Русь Мiровеева (опыт «исправления имен») - В.И. Карпец

Нам представляется, однако, что с Кукуевой башней все обстоит сложнее — дело тут вовсе не в «завывании кукушки», непонятном «немецком» языке или чем-то подобном. Все здесь пронизано средневековой символикой, в которой, возможно, и сокрыт ключ к загадке «Конного Гостя» и его башни. Некоторые авторы, в частности, Грасе д’Opce, а вслед за ним современный русский исследователь А.Г.Дугин считают историю средневековой Европы противостоянием т.н. «менестрелей Мурсии», носителей «солнечной», теократической тенденции, и «менестрелей Морвана» — «лунной», гибеллинской. Иначе эти авторы именуют их «квартой» и «квинтой». Если это так, то речь идет, все-таки, скорее не об особых «орденах», но о сохранившихся после принятия христианства более древних «стихийно-пространественных ориентациях» (определение наше), причем ни то, ни другое, по крайней мере формально, не противоречило христианской догматике. Мы полагаем, что Православие, будучи мистически полным выражением Християнства, в принципе призвано «снять» подобные противостояния, однако это происходит тогда, когда их представители становятся действительно и до конца православными. Однако, поскольку совершенство даруется только Самим Богом и только святым Его, то в человеческом мире оно может сохраняться и оказывать влияние на историю вплоть до «конспирологии». Так или иначе, «менестрелей Мурсии» Грасе д’Opce связывает с горожанами или сельскими жителями в противовес аристократам, живущим в замках, «башнях» (связь слова tour и taureau — бык). Между прочим, здесь приходит на память и «башня Магдалы». Если мы вспомним параллельно о Рюриковом городище, о сугубо мужском наследовании у Рюриковичей и о решающей роли женского начала у стоящих у истоков собственно династии Романовых Кобыличей, то определенные соответствия действительно возникают и выстраиваются. Сугубый аристократ, наследник Венедского («Венерианского»!) царя-жреца, «вещего» Вейдевута, более того, самого Криве-Кривейте, Андрей Кобыла не мог не владеть неким особым древним ведением, хотя во многом и «лжеименным», но так или иначе израстающем из остатков ведения райского (т.н. «примордиальной традиции»), сохраненного не благодаря, а вопреки идолопоклонству язычества.

«В различных традициях, — писал Рене Генон, — часто упоминается о таинственном наречии, именуемом „язык птиц“: название явно символично, так как само значение, придаваемое знанию этого наречия как прерогативе высокого посвящения, не позволяет понимать его буквально […] Кроме того, мы видим, что герои-победители дракона, как, например, Зигфрид нордического предания, также понимали язык птиц; и это позволяет легко понять символику, о которой идет речь. В самом деле, победа над драконом своим следствием имеет тотчас же даруемое безсмертие, символизируемое каким-нибудь предметом, доступ к которому сторожил дракон […] Именно эта связь олицетворяется способностью понимать язык птиц; и действительно, птицы часто выступают символами ангелов, то есть именно высших состояний […] В средневековом символе Peredixion (испорченное Paradision) можно видеть птиц на ветвях дерева и драконя у его подножия. В исследовании символики „райской птицы“ (Le Rayonnement intellectuel. Май-июнь 1930) М.Л.Шарбонно-Лассей воспроизводит скульптурное изображение этой птицы в виде головы с крыльями, то есть именно в той форме, в какой часто изображаются ангелы […] А птицы таким образом играли роль „вестников“, аналогичную той, что обычно приписывается ангелам (откуда и само их имя, потому что именно таков смысл греческого слова angelos), хотя и рассматриваемым в очень низком аспекте».

Вплоть до беззаконной жертвы, приносимой Криве-Кривейте под занменитым «романовским» дубом, а, может быть, даже и в «Кукуевой башне»… О чем здесь может идти речь? Исследователь язычества Ю.П.Миролюбов говорит о «птичьем молоке», секретом изготовления которого владели славяне Западной Пруссии и балтийского побережья.

«В сказках достаточно часто речь идет о Птичьем Молоке; то его надо доставать, чтобы вылечить больную Царевну, то пресыщенный всякой снедью Царю, желая сделать невозможный подвиг, приказывает Ивану Царевичу привезти Птичьего Молока, то Царские Сыновья, поехавшие за диковинками, привозят один то, другой другое, а третий Птичье Молоко».

По— видимому, речь идет о том, что в средневековом естествознании именовалось materia prima или субъект философов, владение которым и давало понимание «языка птиц» (отсюда и название Кукуевой башни) и «дар язычен», собственно, и породивший именование «Ведевутова внука» Кобылой. Речь идет, конечно, о средневековой Кабале -не путать с каббалой! — общей для всей аристократии того времени.

«Всецело фонетическая по своей природе, — писал Эжен Канселье, — кабала образует тайный язык, завексу над которым приподнял Грасе д’Opce, а затем и Фулканелли в двух своих трудах. Основанный на более или менее совершенной тождественности звука, этот язык соотносим со всеми язчками мира благодаря их связи с языками материнскими».

Еще раз необходимо указать на «ключ к уразумению», который не только поможет «различению духов», но и откроет двери «царска дворца затверста».

Эжен Канселье писал:

При этом не следует путать нашу кабалу (cabale) и чисто гебраическую каббалу (Kabbale); дабы различить их, достаточно указать на ризличие корнесловия этих понятий: первое происходит от греческого kaballes, то есть конь (фр. cheval, исп. caballo и т.д. — В.К.), в то время как второе — от еврейского kabbalha — традиция. Правила и обычаи, духовные и мирские, древнего рыцарства (кавалерии, конного строя) имеют прямое отношение к кабале, использовавшейся часто при герметическом воспевании родового герба».

Cтановится совершенно понятно, почему Кобылу (то есть Кабальеро или Шевалье) называют мужем честным и знатным. «Чести» означает не только соблюдать правила, но и чтить, почитать, то есть быть человеком книжным, любомудром, философом (в средневековом смысле), то есть знатгным — знающим, владеющим знатьем, переходящим из рода в род, как это было у наследников Вейдувута. Характерно и весьма значимо при этом, что принять латинство они отказались и оборонялись от «крыжаков», а в Православие перешли с легкостью. Почему? Выскажем догадку. Потомки жрецов, имевших вполне реальное, более того, личное отношение к принесению жертвы, могли отказаться от нее, только поверив в Жертву Истинную. Укажем на аналогичный эпизод с обращением в Християнство иудея-врача из Жития Василия Великого. Иначе говоря, они могли принять Християнство, только опытно познав, что безкровная жертва победила приносимую ими. В латинской мессе они не опознали жертву предвечную. Архимандрит Киприан (Керн) писал:

"Католическая церковь, как известно, учит, что молитвы призывания Св.Духа не нужно для освящения евхаристических элементов. Священник, по их учению, является совершителем таинства, «minister sacramenti»; он как «vice-Christus», как «Stellverter Christi», обладает полнотою благодати, как и Сам Христос; и как Христу Спасителю нет необходимости призывать нераздельного от Него Св.Духа, так и Его заместителю, полномочному совершителю таинства, этого призвания также не необходимо. С известного времени римская практика выбрасывает из мессы эту молитву или, точнее, так ее скрывает к контексте своих молитв, что она теряет свое значение и характер освятительной молитвы».

Но мы также можем указать и на то, что потомки жрецов, сохранившие остатки воспоминаний об «адамическом», «примордиальном» ведении, опознали его полноту именно в Православии. И им не было нужды, принимая новые имена, отказываться от своих старых до той поры, пока они не противоречили догматике Церкви. При этом очень важно и то, что «конное» имя носил вовсе не один из приехавших на Москву Вейдевутичей, но, по сути, все. Во-первых, родным братом Андрея Кобылы был Феодор Иванович Шевляга, что не требует расшифровки — Кобыла и Шевляга просто одно фамильное прозвание. Далее, по списку Синодальной библиотеки, «у Андрея Ивановича у Кобылина было пять сынов: большой сын Семен Жеребец, другой сын Александр Елка, третий сын Василий Ивантей, четвертый сын Гаврило Гавша (Чавша), пятой же Федор Кошка. А у Федора Ивановича, у Шевляги, три сына: большой Тимофей Мотовило, другой Кирило Ворба, третей Нестер Деревль; и от Тимофея появились Мотовиловы и Грабежовы, а от Кирилла Воробины и Трусовы, а Нестер Деревль был бездетен».

Однако, почему именно конь, кобыла, кабала? Отчасти мы уже касались этого вопроса в предыдущих работах, продолжением которых является все, о чем мы здесь говорим. Вновь в поле нашего зрения появляется полубаснословный Китоврас. В уже цитированной нами статье Владимира Микушевича «Отродье Кошки и Кобылы» содержится мифопоэтическая история «Кобыльего рода», как бы сведенная воедино. Конечно, следует иметь в виду, что эта история именно мифопоэтическая. Но…

«Согласно русскому книжнику Ефросину, царь Соломон знал, что зверь Китоврас — его родной брат, сын Давидов. Когда царь Давид слагал псалмы, ему мешало кваканье жаб в соседнем болоте, и царь Давид распорядился перебить их, но на свитке своих псалмов увидел жабу, и она сказал ему человеческим языком: „Почему ты запрещаешь нам прославлять Господа по-своему, как ты сам Его прославляешь?“ И Давид сказал в ответ: „Всякое дыхание да славит (в славянском тексте „хвалит“ — В.К.) Господа“. Эту вещую жабу на Руси называли Василисой Премудрой. Василиса же значит „Царственная“. Царь Давид узнал ее в женщине, купающейся в пруду. Царь послал на смерть ее мужа, чтобы взять ее в жены, и она родила ему Соломона, но первенец ее, по преданию, умер, и если Китоврас — роднойбрат Соломона, он мог быть только этим первенцем, о котором сказали, что он умер, так как он родился зверем за родительский грех. Имя „Китоврас“ происходит от греческого „кентаврас“, родственного индийскому „гандхарва“. У кентавра человеческая голова и человеческий торс, он человек до пояса, но у него конский круп и ноги с копытами (выделено нами; кстати, отсюда сказочный Полкан = полконь — В.К.). Таким родился сын океаниды Филюры и бога Крона мудрый кентавр Хирон. В западных легендах повествуется: после Рождества Христова кентавры выходили из лесов, просили христианских отшельников крестить их, и иотшельники не отказывали им. Апостол Павел писал: Ибо мы знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не только они, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего (Рим. 8, 22-23). В этих словах апостола нетрудно распознать слово царя Давида: „Всякое дыхание да славит (хвалит) Господа“. В имени „Китоврас“ распознается также „кит“: водная стихия океаниды Фелюры и царевны-лягушки. Некое чудище обняло однажды царевну, купающуюся в море, и от этой царевны происходит единственный в мире истинный царский род, ведущийся от семени Давидова. (Здесь мы вынуждены внести серьезнейшую поправку. Согласно данному мифу, на который мы неоднократнол ссылались, „чудище“, точнее, „диво“, (monstre) не „обнимало“, а преследовало, и не царевну, следовательно, девственницу, а королеву, супругу короля Клодио, причем уже беременную. По сути речь идет иносказательно о царском помазании во чреве матери и потому плод этого чрева — „дважды рожденный“, а не единожды, как следует из изложения Микушевича, в котором, к сожалению, можно усмотреть и иной аспект — искусственное привнесение семени в лоно девственницы, что, по учению Святых Отцов, является образом зачатия антихриста — В.К.). Из этого рода происходил Рюрик, предок русских царей. Максимилиан Волошин назвал Романовых „отродье Кошки и Кобылы“ в стихотворении „Китеж“, а в слове „Китеж“ слышится „кит“ и, стало быть, Китоврас, Боярин Федор Кошка, пятый сын Андрея Ивановича Кобылы — родоначальник Романовых».