Труба Иерихона - Юрий Никитин

Как раз интель в обиходной жизни обычно в глубокой заднице. Ни гвоздь не забьет, ни бартерную сделку провернуть не сумеет, а все о своих гребаных симфониях, муках души, смутных томлениях по Высокому… тьфу. Стоит сравнить хотя бы их дома: у интеля врос в землю, крыша прохудилась, окна побиты, а у американца и стены ровные, и крыша блещет золотом, и окна из чистого хрусталя, и сам весел, рот до ушей, переполнен доброжелательностью, вон банку пива тебе от щедрот протягивает…

Да, любая нормальная женщина предпочтет американца. Богат, беспечен, лишних вопросов не задает, о прошлом не выпытывает, свое здоровье, значится, бережет. А и расскажешь, ему все по фигу. Все, мол, от обезьяны, Дарвин рассказал, а Фрейд объяснил, что можно все. Что запретов нету.

Что компы изобрел, Интернет придумал, так это же тот же вскопанный забор… тьфу, огород! Огород, а не какая-то непонятная симфония, духовное учение или гребаная культура – это все ни хрена не дает родному огороду. Вот мощный комп – эт другое дело. То же самое, что надежный трактор, что развеселый телевизор или крепкое пиво. Комп – это для дома, для семьи. И Интернет. А вот культура – непонятно для чего.

И все-таки ты попался, Майкл, сказал я. Может быть, даже сам знаешь, что все вы попались. Знаешь, но ничего не делаешь, чтобы вылезти из этого болота и попытаться вытащить страну. Спасти страну! Западный мир со своей демократией зашел в еще худший тупик, чем Россия с построением коммунизма. В России высокие идеалы в конце концов пришли в противоречие с обыденной жизнью, да еще США подгадили ежедневной пропагандой, что никуда идти не надо, ни к каким идеалам стремиться неча, жить надо без усилий, хорошо, дай себе свободу, оттянись, побалдей, гомосеки тоже люди…

А в США с их Великой Американской Мечтой еще хуже, чем у нас было с коммунизмом, только пока не так заметно. Юриспруденция, защищающая вроде бы права человека, все усложняется, все труднее мерзавцев арестовывать, еще труднее осудить, а уж казнить так и вовсе низзя, в то время как народ, для блага которого вроде бы и пишутся все законы, требует, чтобы казнили даже за кражу ко­шелька.

Вряд ли западный мир решится на крутой поворот даже в таком простом деле. Для него это первая и единственная цивилизация, в то время как Восток, неважно, Израиль или воюющие с ним арабы, прекрасно знает, что культуры приходят и уходят, законы меняются, только вчера они были народ хапи и поклонялись Озирису, но вот пришельцы занесли другую веру, другой язык, иную культуру, и вот здесь уже не хапи, а арабы, хоть по привычке зовут себя египтянами…

Евреи сохранились только потому, что руководствовались здравым смыслом, а не прекраснодушными, но несбыточными законами, а те все больше и больше отрывались от жизни, пока не оторвались до нынешней нелепости.

Пока никто не замечает, но самый твердый противник на пути Империи – это даже не Россия или арабские страны! Этих она хавает на разминку перед настоящим боем. Уже почти схавала. Самого крутого противника Империя опасливо оставляет для финальной схватки за мировое господство.

Этот орешек – Израиль. Его народ через двадцать веков пронес мечту о своем государстве со своим укладом и теперь ни за что не захочет от него отказаться. Не евреи, ибо евреи в США – банкиры и политики, в России – коммунисты и демократы, в Германии – основные пожиратели свинины, а именно израильтяне…

За локоть меня тронули, я сразу ощутил, что это деликатнейший министр культуры, только Коломиец может подходить так неслышно и деликатно, за спиной послышался мягкий интеллигентный говорок:

– Виктор Александрович, а не кажется ли вам…

Я некоторое время прислушивался к журчащему голосу, такому приятному, ну просто второй Майкл Джонсон, идеальный сосед и напарник в боулинг. Разве что Коломийца время от времени удается увлечь новыми идеями, и тогда он готов старый мир до основания голыми руками… но если его уверенность не подпитывать, то вскоре начинается типично расейское: а правильно ли, а хорошо ли, а не лучше ли всем нам повеситься, чтобы другим жилось лучше…

С другой стороны, именно с Коломийцем удобнее всего вести полемику. Своими возражениями, типичными для типичного среднего интеллигента, он проявляет те самые уязвимые места потерявшегося в мире информации человечка, по которым и бьет имперская пропаганда!

Ага, сейчас он возражает против индивидуального героизма. Что это так нехорошо с гранатами под танк, грудью на амбразуру, а горящие самолеты – на вражеские колонны бензовозов. Что прошла эра героизма, это из прошлого жестокого века… Что сейчас миром двигают идеи. Лепят цивилизацию и направляют ее по тому или другому руслу. И так далее, тому подобные истины… Эх, да кто с этим спорит?

Однако прочность и ценность идей – любых идей! – можно узнать только по той цене, которую за них готовы заплатить. За одни человек готов пойти на митинг и покричать, за другие – пожертвовать червонец в предвыборный фонд, а за некоторые готов рискнуть жизнью. Если надо, то и отдать ее за торжество этих идей, взглядов, воззрений.

– Дорогой Степан Бандерович, – проговорил я, тем самым прервав его журчание, – вы можете представить себе, что с гранатами под танк бросится человек за идею раскрепощенной сексуальности, свободы ходить без лифчика или право употреблять матерные слова в печати? А вот за свободу, независимость, право голоса, за коммунизм, фашизм или папизм – дело другое.

– А что хорошего в этом бросании под танк? Лучше бы научить попадать по нему из гранатомета!

– Вот только с трудом представляю, – продолжил я, будто и не слыша, – что кто-то готов пожертвовать жизнью за демократию. За коммунизм – могу представить, не везде еще в нем разочаровались, уже с трудом могу представить, как жертвуют за идею поставить во главе все­мирного правительства папу римского, уже гораздо легче представить себе непримиримых борцов за торжество ислама…

– Вы не ответили, – напомнил Коломиец сварливо.

– Пожалуйста! Рейтинг идей – цена, которую за них готовы заплатить. Выше ценности жизни уже ничего нет. Но если за что-то готовы отдать жизнь… И не надо про продажных генералов, о забрасывании трупами и прочие приемчики, которыми любую дискуссию можно увести в сторону. Мы говорим о ценности идей. О ценности идей, за которые человек сам, добровольно, без принуждения отдаст жизнь. Никакой продажный генерал не требовал, чтобы Матросов бросился на дзот!

– А общественное мнение? – напомнил он.

– А что мнение? Плюй на все мнения и береги здоровье. Будут ли юсовцы ездить со своей пропагандой по планете, если их станут убивать? Не идею, ее убить невозможно, но самих носителей идеи? Если юсовцы по-прежнему поедут в Африку и арабские страны, где их убивают, и будут настойчиво убеждать в правоте своих идей, то… несмотря на их гибель, идеи лишь станут прочнее. Идеям нужна кровь праведников. Но если юсовцы отступят… самое слабое место в их образе жизни – сверхценность жизни отдельных существ… то для каждого обнаружится гнилость самой идеи. А они отступят!

Он пожал плечами:

– Конечно, отступят. Но мы от этого варварами быть не перестанем.

– Это лишь вопрос терминов, – поправил я. – На самом деле варвары – это они. А мы – культура.

ГЛАВА 22

Солнце опустилось за край зубчатой стены. Я вышел усталый, как лошадь после скачки. Небо стало нежно-лиловым, каким бывает перед наступлением темноты.

Володя вырулил на Красную площадь, понесся через центр, сейчас никаких пробок, кое-кто уже ложится спать. Когда машина подкатила к подъезду моего дома, на небе высыпали звезды.

– Пожалуй, – предложил Володя, – я провожу вас до квартиры…

Я отмахнулся:

– Я не каратэка и не тэквондист. Это они панически боятся получить в зубы. Ладно, один раз живем…

Консьержка проводила меня блестящими глазами. Все уже знают, что за мной приезжает машина с кремлевскими номерами!

Я поднялся на лифте, привычно сунул ключ в замочную скважину. С той стороны в дверь бухнуло так, что та выгнулась, как пленка мыльного пузыря, затем заскреблось: ну что же ты такой неповоротливый, уже час топчешься, скорее же открывай, ну не могу я больше без тебя, я же соскучилась без тебя, я же умираю без тебя, мне же горько и страшно без тебя, я ж еле-еле дождалась…

Я придержал дверь, а то сшибет, Хрюка выметнулась, как лев в прыжке на бизона, я кое-как отодрал ее от груди, уже весь исцелованный и истоптанный:

– Погоди!.. Ну погоди, давай зайдем в квартиру…

Захлопнул дверь, пошел было на кухню, но вовремя вспомнил о новых обязанностях, вернулся и отключил сигнализацию. В первые дни забывал, а через две минуты в квартиру врывались черепашки-ниндзя, такими эти ребята кажутся из-за вздутых бронежилетов. Только вместо мечей – десантные автоматы… И всякий раз штраф за ложный вызов.