Американский хищник - Морин Каллахан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полицейских попросили прорубить еще одну лунку. На этот раз треугольную, с длиной каждой стороны в десять футов, чтобы аквалангисты могли спускаться под лед под углом в 45 градусов, получая опору и при спуске, и при подъеме.
Аллена и Барта готовила к погружению группа из десяти человек. Ныряльщики так тяжело работают под водой, что ничего не делают сами на поверхности. Облачение в специальный костюм, который весит сто фунтов, занимает два часа, что дает аквалангистам достаточно времени на размышления. Аллен старался отогнать от себя образы того, что должен увидеть, и сконцентрировался на логистике: что им может понадобиться, как долго могут пробыть под водой, порядок подъема частей тела, нужно ли будет поднимать что-то помимо останков.
Барт поступал точно так же. Только посмотри на условия, думал он. Они просто превосходные. Лед такой толщины, что по нему можно проехать на танке. Вода внизу прозрачная, как стекло.
На поверхности скапливалось все больше людей, и еще крупная группа держалась в стороне. Прибыла пресса.
Барт спустился первым. Было уже 19.00.
На полное погружение у него ушло пятнадцать минут. Сорок один фут от поверхности до дна озера. Ему пришлось ждать еще пятнадцать минут, чтобы к нему спустился Аллен. Когда ныряльщики мягко касались дна, с него начинал подниматься ил, и вода в поле их зрения чернела. Несколько минут они стояли совершенно неподвижно, знакомое шипение аквалангов придавало чувство комфорта, пока они наблюдали, как крошечные темные частицы опускаются подобно тяжелому занавесу.
Барт попал в точности, куда рассчитывал. Рядом с торсом.
Он встал на колени, снял с крючка на груди черный мешок для останков и расстелил у себя под ногами. Аллен подобрался ближе, и двое мужчин с трудом удерживали мешок на месте, стараясь поместить в него торс. Он постоянно выскальзывал у них из рук, и они решили завернуть торс в мешок, что оказалось ненамного легче. Киз прикрепил грузы к останкам Саманты, улики, от которых нельзя было пока избавиться.
Барт и Аллен только начали подъем частей трупа к поверхности, но им уже приходилось очень сложно. Невесомость в воде – миф. Только торс вкупе с якорями был невероятно тяжелым.
Аллен оставил Барта у мешка, чтобы взять руки Саманты, лежавшие связанными проволокой вместе поблизости. Пока он возвращался к Барту, одна из перчаток Аллена зацепилась за проволоку и порвалась, обнажив часть его руки для ледяной воды. Им все еще нужно было найти ноги и голову Саманты.
Чакон связался с Алленом:
– Можете достать все?
– Да, – ответил Аллен.
Через несколько минут все останки Саманты, обнаруженные недалеко друг от друга, оказались собраны. Аллен и Барт подтащили мешок с телом точно под ту лунку, через которую погружались, и он лежал там, подсвеченный косым лучом заходящего солнца.
Они дождались, чтобы над лункой спешно соорудили времянку, защитив ее от взглядов репортеров.
Как только был получен сигнал, Барт и Аллен прикрепили три относительно небольших нейлоновых пакета к мешку с телом и пронаблюдали, как все это поднимают на поверхность. Чакон встал на колени и заглянул внутрь лунки. Первым, что он увидел, была голова Саманты. Ее глаза оставались широко открытыми.
Барт и Аллен провели под водой еще тридцать минут, дожидаясь завершения всех необходимых для ФБР процедур и заполнения специальных бланков.
Стив Пэйн и Джефф Белл находились рядом, помогая сворачивать оборудование до тех пор, пока не был разобран последний из домиков. Только так они могли хоть чем-то помочь. Наконец примерно в 21.00 Белл уехал домой. Теперь он в точности знал, что произошло с Самантой, в таких мельчайших деталях, что в глубине души он даже желал, чтобы он ничего не видел и не слышал. Он досконально изучил маршрут, по которому Киз передвигался в ту ночь. Знал о каждой возможности для Саманты сбежать. Белл тоже был отцом.
Он позвонил жене и сказал, что скоро будет дома, и ехал, плача за рулем.
Полностью свернув оборудование на озере, Чакон и члены его команды, утомленные и изголодавшиеся, отправились на поиски места для ужина. Только что перевалило за десять часов вечера. Побрившись и приняв душ, они все выглядели на одно лицо: короткие стрижки, брюки цвета хаки, черные куртки. Чакон пошутил, что у них почти что было написано на груди – ФБР.
Они нашли тихое и невзрачное заведение, где, кроме них, ужинали еще всего лишь четверо. Но вечерний выпуск новостей и здесь показывали по телевизору. Обнаружение останков Саманты было главной темой. Чакон и его парни тихо заняли две отдельные кабинки в задней части зала.
Менеджер подошел к ним и лично подал напитки.
– Я понимаю, вы не имеете права говорить, кто вы такие, – сказал он, – но мы все знаем, что вы сделали. Спасибо.
Когда команда улетала следующим вечером, в Анкоридже царила иная атмосфера. Чакон всегда почти физически ощущал этот сдвиг от всеобщей надежды к общему горю. Только приехав, он видел растяжку на киоске. Город молился за Саманту. Теперь текст изменился.
НАШИ ГЛУБОЧАЙШИЕ СОБОЛЕЗНОВАНИЯ СЕМЬЕ КЕНИГОВ
Когда Чакон вернулся в Лос-Анджелес в их штаб, размещавшийся в большом ангаре, он прикрепил сделанные по пути фотографии этих растяжек на стену рядом с рисунками других ныряльщиков. Образы поражали сходством: аквалангисты, неузнаваемые в шлемах, стояли на коленях над маленькими детьми, чьи ручонки тянулись к ним в мольбе о помощи. Один из членов группы, работавшей над подъемом останков Саманты, изобразил ее в виде ангела, державшего в руках голубя, пока ныряльщик поднимал ее из воды.
Чакон ушел в отставку в июле 2014 года и на прощальном вечере в свою честь сказал, что не будет сожалеть только об одном – необходимости доставать из воды тело еще одного мертвого ребенка. Он хотел просто пошутить, но поразил своих коллег в самое сердце. До сих пор он страдает от посттравматического стрессового расстройства. Вероятно, он не сможет избавиться от него до конца жизни. Иногда он думает, что они с женой так и не сумели завести детей, несмотря на годы усилий и помощь специалистов, которые не находили этому объяснения, потому что он не хотел узнать, что такое горе родителя, потрявшего ребенка.
Джеймс Кениг звонил Стиву Пэйну целый день, и Пэйн думал
