Неучтённый фактор - Олег Маркеев

— Я — неучтенный фактор в ваших раскладах, — прошептал он.

И устало закрыл глаза.

Ретроспектива

Объект "Николина пустынь"

Странник

Максимов следил, как важно жужжащая пчела барражировала над букетиком полевых цветов.

Вода в стакане замутнела, солнечный свет, проходя через нее, приобретал нежно-кремовый тон. Он мысленно прикоснулся к ребристой стенке стакана, пальцы непроизвольно дрогнули. Ощущение пробежавшего по ним тепла было таким острым, что он невольно потер их друг о друга, пытаясь избавиться от наваждения.

Яков проследил его взгляд, успел заметить непроизвольное движение пальцев и, откинув голову, засмеялся .

—  Поживете у нас еще немного, перестанете удивляться элементарным вещам.

—  Яша, не сватайте, не выйдет.

 Максимов откинулся на подушку, вытянул раненную ногу. Второй день он не ощущал ноющей пустоты в том месте, где должна быть рана. Даже шрама не осталось.

Тогда же вечером, чудом вытащив из з а г о н а, Яков приволок его сюда, в самую чащу Черного леса.

 Сквозь пелену бреда Максимов запомнил склонявшиеся над ним лица, потом очень четко увидел по-женские тонкие пальцы, плавно скользящие над его окровавленной ногой. Они без боли вошли в рану, ему показалось, дошли до самой кости; женщина, он был уверен, что это была женщина, хотя не видел ее лица, вытащила пулю, сдавила края раны, потом резко стерла бордовую сукровицу, заляпавшую все бедро до колена, и —  не осталось ни раны, ни шрама, только тупая пустота там, куда вошла пуля.

— Болит? —  спросил Яков.

—  Нет. Даже не дергает.

—  Отлично.

 Пчела возилась между цветами. В луче света кружились звездочки пылинок. От бревенчатых стен исходил томный запах разогретого солнцепеком дерева.

Яков машинально пощипывал бородку, в темных глазах мелькали лукавые бисеринки. Одет он был, как тогда, на опушке, в холщовый костюм “а-ля граф Толстой на пахоте”: домотканную рубаху-косоворотку и просторные штаны.

«И не скажешь, что кандидат всех наук сразу, — иронично улыбнулся Максимов. — Но, что спаситель человечества, видно невооруженным глазом».

— Обратите внимание, практически все без исключения тираны стараются искоренить разнообразие в мыслях, чувствах, верованиях и даже в одежде своих подданных.  — Яков оживился. — Почему?

— Чтоб было, как в армии, — проворчал Максимов. — Тоже мне — бином Ньютона.  Как выражался прапорщик Перевертайло: «Чем тупее боец, тем дальше едет танк».

Яков закинул голову и зашелся переливчатым смехом.

Максимов продолжил голосом великомудрого старшины батальона:

— У шибко умного прапора боец в одной портянке ходит. Хорошему командиру книжки читать некогда. У меня с товарищем генералом один размер головного убора, это вам о чем-то говорит?

Отсмеявшись, Яков вытер глаза.

— Частично ты прав, Максим. Чем примитивней объект, тем проще процесс управления. Власть по сути своей хищна. И как всякий хищник знает только два состояния: активный поиск пищи и послебобеденная сытая нега. Больше чем нуно для удовлетворения  своих потребностей власть никогда делать не будет. Разве что при угрозе личной безопасности. Власть узурпировала право управлять, но постоянно лениться выполнять свои социальные обязанности. И поэтому сознательно оглупляет подданных и ограничивает разнообразие. В результате общество стремительно деградирует. Это рыба гниет с головы. А человеческое сообщество гниет и с хвоста, где концентрируется эволюционный шлак, и с “головы”,  куда пробились “лучше представители народа”.

— Мы для них эволюционный шлак?

— Много хуже. — Яков задумчиво покачал головой. — В начале Катастрофы начался исход из больших городов. Люди бежали в сельские районы, спасаясь от угрозы техногенных аварий. Конечно же, они потащили за собой всю муть, накопленную в грязи мегаполисов. Какой опыт общежития имели наши люди? Зоны, казармы да общаги. Плюс опыт индивидуального рая в евростандартной клетушке в бетонном термитнике. То есть опыт ада. В большинстве “вольных” поселков жизнь быстро превратилась в ад. Частично я поддерживаю власть, бросивших войска против этих клоак  зла. Мера хищности и насилия одних и рабской зависимости других в условиях дикой природа превысила все разумные нормы. Не поверишь, но кроме физических наказаний, в поселениях стали практиковать человеческие жертвоприношения.

Яков бросил на Максимова пылитливый взгляд. По напряженному лицу понял, Максимов видел это своими глазами.

— Только с “эскапистами” ситуация диаметрально противоположная.

— “Эскаписты” это мы?

— Да. Те, кто сбежал в собственный  мир. Вы унесли с собой очень важные видовые характеристики. Они срочно потребовались власти, и она всеми силами пытается вернуть беглых.  Акции против “диких” поселков служат только оправданием и прикрытием охоты на вас, эскапистов.

— У них там, что,  дефицит в кадрах образовался?

— В некотором смысле, да.

Пальцы Якова вновь зашуршали в рыжей щетине.

— Вас не просто сгоняют с обжитых мест. “Эскапистов” селят в особых резервациях. Расположенных в особых зонах.

— С особым режимом?

— Нет, режим обычный.  Если точно, его вообще нет. Уклад ничем не отличается от того, к которому вы привыкли. Только выходить за границы зоны категорически запрещено.

— Тогда понятно, почему люди встречают  э т и х  вилами.

Яков помолчал, скосив глаза на бьющуюся о стекло пчелу.

— Новые поселения находятся в зоне геомагнитной активности, — тихо произнес он. Затаился, ожидая реакции Максимова.

Яков встал, распахну окно и выпустил пчелу.

— Оставайтесь у нас, прошу вас.

 Он не повернулся к Максимову, но тот отметил, какой ж д у щ е й стала спина Якова.

—  У вас без меня хватает психов. —  Он знал, что сейчас по лужайке прогуливается стайка в цветастых одеяниях, Яков, наверняка, смотрел на них.

—  Это не психи. Не надо так. Психические отклонения у этих людей есть, согласен. Их можно считать больными, если вам так удобнее. Мы их называем        "нави". Это корректней и с человеческой, и с научной точек зрения. "Нави" —  это пророк и сумасшедший, арабский вариант русского "блаженного". Им дано предвосхищать многое, о чем мы в своем здоровом бесчувствии и не подозреваем.

—  Пытаетесь прогнозировать будущее?

—  Уже умеем. Есть два пути. Первый —  изучать опережающую реакцию социума. Через анализ кривых самоубийств, преступности, помешательств, рождаемости, короче, всего, что поддается качественно-количественному анализу, можно с большой долей вероятности прогнозировать возможные изменения в социуме. Второй путь —  попытаться интерпретировать бредообразования "нави". Мы лишены возможности изучать социум, не то время. Да и в прошлом это позволялось с великим скрипом. Зато нашим методикам работы с "нави" нет аналогов. Как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло.

—  Зачем ты мне это рассказываешь, Яков? Я и так слишком многое о вас знаю. Знание в чужих руках — опасно.

— Знание опасно тем, что оно обязывает к действию. —  Яков повернулся и присел на подоконник. Черные буравчики глаз скользнули по лицу Максимова. — Ты сегодня проснулся с ощущением, что пора уходить. А сейчас впервые за две недели подумал об этом месте, как об о б ь е к т е. Можно поздравить, опять стал самим собой.

—  И на хрена я вам такой нужен?  «Да здравствует нерушимый союз киллеров и хилеров! Голосуйте за блок экстрасенсов и экстремистов!»

— Хм!  — Яков широко, по-детски открыто улыбнулся.

— Вот тебе и "хм"!

Яков присел на соседнюю кровать.

—  Мы протестировали тебя всеми возможными и невозможными способами.

—  Пока я без памяти валялся? —  покосился на него Максимов.

—  И тогда, и после. Сенситивность повышена, упреждающее отражение не хуже, чем у "нави", ресурс выживания —  выше нормы. Самоустановка на действие слому не поддается.

—  Что еще?

—  Остальное —  несущественные детали. Тебе неприятно?

— Почему? Вы же мне жизнь спасли. В ноге ковыряться можно, а в голове —  нельзя? Тем более, вы бы все равно не удержались, даже если бы я был против, так?

—  Думаю, да. —  Он пощипал бородку. Взгляд стал острым, черные буравчики впились, дойдя до самого дна. — Окончательно решил уйти?

—  Да.

—  Уйдешь завтра. Сейчас мы пойдем с тобой в одно место. Правильно подумал — в бункер. Пора тебе кое-что показать.

—  А что скажет ваш "первый отдел"?

—  Наш "первый отдел", ну и словечко, да ? Они в полном составе вторую неделю пьют водку на дальнем озере. Миряться с теми, кто чуть не вторгся на нашу территорию. Все чуть не вышло по пословице: “Паны деруться, а у холопов чубы трещат”. — Яков подумал немного и добавил: — В Москве еще драка идет, а у нас уже мир, дружба и боевое товарищество.