враждебность других правителей Руси. Иван Калита сменил своего брата Юрия на московском престоле в конце 1325 года. Через год, в декабре 1326 г., митрополит Петр умер в Москве и был там похоронен. Таким образом, дружба митрополита и князя и решение первого перенести постоянную резиденцию митрополита в Москву, о чем рассказывается в житии Петра, относятся к 1326 году. С Москвой митр. Петр был тесно связан с самого начала своего правления, но решающие шаги были им сделаны в последний год жизни. 4 августа 1326 года князь Иван Данилович заложил каменный Успенский собор в Кремле, и Петр, по выражению летописца, в стене его «гроб себе сотвори святыма своима рукама». [399] Митрополит Киевский и всея Руси явно желал, чтобы не Владимир, а Москва стала местом его погребения, и тем самым — религиозным центром страны.

Если роль византийских властей в действиях митр. Петра трудно определить с полной точностью (можно предположить только, что изначальное движение в сторону северной Руси было одобрено патр. Афанасием), то взаимозависимость между ходом событий в Константинополе и на Руси в правление митрополита Феогноста более очевидна.

Назначение митрополита Феогноста (грека из Константинополя, дружившего с такими представителями интеллектуальной элиты, как Никифор Григора) совпало с окончанием гражданской войны между Андроником II и Андроником III (1328 год). В Византии пришло к власти «новое поколение», ведущую роль в котором играл Иоанн Кантакузин — «великий доместик» (глава исполнительной власти) Андроника III и, несомненно, великий государственный деятель. [400] Хотя причины внутреннего и внешнего порядка не всегда позволяли ему осуществить свои идеи на практике, Кантакузина можно назвать последовательным проводником идеи империи, основанной на религиозной и культурной общности с народами Восточной Европы. Мы не знаем, имело ли место его личное участие в назначении нового русского митрополита, однако все то время, что он занимал митрополичий престол (1328–1353), Феогност властно утверждал тот образ правления, который отражал традиционную русскую политику Византии и совпадал с собственными воззрениями Кантакузина: единая митрополия, объединяющая все епархии и стоящая над политическими междоусобицами Московского, Тверского, Литовского и Галицкого княжеств. Феогност с первого и до последнего шага следовал по пути своего предшественника Петра, сделав кафедральным городом Москву и поддерживая московских князей в борьбе с соперниками.

Эти факты замечательны прежде всего тем, что Феогност отнюдь не был кандидатом Москвы на митрополичий престол. Перед смертью Петр нарек своим преемником игумена Феодора, [401] и Иван I предпринял все возможные дипломатические маневры, чтобы в Константинополе утвердили именно эту кандидатуру. Его усилия были еще одним проявлением возрастающих политических притязаний Москвы: в 1326 году Иван еще не был великим князем Владимирским (этот титул принадлежал его врагу Александру Тверскому). Теоретически именно Александр должен был выдвигать кандидата на митрополичью кафедру, но это сделала Москва.

Как бы то ни было, разногласия между русскими князьями благоприятствовали аутсайдеру, назначенному непосредственно Константинополем, и новый митрополит–грек Феогност, прибывший на Русь в 1328 году, не встретил никакой оппозиции. По пути он посетил юго–западные княжества, утверждая свои митрополичьи права в этом краю, особенно в Галиче, где посвятил епископа Феодора, что явно исключает существование в то время отдельной Галицкой митрополии. [402] Однако вскоре князья Болеслав–Юрий и Любарт–Дмитрий — тесно связанные с литовской княжеской династией — сумели получить для галицкого епископа титул митрополита. Уже в 1331 году митрополит Галицкий упоминается в не совсем достоверном перечне участников константинопольского синода. [403] Если это упоминание отражает действительный исторический факт, то остается предположить, что он был поставлен прямо в Константинополе, но не имел возможности реально воспользоваться своей властью, и что митр. Феогност враждебно относился к политике патриарха Исайи (1323–1332 гг.). Действительно, во вполне точных списках русских епископов той эпохи Феодор продолжает упоминаться как епископ Галицкий. [404] По–видимому, Феогност не признал Галицкой митрополии. Очевидно одно: во время гражданской войны между императрицей Анной Савойской и Иоанном Кантакузином (1341–1347 гг.) патриарх Иоанн Калека, страстный противник Кантакузина, издал синодальный акт, назначавший Феодора Галицким митрополитом, несомненно вопреки желанию Феоноста. [405] Галицкий епископ Феодор сам явился в Константинополь, хотя обвинение против него не было снято и он подлежал суду своего митрополита, а не патриархата. Несмотря на возражения Феогноста, Калека восстановил независимую Галицкую митрополию. [406] Вскоре после своей победы и воцарения на императорском престоле Кантакузин официально упразднил ее. Торжественность, с которой был совершен этот акт, показывает, какое большое значение правительство Кантакузина придавало церковному единству Руси. В августе 1347 года был издан императорский хрисовул об упразднении Галицкой митрополии, о чем специальной грамотой извещались митр. Феогност, великий князь «всея Руси» Симеон Московский и Дмитрий–Любарт Волынский. [407] Синод официально утвердил императорский декрет, и патриарх Исидор вызвал галицкого митрополита на суд в Константинополь. [408] Поскольку литовский митрополит Феофил умер в 1330 году и не был никем заменен, [409] Феогност до конца своего правления (1347–1353 гг.) оставался единственным «митрополитом всея Руси» и получил титул «экзарха» — μητροπολίτης Κυγεβου, ύπερτιμος καΐ έ'ξαρχος πάσης 'Ρωσίας, [410] — который принадлежал только высшим византийским иерархам и не мог передаваться преемнику по кафедре. [411]

Митрополит Феогност навешал княжества Московское и Литовское, был в Новгороде и дважды — в Золотой Орде, активно продолжая дело своего русского предшественника Петра и способствуя возвышению Московского княжества. В течение первых четырех лет его правления (1329–1333 гг.) в Москве была закончена каменная Успенская церковь и построено еще четыре каменных храма. [412] Москва быстро завоевывала положение центра митрополии и уже могла соперничать с более древним Владимиром. В 1339 году Феогност канонизировал митрополита Петра, на могиле которого совершались чудеса; это также имело большое значение для повышения престижа Москвы. В прошлом на Руси святые либо канонизировались митрополитом, либо почитались местно. Однако Феогност, желая подчеркнуть значение своего акта, обратился с официальным запросом к патриарху Иоанну Калеке, на что тот, недоумевая, почему его совет потребовался в чисто местных делах, предложил начать церковное почитание Петра. [413]

Феогност с самого начала не ограничивался сугубо церковными делами и использовал свое влияние в политических интересах Москвы. Почти сразу по приезде, в 1328 году, он, находясь в Новгороде, отлучил от церкви князя Александра Тверского, который, как мы видели, восстал против татар, потерял титул великого князя и бежал из осажденного татарскими и московскими войсками города в Псков, а оттуда в Литву, горько упрекая в своих несчастьях Москву и митрополита. Со временем Александр вернулся в Псков и княжил там, пока в 1339 году хан Узбек не казнил его в Золотой Орде. [414] Недавно опубликованное письмо византийского дипломата Мануила Габалы, в 1331–1332 годах находившегося на Руси при митрополите Феогносте, показывает, как хорошо византийские власти были осведомлены об этих событиях и как прочно были они связаны с Москвой и ее интересами. [415] Опасаясь Литвы и не доверяя ей, большинство византийских иерархов и дипломатов (задолго до победы исихазма) полагало, что московская политика потаканья ханской власти, которая обеспечивала поддержку татар, более отвечает интересам церкви и «византийского содружества», чем мятежные настроения Александра Тверского или прозападные симпатии Гедимина, т. е. смотрели на вещи так же, как составитель русской летописи: «В лето 6836 [13281 седе князь великий Иван Данилович на великом княжении всеа Русии, и бысть оттоле тишина велика на 40 лет и престаша погании воевати Русскую землю и закалати христиан, и отдохнуша и починуша христиане от великиа истомы и многыа тягости, от насилиа татарского, и бысть оттоле тишина велика по всей земли». [416] Византийские дипломаты не смущались тем, что «тишина» подчас обуславливалась прислужничеством перед Ордой и грубым подавлением менее покорных княжеств, например Тверского или Ростовского.