Пациент скорее жив - Ирина Градова

Распахнув дверь, Элеонора увидела на пороге двух мужчин, а не одного, как ожидала, и это поначалу слегка смутило актрису. Однако пару секунд спустя к ней вернулось обычное самообладание, и она произнесла глубоким, прекрасно поставленным голосом:

– Я ожидала, что придет один человек.

– Простите, Элеонора Степановна, – выступив вперед, произнес довольно высокий, стройный мужчина в дорогом светло-сером костюме. Его лицо выглядело моложавым, однако волосы были уже совершенно седыми. Очевидно, в молодости они были светлыми, а потому седина его не старила. Больше всего Элеонору поразили глаза этого человека – большие, ярко-голубые и пронзительные. – Я – Андрей Лицкявичус, со мной – мой коллега из ОМР, Павел Кобзев. Мне следовало предупредить, что нас будет двое.

Если этот мужчина, несмотря на привлекательную внешность, вызвал у Элеоноры некоторое опасение, то второй выглядел совершенно безобидно. Невысокий, но кажущийся крупнее из-за полноты и пышных бороды и шевелюры, в больших очках, Павел Кобзев походил на доброго дядюшку из романов Диккенса.

Впустив гостей, Элеонора проводила их в гостиную.

Одним быстрым взглядом окинув большую комнату, Андрей Эдуардович сразу же составил первое впечатление о ее хозяйке. Он никогда не был любителем драматического театра, предпочитая оперу, но все же Элеонору видел пару раз на сцене. Тогда это была женщина, пышущая здоровьем и умеющая захватить зал одним эффектным жестом или репликой. Теперь же актриса как-то… иссохла, что ли. Ну да, возраст. Тем не менее женщина явно старалась произвести на гостей впечатление – о чем говорили ее прическа и умелый, неброский макияж. Честно говоря, обитель актрисы, в прошлом столь знаменитой и любимой, могла быть и побогаче. Мебель, правда, оказалась не очень старой, но потолок кое-где облупился, ковер на полу, прижатый фигурными ножками низкого антикварного столика, выцвел, и рисунок на нем едва читался, а обои бугрились на стенах, словно под ними текли талые весенние воды. Прямо перед входом в гостиную, явно прикрывая дыру или торчащую электропроводку, висела большая картина с изображением сосновой рощи. Еще несколько картин, поменьше размером, украшали стены комнаты.

– Присаживайтесь, – проговорила Кочетова, театральным жестом указывая на два кресла-ракушки. Сама она опустилась на диван, красиво сложив стройные лодыжки вместе и скрестив руки на коленях.

– Спасибо, что согласились с нами поговорить, – поблагодарил хозяйку Лицкявичус.

– Честно сказать, не представляю, чем могу вам помочь, – покачала головой Элеонора. – Вы говорили, что это как-то связано с Александрой?

– Совершенно верно, наш разговор будет иметь непосредственное отношение к Александре Орбах.

– Как она? Последнее, что я слышала о Саше, она все еще находилась в коме…

– Пока ее состояние без изменений, поэтому нам и пришлось побеспокоить вас.

– Слушаю.

– Вы ведь хорошо знали Орбах?

Элеонора ответила не сразу, словно раздумывая, стоит ли откровенничать с малознакомыми людьми. Разгладила воображаемые складки на синем платье, и Андрей Эдуардович не мог не обратить внимания на то, какие красивые пальцы у пожилой женщины: пожалуй, они оставались единственным во всем ее облике, что время пощадило.

– Ну, – наконец заговорила актриса, – подругами мы не были, но приятельствовали уже лет, наверное, около пятидесяти.

– Значит, вы все знаете о ее семье, о личной жизни?

– У Саши не осталось никого, кроме пары-другой старых поклонников, в основном женского пола.

– Тем не менее, – продолжал Лицкявичус, – жила она не очень скромно.

– Что вы имеете в виду? – вопросительно подняла тонкие брови Элеонора.

– Из квартиры Александры Орбах были похищены картины, предметы искусства и украшения. Разве вы не слышали?

– Да-да, разумеется… – театрально прошептала Элеонора, столь же театрально заламывая руки, отчего затрещали старые кости. – Саша всегда была большой любительницей красивых вещей и скупала их тоннами, когда появлялась такая возможность. Она много снималась, а в то время только кино и позволяло заработать нормально. А еще возле Саши всегда было полно мужчин, которые дарили ей дорогие подарки. Если бы не тогдашние законы, поклонники вполне могли бы купить ей пару-тройку квартир, и теперь она жила бы, сдавая их и вообще не задумываясь о деньгах. Но в те времена, когда все зависело от прописки и каждый человек мог позволить себе иметь только одно жилье, об этом и помыслить никто не смел. Поэтому теперь, когда все другие источники доходов иссякли… а Саша никак не хотела отказываться от жизни, к которой привыкла… нажитое в свое время добро очень пригодилось. Я сама помогала ей пристроить несколько старинных украшений и меха, но потом она стала обращаться к другим людям. Возможно, это ее и погубило!

– То есть? – уточнил Лицкявичус.

– Ну, – повела плечами актриса, – одинокая пожилая дама в шикарной квартире, полной предметов старины, – лакомый кусочек для нечистых на руку людей.

Внезапно Элеонора всплеснула руками:

– Да что это я – совсем позабыла о правилах хорошего тона! Чай, кофе выпьете?

Павел взглянул на настенные часы и открыл было рот, собираясь отказаться, но Андрей ледяным взглядом остановил его.

– С удовольствием, Элеонора Степановна, очень мило, что вы предложили.

Старая актриса еще раз внимательно вгляделась в правильные черты сурового лица гостя. Его глаза, несмотря на учтивую речь, смотрели холодно: от прозрачного взгляда мурашки начинали бегать у нее по позвоночнику. Элеонора тут же пожалела о том, что предложила мужчинам выпить чаю, но – слово не воробей, как говорится! Поэтому, подавив глубокий вздох, она направилась на кухню, а Павел Кобзев засеменил за ней, услужливо предложив свою помощь.

Оставшись один, Андрей быстро прошелся взад-вперед по комнате. Удивительно, как женщины одного возраста и одной профессии могли быть такими разными – не только внешне, но и по уровню достатка. Он побывал в квартире Александры Орбах после того, как милиция составила опись похищенного: им тогда помогла именно Элеонора Кочетова. В сущности, у Андрея в том не было такой уж необходимости, но он нанес свой визит после того, как выяснилось, что Александра Орбах стала пациенткой больницы, в которой работала Агния.

Его мысль внезапно метнулась к женщине-анестезиологу. Агния отличалась от всех, с кем ему приходилось общаться и по работе, и вне ее. Казалось бы, обычная молодая женщина, мать, отличный специалист – но разве это делало ее особенной? В их первую встречу Агния показалось ему суетливой и настырной, а данные качества Андрей Лицкявичус презирал во всех людях, но в особенности не прощал их женщинам. Знакомство вышло, надо сказать, не из приятных[4]. Именно поэтому между ними с самого начала выросла стена взаимной неприязни. С его стороны эта стена разрушилась – постепенно, по кирпичику, и теперь от нее осталась только пыль да неприятный осадок в душе из-за того, что он так и не смог сделать Агнию своим другом. А ведь обычно ему легко удается очаровывать людей – почти всех!

Его взгляд вновь скользнул по стенам с картинами. Полотна, следовало признать, выглядели неплохо, но их качество и количество, естественно, не могло сравниться с теми предметами живописного искусства, что похитили из квартиры Орбах. Даже после того, как жилище ограбили, было совершенно ясно, что до взлома оно представляло собой настоящий музей. Судя по описи, параду художников, представленных в квартире Орбах, мог бы позавидовать каждый уважающий себя коллекционер. Старинная мебель, естественно, осталась нетронутой: воры точно знали, за чем именно лезут в дом. Исчезли только картины и драгоценности. А Элеонора Кочетова, судя по всему, никак не могла похвастаться большим достатком, несмотря на то что в свое время была, пожалуй, не менее знаменита, чем Александра Орбах.

Вдруг его внимание привлекло нечто, торчащее из-за большого платяного шкафа и аккуратно прикрытое куском бархатной материи. По всей вероятности, еще одна картина, почему-то не удостоившаяся чести быть повешенной на стену. Приблизившись, Андрей вытащил ее, откинул край материи, и его взгляду открылась пестрая кубическая неразбериха в сине-фиолетовой гамме. Лицкявичусу тут же вспомнился художник из «Клуба самоубийц» в «Приключениях принца Флоризеля» и его картина «Клетчатый». Парень в фильме был абсолютно уверен, что вполне понятно изобразил человека, которого видел, и надеялся, что здорово помог полиции. А они даже не смогли разобрать, мужчина это или женщина! Да, такое, пожалуй, и в самом деле не стоит вешать на стену, уж слишком оно не вяжется с классическими полотнами в квартире Элеоноры.

Андрей снова прикрыл картину бархатом и задвинул обратно. Он опустился в кресло как раз вовремя, чтобы вошедшие хозяйка и Павел застали его сидящим.