Языческий календарь. Миф, обряд, образ - М. Грашина

ДОБРО. Выходит из лесу Некто, диво дивное, волохатое, грабоватое. Требует себе места — всю поляну, все пиво на питье, всех девок на закуску, солнышко трубку раскурить. И никак его ни добрым словом не усовестишь, ни на порог не покажешь. Тогда выходит из круга сильномогучий волхв с тяжелым предметом и без долгого вступления провожает нарушителя:

— А ну пошел отсюда, вражья сила! Полно тебе пакостить, реки морозить, людей морочить! Кончилось твое время! Проваливай восвояси, за леса да за овраги!

И гоняет чужака по всей поляне.

ЕСТЬ. А тем временем появляется из оврага нечистая сила и крадет драгоценную Масленку, уволакивает ее далеко за реку, где твердыня снеговая возвышается. И чтоб Масленку спасти, предстоит собрать побольше добрых молодцев, через овраг перебраться, крепость взять приступом, Масленку отбить, а нечистиков полонить.

ЖИВЕТЕ. Когда Масленка вернется на нашу сторону, ставят ее на высок курган, на почетное место, вновь собирается народ и пьют круговую братину. Первым подносят ее победителям. И с той братины начинается честной пир.

— Хлеба кушать, люди добрые. Милости просим на братчину! Изопьем чару, за Весну–матушку, да другую, за Красное Солнышко, да ещё третью, чтобы запели речки звонкие, чтобы прилетели поскорее птички певчие. И пусть не будет боле ни снега ни мороза, а будет зеленая трава да алые цветы! И как сегодня у нас стол богат, так и у всех у нас в дому пусть будет богато, не переводится!

И идет пир, а за пиром — игрище.

ЗЕЛО. А в середине игрища вспомнит кто‑нибудь:

— Как это, мы тут поем да веселимся, а Медведь в берлоге спит, с нами не гуляет. Ну–кося, пойдем его будить!

И идут будить Медведя к Берлоге, что чуть в стороне,… а наперед пускают красных девок.

ЗЕМЛЯ. В конце пира, перед тем, как гостей с миром отпустить, провожают на небо Масленку. Она с нами побыла, блинов да пива привезла, поела да попила, да Весны не принесла — пусть отправляется на небо, покличет там Весну, чтоб поскорее к нам шла, да в пути не задерживалась.

О празднике весеннего равноденствия, что лета 2000 марта дня 19 в Битце место имел Иное сказание

(Рассказано Добромиром)

Во дни минувшие, в годы стародавние, когда завалило сугробами снежными тропы торные за караванами последними, что на зимнее Солнцестояние ушли Солнышко искать, и не было от них ни слуху ни духу, пошел–полетел по белу свету Вещий Зов. Отозвались на него те немногие, кто в ночных битвах и долгих странствиях уцелел, главы вовсе не утратил, числом до четырех не то пяти. И сошлись на юго–западном кону, у колдовской женки Маринки в дому, во высоком терему на каменном кругу.

Собирались они во един круг, поднесла им вещая жена доброго вина из кипящего котла, говорила таковы слова:

— Слушайте сюда, люди добрые, творится на нашем свете неладное. Как проводили Коляду в достопамятном году, так с тех пор доброй вести и не было. А от нас той вести, почитай, весь свет ждет–дожидается. Так не довольно ли нам всем порознь блуждать? Время пришло Весну–Матушку закликать, Зимушку до дому провожать. Отыщем‑ка мы гору высокую, найдем подле той горы поляну широкую, соберем на нее добрых людей с четырех концов света, всех, каких ни есть!

Говорили ей в ответ мужи почтенные, замочив седы усы в чары пенные:

— Зачем же нам гору да поляну искать? Коли просто мед пить, да блины есть, так оно и под крышей лучше!

— Аль мало выпили, коль сами не уразумели? Созывать мы людей будем не просто пиво пить, а Небо да Землю будить. То дело великое. И людей для того надобно елико возможно боле, столько, что у нас и крыши такой нет!

Тут един гость вопросил, сглодавши кость:

— Как же нам Весну–Красну дозваться–докликаться? Она, чай, далеко, клич туда добросить нелегко?

— А кличется та Весна звонким голосом да красным пением, и на то есть песни древние, протяжные да напевные, и петь их заповедано только девушкам, юным да свежим, как первая трава весенним утром. Для того и надобно нам на горе стоять, чтобы разносились наши песни да кличи до самого края земного, чтобы подхватили их воды бегучие, отозвались им деревья стоячие, чтобы песнь та была слышна, там, где ждет сама Весна Красна!

Спрашивал на то другой муж, что хлебнуть также был дюж:

— А когда ж тому делу время настанет? Крепка Зима в наших краях, ее и в полгода не проводить!

Отвечали на то остальные гости:

— А есть для того время, и не так оно далеко. Скоро во небесных полях лазоревых случится, что Белый День превозможет Темную Ночь, и будет на небе Солнышко наше Красное во всю волю гулять, во всю силу сиять. Хоть и хорош для нас Светел Месяц, что ясно светит, а Красно Солнышко лучше того — что тепло греет. Ив деле нашем будет Оно первой подмогою!

На том и порешили, разойтись во четыре конца, за темные леса, за широкие реки, искать ту гору высокую, к которой можно людей собрать. А за собирание то взялся един из мужей, что меж прочими славен меда хмельного варением да слова творением, коли хочет с кем говорить — ни гонца не шлет, ни грамоту не пишет, а ударит перстами четырежды — и слышно его слово хоть за тысячу верст. Собрались по тому слову люди сведущие, мастера искусные — кто в словах заветных, кто в песнях красных, кто в добра да света призывании, кто в священных знаков рисовании. А первое дело уже приспело — место найти, на какую гору подняться, чтобы в реке притом не искупаться, чтобы с нее было далеко видать да высоко слыхать, а злой силе нипочем не достать.

Долго ли ходили, коротко ли, много выходили, а чего искали — не сыскали. Ходили в страны восточные, а в тех странах мест дивных богато, да уж больно там всякой нечисти, карликов пакостных да ётунов бессмысленных, и через них ни с мечом не прорваться, ни с топором не прорубиться, а проще голову сложить, а добра не нажить. Ходили в страны закатные, где высокие горы да крутые берега, где круг дивных замков растут невиданны дерева, да дорога туда далека, и всю ее пройти — нужен не один месяц, а избранный день не за горами.

И на тридесять верст вокруг не сыскать им той горы. И пошли они в обратный путь невеселы, ниже плеч буйны головы повесили. Уж выходят они вновь к самому каменному кругу, как глядь — малая тропинка вьется в сторону.

— Не по ней ли пройти, попытать счастья в последний раз? Сказывал один ратный человек, что в этих краях где‑то подобное место ему встретилось. Есть‑де на слиянии двух рек высокая гора, и стережет ту гору некий Вещий Старец, служат ему духи горные да птицы черные, завивают в кольцо тропы торные, чтобы кто попало не прошел. А за горой той другие горы, мраком покрытые, и там никто николи не бывал, а кто бывал, тот не вернулся. Так оно сказано, а что‑то там на деле будет?

Шли они, шли по той тропинке, быстры реки переходили, круты горы перевалили, столетним дубам кланялись — и пришли на высокое место, где и в одну сторону — обрыв, и в другую — обрыв, позади — частый ельник, белый березник, а впереди — чуть виднеется гора не гора, а пригорок, на макушку глянешь — шапкой каблуки достанешь. А подле горы открылась им полянка — не узка, не широка, а как раз такова, что сто человек кругом станет, да еще под стол места достанет. И стоят на той поляне четыре березки, смотрят на четыре дорожки — как четыре зубца у рогатого венца.

— Вот ли не место? Верно, о нем нам и сказывали. Долго мы по свету ходили, в чужих краях доли искали, а она вот где —у самого порога!

А снегу на той поляне — березам по пояс, соснам по колено, а прохожему человеку — и не сказать, по что. Да то было еще дело поправимое, вышли на середину поляны пятеро мужей, таких, что грязи не боятся, по любой топи пройдут как посуху. Да как стали они лицом к солнцу полуденну, со словом заветным пролили наземь чару малую жидкости огненной, сами от той чары испили, топнули трижды, не то четырежды — кто ж считал? — и стало то место ровное. Как узрели сие сами — возрадовались:

— Теперь можно и людей созывать! Полно им спать, завтра будем петь да плясать! Меду хмельного у нас на всех достанет, а пива пенного— пускай каждый по бочке привезет.

Как время настало, собирались добрые люди многи на подземной дороге, выходили на дневной свет и тли до места заветного, где Масленичному Действу указано быть.

А дорога до того места не проста, по горам да долам, через мост над водой бегучею, мимо пройдя высокий дуб. Сидит на том дубе на суку чудо зверовидное, волохатое да грабоватое, кривою дубиною помавает, всех проходящих бранно хает, по матушке лает, срамными словесы путь преграждает. А еще стоял на большой дороге лихой человек, требовал тому чудищу дани, а себе выкупа, пива на выпивку, девок на закуску, и никому мимо них не пройти, либо дань плати, либо с боем пробивайся, и пока лиходеев снегом не накормишь, хода далее тебе нет.