Иван Украинский - Алексей Павлов

По заданию командарма группа мастеров, прихватив с собой вышедшие из строя танковые детали, отправилась в Петроград. Там по просьбе военного командования лучшие умельцы Путиловского завода, имея перед собой привезенные образцы, за два дня изготовили новые детали и запчасти. По возвращении посланцев дивизии из Питера автомеханики и слесари надежно приладили к танкам обновленные узлы. В штабы 33–й дивизии и 15–й армии поступило сообщение о готовности броневых самоходов к боевым действиям.

— Очень кстати, скоро понадобятся, — услышали ремонтники одобрительный отзыв.

И верно. Утром 4 июля по всему фронту вновь загремела артиллерийская канонада, а потом красная пехота дружно двинулась в атаку. На одном из прорывных участков 33–й дивизии стрелки впервые взаимодействовали с теми самыми трофейными танками, что помогли подготовить к бою рабочие — путиловцы.

Вооруженные 37–миллиметровыми орудиями и пулеметами громоздкие танки — тихоходы ползли вперед медленно, почти что в темпе с пешей пехотой, однако же своим огнем и устрашающим видом бросали в дрожь белопольс- ких вояк. Когда перед позициями одного из батальонов 159–го резервного полка пилсудчиков появился головной танк, его солдаты побросали свои винтовки и пулеметы и в панике бежали с поля боя. В образовавшуюся брешь неудержимо хлынули стрелки дивизии, расширяя прорыв по фронту и в глубину. К 12 часам дня кубанцы преодолели всю полосу обороны противника. Успешно шло наступление на всех остальных участках 15–й армии и ее соседей — 16–й, 3–й, 4–й армий и 3–го кавалерийского корпуса. Добрые вести шли с Украины, откуда пилсудчиков изгоняли войска Юго — Западного фронта.

С невиданной быстротой советские войска приближались к Варшаве. Но тылы сильно отстали от передовых частей. В начале августа 33–я дивизия дралась уже в районе Полтуска и Цеханова на подступах к польской столице, а ее тыловые службы, в том числе и арттранспорт, находились в нескольких десятках верст от места боевых действий. Не удавалось наладить устойчивую телефонную и телеграфную связь. Прекратился подвоз снарядов по железной дороге. И когда накануне последнего успешного боя за Цеханов Украинский снаряжал огневикам — артил — леристам все оставшиеся поскребки из своих запасов, он отправил и донесение комдиву, подготовленное его писа- рем — аккуратистом Михаилом Бусыгиным:

«Больше боеприпасов у нас нет. Взять их неоткуда. Начальник артскладдив Шевченко заявил, что подхода эшелонов со снарядами не ожидается».

Привлеченным подводчикам — польским крестьянам Украинский выдал за услуги только в июле более 330 тысяч рублей. Однако многие из них боялись или не хотели помогать красным, не сделав и одной ездки за огнеприпасами, удирали из арттранспорта со своими конями и упряжью. В таких случаях Бусыгин заносил в приказы по подразделению саркастическую формулировку «считать таковых в бегах».

В ореоле ярко наметившейся победы обозначился пасмурный признак нового поражения, перечеркнувшего многие светлые революционные надежды и планы. Войскам Западного фронта в обусловленный срок не пришли на помощь общевойсковые соединения и 1–я Конная армия Юго — Западного фронта, бесплодно потратившие время и силы на штурм не решавшего главной задачи провинциального Львова. Удары наносились в расходящихся направлениях, без согласования действий двух фронтов. Неоперативно занимался перегруппировкой собственных сил штаб самого Западного фронта, особенно по его Мо- зырской группе войск.

С 16–17 августа из‑под Варшавы начался отход красных войск. Тяжело было смотреть на отступленцев — революционных героев, оказавшихся без патронов и снарядов, голыми руками отбивавшихся от наседавших со всех сторон наскипидаренных Антантой белопольских конных уланов, пехоты, артиллерии, танковых экипажей, авиации противника. Обработанное во враждебном духе население встречало и провожало красных воинов недружелюбно. Буржуазно — помещичья пропаганда вовсю спекулировала на старых антицарских настроениях поляков. В упряжке с ней орудовала католическая церковь. Обнаглели сионисты. Их официальный печатный орган в Варшаве газета «Гайнт» вела разнузданную клеветническую кампанию против Советской России и ее Красной Армии.

Говоря словами В. И. Ленина, поляки как нация не проявили еще способности и готовности осуществить победу над своей буржуазией, пойти «на величайшие на

циональные жертвы ради свержения международного капитала». Тому способствовало более чем вековое угнетение поляков царской Россией, вследствие чего правящим классам Польши теперь удавалось эксплуатировать предрассудки национального эгоизма и национальной ограниченности широких масс. А если учесть то, что Польша была тогда слаборазвитой, по преимуществу крестьянской страной с преобладанием мелких собственников в городе и деревне, то и мировосприятие большинства населения легко укладывалось в русло политики национальной буржуазии. И только рабочий класс Польши, его передовой авангард — польские коммунисты верно и надежно ориентировались на Советскую Россию, видя в освободительном походе ее Красной Армии залог к уничтожению буржуазно — помещичьего строя, преобразованию всей жизни общества на принципах социализма.

У советских бойцов шоковое состояние сменялось яростью и упорством. Потеряв управление со стороны отдельных вышестоящих штабов, красноармейцы и низовые командиры тут же сколачивались в новые подразделения и части, восстанавливали порядок и давали решительный отпор пилсудчикам. Из сильно поредевших и ослабленных полков 33–й Кубанской стрелковой дивизии, остатков других частей в ходе отступления была образована Кубанская кавалерийская дивизия. Сменилось название, структура соединения. Но боевой революционный дух остался прежним — насмерть бороться за дело трудящихся. Командиром дивизии стал известный герой гражданской войны на Кубани и Северном Кавказе Григорий Иванович Мироненко, которому за успешное руководство боевыми операциями Чрезвычайный комиссар Юга России Серго Орджоникидзе зимой 1919 года вручил в Георгиевске серебряную саблю.

С 1918 года по славным боевым делам на Кубани знал он своего земляка Ивана Украинского, воина, коммуниста, не потерявшего голову и в новую вихревую сумятицу. Арттранспорт Украинского не только отходил без больших потерь, но и давал крепкую сдачу пилсудчикам, пополнял свое конское поголовье отличными строевыми лошадьми, отбитыми у белопольских кавалеристов. К себе в арттранспорт Иван Митрофанович зачислил немало зем- ляков — кубанцев, встреченных им на дорогах отступления. К нему прибились тогда из 33–й стрелковой одностанич

ник Егор Жариков, превосходный наездник Хунзат Маш- тоз, уроженец адыгейского аула Габукай.

Хунзату не было еще двадцати пяти лет. Невысокого роста, стройный, с выразительными чертами лица, он носил роскошный черный чуб, своими завитками выбивавшийся из‑под фуражки. У себя в Адыгее он с юных лет батрачил на какого‑то черкесского князя. Приглядев себе красивую невесту в соседнем ауле, Хунзат намеревался на ней жениться. Да не повезло ему. Девушку приметил его хозяин, который сделал так, что красавицу выдали замуж за дальнего княжеского родственника, не очень богатого, а к тому же кривого на один глаз. И возненавидел с тех пор Маштоз всех князей, дворян, торгашей и прочих обманщиков народа. Пришла революция — он встал под ее знамена.

Тогда же младший брат Иван доложил командиру арт- транспорта:

— Я встретил нашего станичника Яшку Мастюхова с тремя красноармейцами из их разбитой части. Просятся к нам в арттранспорт.

— Зови ко мне.

Завидев Ивана Митрофановича и нимало не заботясь о служебной субординации, земляк распростер руки для объятий, приговаривая:

— Здравствуй, сват. Как я рад, что наткнулся на вашу часть. Ну и намытарились мы по лесам.

— Здравствуй, — сдержанно произнес Украинский, охлаждая излишний родственный пыл бойца. — Только сватов оставь до другого раза. Тут тебе армия, а не станица. Понял?

— Понял, — молодцевато, не тушуясь, ответил красноармеец.

— Это другой разговор. Какая у тебя просьба?

— Со своими корешами зачислиться к вам.

— Зачислим.

Вечером Иван Митрофанович пригласил к себе на ужин брата и Якова Мастюхова. Ординарец принес пшенную кашу с мясной тушенкой, хлеб, чай. Угощая земляка, дальнего родственника, Украинский наставительно поучал:

— Ты, Яков, не держи на меня обиду за то, что я малость тебя поосадил, как того ретивого рысака. Понимать должен, что сама форма обращения к командиру исключает всякое панибратство. В том состоит, как лучше тебе

сказать, самый корень воинской дисциплины. С шалтай- болтаем Красная Армия покончила раз и навсегда.

При переформировании дивизии командование учло все прошлые и нынешние заслуги Украинского, его богатый воинский опыт и хозяйственную струнку, умение руководить людьми в боевой обстановке.