ПОДВОДНАЯ ОДИССЕЯ «Северянка» штурмует океан - Владимир Ажажа

Под кораблем — 150 метров, где‑то внизу чуть проглядывает блеклое пятно лампочки. Медленно спускаемся вдоль хобота рыбонасоса. На глубине семи метров болезненно ощущаю, как тонкая пленка шлема втягивается в ушные раковины, вода давит неумолимым прессом. На пятнадцати метрах чувствуется резкое похолодание. Тут граница между слоями воды, нагретыми солнцем, и нижними, холодными. Идем еще ниже, и перед глазами встает неповторимая картина подводного царства, которое здесь, на Каспии, уже перестает быть владением Нептуна и приобретает нового хозяина — человека.

Вокруг лампы, в том месте, где свет сходится с тьмой, на периферии образовавшегося светового пятна, выстроившись частыми многоярусными и ровными, как на параде, рядами, движется килька. В большинстве случаев эта подводная карусель, если смотреть сверху, вращается против часовой стрелки. С приближением к лампе порядок движения нарушается, становится более и более хаотичным. Возле всасывающего отверстия рыбонасоса килька, как бы загипнотизированная светом, беснуется и, попадая в зону всасывания, увлекается потоком воды. Золотое солнце двух расположенных рядом подводных дамп, серебрящаяся килька, затянутые в цветную резину фигуры друзей, зеленый, переходящий в непроницаемую мглу фон, — все это создает неподражаемую игру красок, света и теней. Внезапно в руках Олега вспыхивает ослепительная молния — сделан первый подводный фотокадр. Оборачиваться назад, в темноту, не хочется. Хочется плавать рядом со светом. Примерно такое же чувство возникает, когда сидишь в лесу ночью у костра.

Однако все‑таки нужно проверить, как держится килька вдалеке от света. Включаю ручной герметичный фонарь и разворачиваюсь в темноту. Ничего не вижу, по–видимому, сели батареи. Нет, фонарь горит исправно, но его луч не оставляет никакой видимой световой дорожки. Вода очень прозрачна, в ней отсутствуют взвешенные частицы, которые могли бы отразить свет. Пустота. По–видимому, вся килька с этого участка собралась у источника света. Возвращаюсь обратно, вплотную к патрубку насоса. Втягивающая сила ощущается рукой примерно за полметра, однако рука сильнее. Можно даже держаться за край патрубка и преодолеть стремление насоса «выдать руку на гора». Любопытно, что плавающих у лампы рыб, потерявших голову от обилия света, можно брать руками. Такое поведение кильки вполне согласуется с положением академика И. П. Павлова животное реагирует не на все внешние факторы, а лишь на те, которые являются в данный момент сигналами возбуждения. По–видимому, в этом случае электросветовой сигнал преобладает над всеми другими раздражителями.

Для того чтобы обеспечить съемку под водой с прочного основания, наш механик прикрепил к всасывающей системе насоса пятиметровую трубу. Кинобокс с помощью шарнира устанавливался на свободном конце трубы. Фиксированное положение киноаппарата требовалось для того, чтобы впоследствии по кинограмме рассчитать скорость движения кильки, учесть время затухания или возгорания ламп, а также время возникновения концентрации рыбы. Кроме того, для экономии сил наблюдателей под водой на тросе была оборудована «посадочная» площадка — трапеция, похожая на цирковую. Она позволяла аквалангисту, свесив ноги, спокойно сидеть и наблюдать за происходящим.

Снимая под водой, мы были ограничены выбором сюжета и привязаны к единственному объекту — кильке. А вообще‑то подводная киносъемка — незаменимое средство для познания подводного мира. Наиболее выразительны и интересны подводные ландшафты, особенно вблизи скалистого берега. Здесь разнообразие рыб, растений, а на самом дне, правда не в Каспии, а в других морях, на подводных пляжах лежат красивые раковины, морские ежи или ползают крабы.

Особенно интересные съемки получаются в движении, когда пловец, перемещаясь над грунтом, держит в руках кинокамеру, мимо которой проплывают непрерывно меняющиеся подводные пейзажи. Предметы на киноизображении видны сначала смутно, но по мере приближения к ним постепенно проявляются их контуры, и, наконец, отчетливо различимые, они появляются в кадре. При этом хорошо ощущается расстояние до предметов и возникает эффект стереоскопичности киноизображения.

Удобное место для съемок — гроты и расселины скал. При съемке на просвет получаются замечательные силуэты скал, растительности и плавающих объектов.

А сейчас мы ведем ночную съемку. Закрыв лампы щитками, чтобы яркий свет не «забивал» изображения, мы в упор «расстреливаем» рыбу посменно двумя киноаппаратами. Нам удалось установить, что при использовании ламп с матовым покрытием концентрация рыбы уплотнялась и ее улов возрастал на 10—15 процентов. Увеличивался улов и при использовании затухающего света. Для этой цели пришлось применить реостат, который автоматически плавно изменял напряжение на лампе в пределах 110—50—110 вольт. При этом улов возрастал только при определенном соотношении циклов «нормальное горение — затемнение». Была также проверена одновременная работа двух рыбонасосов, отдаленных друг от друга на 20 метров. Удалось установить, что такое расстояние между светящимися точками недостаточно, так как при этом наблюдается некоторое взаимное отвлечение кильки светом. По предположению Никонорова это расстояние, видимо, следует увеличить до 40 метров.

На десятый день работы, когда патрубок насоса был опущен несколько глубже, чем обычно, а именно на 26 метров, я совершал обычное погружение вниз к киноаппарату. Со мной шел Виктор. Метрах в 20—22 я почувствовал щемящую боль в ушах и остановился, чтобы уравнять давление. Фыркаю носом в маску, чувствую облегчение и пикирую вниз. Резкая боль в правом ухе. Напрасно пытаюсь оттянуть шлем и впустить воду, его резина глубоко вдавлена в мои уши. Быстро всплываю, поддерживаемый Виктором, и на палубе сдираю с себя шлем. Из правого уха сочится кровь — разрыв барабанной перепонки. Вовсю ругаем плохую конструкцию гидрокомбинезона.

Причина полученной травмы проста. Изнутри к барабанной перепонке через носоглотку поступал воздух от легочного автомата- Снаружи через мягкую резину шлема на перепонку с такой же силой давила вода. Однако ниже глубины 20 метров эластичности уже изношенной резины не хватило, она так натянулась, что превратилась в жесткую преграду, препятствующую передаче наружного давления воды. Равновесие нарушилось, и при дальнейшем погружении барабанная перепонка оказалась поврежденной изнутри возросшим с глубиной давлением вдыхаемого воздуха. Обычно она разрушается при разнице давлений в 0,2 атмосферы и больше. У Виктора уши оказались прочнее или же шлем был лучшего качества. Но ему тоже на этот раз не повезло. На глубине, страхуя меня, он не успел поддуть воздух в маску, и она, подобно пиявке, вызвала кровоизлияние в глаз. Белок левого глаза стал ярко–красным. Вместе с Виктором мы теперь образовывали весьма колоритную группу. Разрыв перепонки — явление безусловно нежелательное, но, как оказалось, и не слишком тягостное. Промыв наружное ухо перекисью водорода, я изолировал его ватой, а через пять дней нырял.

Это было последнее ночное погружение. Под воду идем втроем Тусклые звездочки ламп с глубиной разгораются все ярче. Вокруг них в последнем хороводе движутся рыбные стада, загипнотизированные холодным сиянием. Ближе к центру стройная спираль смыкается, и, прощально сверкнув чешуей, рыбка за рыбкой исчезает в ненасытном чреве насоса. Зачарованные зрелищем, время от времени нажимаем на спусковой рычаг киноаппарата. И вот тут‑то и мелькнула поблизости огромная тень.

Стоп киносъемка. Словно сговорившись, разворачиваемся спинами друг к другу, вынимаем ножи. Снова тень. Ее размеры быстро сокращаются, и прямо на нас выскакивает и замирает от страха тюлень. Симпатичная, с усами морда, как у пса, глаза — бусинки, желтые хищные зубы и… ласты! «Здорово, коллега! Принимай гостей!» Но хозяин, забыв про этикет, со скоростью света рванулся вглубь. Следом мелькнула еще одна стройная фигура, по–видимому, хозяйки. Тюлени ворвались в освещенный круг по зову желудка — килька их любимое блюдо.

Разом очнувшись, начинаем жестикулировать. Олег похлопывает Виктора по лбу и показывает на киноаппарат. Виктор дергает за фотобокс, висящий у Олега на шее. Мне остается сигнальная веревка, и я передаю на корабль команду: «Увеличить напряжение!» Постепенно лампы разгораются ярче, и мы начинаем следующий этап наблюдений.

За две недели мы вполне обжили трапецию и чувствовали себя под водой совсем неплохо, исключая неудачную для меня и Виктора ночь.

В этой связи мне хочется упомянуть о выдающемся эксперименте, связанном с длительным пребыванием человека под водой, который был повторен и отечественными исследователями (подводный дом Института океанологии АН СССР и др.).

В сентябре 1962 года под руководством Жака Ива Кусто вблизи Марселя на дне Лионского залива в Средиземном море был установлен подводный «дом» на глубине 10 метров. В этом доме поселились два человека — Альберт Фалько и Клод Весли. Целую неделю, не выходя на поверхность, они находились в необычных для земных жителей условиях, проводя ежедневно по пять часов вне стен дома в обществе обитателей подводного царства. Подводный дом, внешне напоминавший перевернутую цистерну без колес, не был лишен некоторого комфорта Фалько и Весли имели возможность смотреть телепередачи, принимать горячую ванну, разговаривать по телефону. У них была библиотечка, радиоприемник и патефон. В цилиндрической стенке дома имелся открытый люк в виде широкой трубы, уходящей в воду, через который гидронавты могли входить по трапу в дом и выходить из него в море. С поверхности в цилиндр подавался воздух под тем же давлением, которое испытывает любое тело на глубине 10 метров. Благодаря этому вода даже через открытый нижний люк не могла вытеснить сжатый воздух и проникать внутрь дома. Общий вес оборудованного дома вместе со свинцовым килем составлял 5 тонн.