Не ходи, Эссельте, замуж - Светлана Багдерина

Восторг на хорошеньком личике принцессы поубавился.

Каменные кастрюли, топоры, мотыги с риском для жизни, и мясо-молочные буйволы в ее представления о райской идиллии с милым на необитаемом острове как-то не входили, а, войдя, не хотели там спокойно сидеть.

– И чем же завершились эти жуткие испытания? – несколько капризнее, чем собиралась, поинтересовалась она.

– На следующий день после крушения на пляж выбросило его корабль. И там он нашел всё необходимое для жизни на ближайшие сорок лет, включая сборно-щитовой домик, ассортимент переезжавшего хозяйственного магазина, свиней с козами, семена полезных растений, и всю команду, – с некоторым облегчением добрался до хэппи-энда лукоморец.

– На ближайшие сколько лет?! – в ужасе вытаращила глаза гвентянка, пропустив остальные подробности.

– С-сорок. Столько он там прожил, радость, – словно оправдывая свою собственную ошибку, развел руками Иванушка.

Эссельте оглянулась по сторонам, изучая придирчивым взглядом недружелюбные каменные россыпи, хмурые холмы и редкий кривоватый лесок с девственностью сомнительного качества, и уж точно не поддающийся какому бы то ни было возделыванию. Полное отсутствие даже самых захудалых пещер шарма их новому обиталищу не прибавляли. А мысль о том, что в ближайшие часы сюда может выбросить оставшийся где-то за горизонтом королевский флагман, просто приводила ее в безотчетную панику.

Нет. Лючинда Карамелли в одном романе слова «кремниевая сковородка» и «возвышенная любовь» никогда не употребляла. И она, Эссельте, дочь Конначты, тоже не собиралась это делать.

Принцесса нервно нахмурилась, комкая в длинных тонких пальцах край плаща.

– Я не хочу оставаться здесь и сорока дней, котенок мой. Я желаю жить среди людей, а не свиней, пусть и мясо-молочных. Мне нужен теплый уютный дом, а не пещера и не сарай. Представив, что мой дядюшка или его приближенные найдут нас здесь, я вся дрожу! И я люблю кушать то, что приготовили мои кухарки, а не семена всяких там растений… Всё. Решено. Сразу же, как только тут появится первый попутный иностранный корабль, мы уезжаем, мой отважный воин.

– Да, конечно, рыбонька. Надолго мы не останемся. Мы… мы… мы что-нибудь придумаем, – робко договорил Иванушка, под расплывчатым «мы», вообще-то, имея в виду свою спутницу, потому что идеи по приманиваю попутных иностранных кораблей к потерянному на просторах пролива Трехсот Островов клочку суши в голову ему приходить упорно отказывались. – Мы можем сесть в нашу лодку и плыть дальше, наконец!

– «Дальше» для таких скорлупок в нашем проливе очень скоро оказывается «глубже», дорогой, – ворчливо вздохнула принцесса с видом бывалого шкипера. – Такое впечатление, что ты ни разу не ходил не только в открытое море, но и по проливу… Не понимаю, как я могла согласиться на твою авантюру с яликом? Что только слепая любовь ни делает с вменяемыми людьми…

– Ты меня больше не любишь? – болезненно встревожился Иван.

– Люблю, солнце моё!.. – лицо принцессы прояснилось, глаза же наоборот заволокло туманом. – Разве я могу тебя не любить?

– И я тебя, радуга моя!.. – успокоился и блаженно просиял лукоморец. – А давай обойдем наши владения по берегу? Может, всё не так плохо, как казалось? В первую очередь нам нужно отыскать приют на ночь и что-нибудь съедобное. Серафима подняла меня бы на смех, если бы узнала, что…

– Серафима? – бездонные очи Эссельте в один миг превратились в две мрачные бойницы. – Кто такая Серафима?

– Это… это…

Иван с озадаченным видом потряс головой, помигал, и вдруг хлопнул себя по лбу.

– Это же одна моя знакомая! Старая! Если я делал что-то не так, она всегда очень любила надо мной подшучивать, подсмеиваться… подкалывать… издеваться…

– Какой ужас! – всплеснула руками принцесса. – Какая неоправданная жестокость! Ну и знакомые у тебя, мой чирок! И как ты ее терпел?!

– Но ведь это было давно, и неправда, зайка, – широко, слишком широко улыбнулся царевич, словно пытаясь отогнать какую-то беспокояще-навязчивую, как оса под шапкой, мысль. – По-правде говоря, я уже почти не помню, кто такая эта… Серафима… и какая она… хорошая… Или нет?.. Нет… не может этого быть… Она ведь была… была…

– Была? – ревниво подсказала Эссельте.

– Она была, – медленно и недоумевающе договорил Иванушка. – А теперь ее со мной нет. И давай не будем о ней больше? Я не помню ее, правда. Давай лучше спокойно и рассудительно поглядим на доставшийся нам остров?

– А если это не остров? – осенило вдруг Эссельте.

– Тогда мы пойдем вперед, моя белочка, и рано или поздно наткнемся на человеческое жилье! – обрадованно подхватил идею Иван. – Там нас покормят, укажут дорогу…

– Куда? – сухо поджала губки принцесса. – Если это не остров, значит, это или Гвент, или Улад, или Эйтн.

– Гвент, или что, или что?.. – недоуменно моргнул царевич. – Что значат эти два последних названия?

Эссельте непроницаемо взглянула на него, вздохнула неуловимо и отвернулась к лесу.

– Ничего, милый. Потом расскажу.

– Ну так пойдем, птичка моя?

– Да, конечно, – рассеянно кивнула гвентянка. – Прости мои капризы, сладкий мой… Просто сердце не на месте… отчего-то… Но ты такой умный! Нам действительно надо найти убежище и еду. План Друстана был переждать на острове время, пока нас не перестанут искать, а потом… потом…

Личико гвентянки закрыло легкое облачко смутного беспокойства и недоумения.

– Что потом, любимая? – встревожился Иван. – Тебя что-то печалит?

– Н-не знаю, милый… – Эссельте неуверенно и зябко пожала укрытыми плащом плечиками. – Просто я упомянула сейчас это имя… опять… и вдруг снова почувствовала… что-то странное… Будто заноза стальная… где-то глубоко… кольнула…

– Он посмел тебя обидеть, солнышко? – воинственно выпрямился во весь рост Иванушка.

– Нет, что ты, милый! Никогда! Друстан был очень добрым, заботливым, нежным, веселым, находчивым, внимательным, романтичным…

С каждым эпитетом лик солнышка хмурился всё больше и больше, пока при «романтичном» его окончательно не закрыла беспросветная дождевая туча.

– …только почему-то я выбрала тебя, утенок… – беспомощно договорила почти шепотом принцесса и в поисках ответа подняла на Ивана голубые глаза, наполненные слезами. – Наверное, потому, что я тебя люблю?.. и жить без тебя не могу?.. А этот Друстан… он… он… Ах, я вспомнила!!! Друстан! Так звали человека из моего вчерашнего сна! Я даже не помню, молодой он или старый, высокий или коротышка, красивый, как ты, или уродец… Просто имя запало в память отчего-то… И сон-то был какой-то нелепый, несуразный, про какого-то знахаря, который хотел куда-то убежать. Невразумительный сон, как кошмар… сумятица, неразбериха, суета… Ночные глупости. Ты же знаешь, как это бывает… А люблю я и вправду только тебя! Только тебя!

– И я! – просиял Иванушка. – И я тоже, кисонька моя!!!.. Я тоже тебя люблю! Больше всех на Белом Свете! Почему-то…

Спокойный и рассудительный осмотр своих новых владений их высочества продолжали недолго. Случайно обернувшись с вершины холма, покрытого зарослями цветущего вереска, где скоропостижно влюбленные пытались соорудить венки друг для друга, потому что это романтично, и так делают все в их состоянии, Эссельте вскрикнула. При звуке ее испуганного голоса Иванушка выронил свое творение, похожее больше на ершик для чистки бутылок, нежели на что-то, что хоть одна девушка в здравом уме согласится добровольно водрузить себе на голову, и выхватил меч.

– Что там? – зашарил он глазами по кустам, готовый не на жизнь, а насмерть рубиться с неведомым противником.

– Смотри! На море! – с выражением предельного отчаяния на лице принцесса ткнула унизанным колечками перстом в аквамариновые просторы.

– Корабль? – еще не видя цели, оптимистично предположил лукоморец.

– Шлюпка! Шлюпка с каравеллы моего отца!

– Это плохо?

– Это ужасно! Его люди схватят меня, и отвезут в Улад, чтобы выдать замуж за Морхольта!

– За… что?

– За уладское чудовище! Уходим скорее, пока они нас не заметили!..

Но, кажется, предосторожность несколько запоздала: не заметить на серо-зеленом склоне пологого холма метрах в пятидесяти от берега ярко-красное пятно эссельтиного плаща было невозможно, и люди в шлюпке побросали весла, повскакивали с мест и закричали что-то резко и отрывисто, указывая пальцами в их сторону. Потом, похоже, по команде кого-то в сером балахоне и с длинной бородой, снова бухнулись на банки и принялись грести с удвоенной энергией.

– Айвен, скорей, я тебя умоляю!..

Но лукоморца не надо было уговаривать.

Схватив предложенную Эссельте руку, он кинул меч в ножны, и они опрометью помчались с косогора вниз.

Путаясь в юбках, цепляясь ими за все попадающиеся на пути ветки и колючки, подворачивая ноги на каблуках, испуганная не на шутку гвентянка бежала рядом с возлюбленным. Но, непривычная к таким экзерсисам, задыхаясь и замедляясь с каждым метром все больше, она запнулась о камень и растянулась на траве, уронив рядом за компанию и Ивана. Тот мигом вскочил на ноги и нетерпеливо протянул даме сердца еще и руку.